Мы выплыли на поверхность, не веря собственным глазам. Первое столкновение было выиграно. Надев маску противогаза, мы с турком Мардину схватили сброшенный нам канат и поднялись на палубу. Остальные пассажиры пока что должны были остаться на "Наутилусе". Впрочем, маски оказались излишними. Ветер уже выдул газ. Некоторые пораженные им моряки, спрятавшиеся в трюмах, куда попало мало снотворного средства, начали подавать признаки жизни. Я ходил среди поверженных врагов, проклиная свирепость пиратов, которые не оставили ни одного живого неприятеля, чтобы я мог его допросить. Тем временем, Ансельмо телеграфировал на "Святую Лючию" сообщение о победе. Я осматривал трупы, пытался обследовать вещество, из которого были изготовлены скафандры. Рецептура пластмассы, по-видимому, была превосходной, но вот пошив был исключительно паршивым, словно бы изготовление космической униформы поручили детворе из начальной школы на уроках ручного труда. А кроме того, от "рыцарей космоса" воняло так, словно бы последний раз они мылись во время пребывания в Магеллановом Облаке. Мертвая и глухая "тарелка" все время висела над "Генриеттой". Ко мне подошел Павоне. – Заглянем туда, шеф? – предложил он, указывая на висящую веревочную лестницу. * * * Я видел много кинофильмов на космическую тему, так что был готов к различным особенностям, но увиденное внутри диска удивило меня гораздо сильнее, чем "Чужой". Попытайтесь представить размещенную внутри корпуса гоночного "порше" кабину проржавевшей русской "победы". Устройство, которое когда-то было продумано даже с изыском, носило следы сотен переделок, из контрольных экранов работал только один, по всей дине склеенный какой-то мазью; двигатели, правда, работали, все время удерживая машину в постоянном положении, но ежеминутно автоматически покашливали. Из двух орудий одно, похоже, давно уже было сломано. Не горела половина контрольных лампочек, судя по покрывавшей их пыли, никто их не менял; радиостанция молчала. Оглушенный пилот в потертом индейском домотканом пончо, висел в кресле с поломанной спинкой. Перед ним я заметил карту, на которую были нанесены позиции наших двух судов. Одна была семичасовой давности, когда "Святая Лючия" отозвалась в первый раз, затем очередные – через каждый час. Выходит, пришельцы, пускай и небрежные грязнули, должны были располагать вполне исправным пеленгационным оборудованием. Рядом с парой действующих устройств, назначение которых с первого раза было сложно угадать, я заметил десяток логовищ, венком окружающих кабину управления, а мои ноздри зарегистрировали плотную вонь кактусового пульке, соединенную со смрадом мочи и фекалий из переливающейся параши. Про шастающих повсюду насекомых не будем и говорить. Неужто это означало, что мы встретились какой-то невероятной цивилизацией грязных нерях? В кабину заглянул Вайгель. Я указал ему на лежащего без сознания пилота. – Забирай его вниз и позови к нам турка. Может он и докумекает, как все это действует? Тогда мы могли бы нанести визит в их центр раньше, чем они ожидают. Тем временем Лино присел возле какого-то шкафчика откуда вытащил целую охапку покрытых жиром бумаг. – У этих уродов имеются испанские карты. Причем, всего мира! Что касается меня, то я сконцентрировался на устройствах управления, разыскивая источник энергии и навигационную аппаратуру. В какой-то момент я обратил внимание на ящичек под стеной; в его маленьком окошечке в одинаковом темпе перескакивали пурпурные символы – возможно, то были их цифры? В то же самое время все работающие контрольные лампочки начали зажигаться и гаснуть в ускоряющемся темпе. Я отметил, что устройство никак не было соединено с пультом управления и удивительным образом напоминало мне… – Ходу! – заорал я всем нашим. – Это, явно, какое-то устройство самоуничтожения. Повторять было не нужно. Лино схватил охапку карт и прыжком направился к входу. Вайгель со своим живым грузом уже спустился вниз, а Идрис поднимался к нам и находился на средине лестницы. – Беги! – крикнул я турку и всем остальным, которые задрали головы. – Все в укрытие. Сейчас эта штука взорвется! Словно бы в знак подтверждения моих слов, изнутри тарелки раздался пронзительный сигнал; не колеблясь более, я спрыгнул с лестницы в сторону, Лино за мной. Мы на местр разминулись с релингом, удачно падая с подветренной стороны "Генриетты". Но еще до того, как долететь до воды, я услышал над собой чудовищный взрыв. Инстинктивно, я нырнул, как можно глубже, направляясь в сторону нашей подводной лодки, колышущейся на волне неподалеку от галеона. Тарелка тем временем взорвалась. В течение какого-то момента она была похожа на олимпийский огонь в Сиднее, но через мгновение горящая машина грохнула на "Генриетту". Рухнули мачты, корпус пробил палубу, достав до трюма. А там горящие обломки попали на бочонки с порохом. Мощный разрыв расколол судно пополам. На мгновение корма встала дыбом, но потом погрузилась в море образуя чудовищный водоворот. Еще какое-то время вокруг нас валились сверху обломки летающей тарелки и нашего корабля. Какой-то обломок раскаленного металла рассек мне бровь… Отовсюду были слышны крики раненых и тонущих. Оставшиеся в сознании пытались спасти тех, кто все еще был под действием снотворного газа. Чаще всего – безрезультатно. Доктор де Лис стоял на носу "Наутилуса", махая мне, чтобы я побыстрее очутился на подводной лодке. Вопросом короткого времени было появление акул. Но если бы все пережившие крушение галеона последовали моему примеру, "Наутилус" такой перегрузки не выдержал бы… По счастью, на горизонте появились белые паруса "Святой Лючии", спешащей на спасение немногочисленным оставшимся в живых морякам с "Генриетты". 12. Последний берег Результат нашей стычки, несмотря на кажущийся успех, оказался трагичным. Из всего экипажа "Генриетты спаслось всего двадцать семь моряков и пассажиров – погибли храбрец Жан, суеверный канонир Андре и рулевой Арман – молодой, постоянно кипящий радостью жизни. Боцман Вайгель, хотя и раненный в ногу, остался в живых и не выпустил из рук бессознательного пилота Серебристых. Спасся, благодаря своему невероятному счастью, и Фруассарт, которого из самого центра огненной бури вытащил верный Эбен. Наибольшей потерей для экспедиции, вне всякого сомнения, была утрата Идриса Мардину. Изобретатель принадлежал к исключительной категории незаменимых людей. Пропали практически все оснащение и оборудование. На "Святой Лючии" остался один пулемет и немного взрывчатки. Помимо того, сохранились семь противогазов, два стеклянных доспеха, несколько бандолетов, автоматы, размокшие карты, которые Лино забрал из тарелки; две подзорные трубы, какие-то лекарства… Но, что граничило с чудом, в живых осталась вся девятка, которая, по мнению Гомеса, должна была сыграть решающую роль во всей экспедиции. Опасаясь последующих атак, капитан Гренель как можно быстрее направился к берегу. Большинство из нас подозревало, что днем наверняка появятся вражеские разведчики, изумленные и разъяренные по причине утраты тарелки. На палубе брига было запрещено разжигать какие-либо огни, так что мы плыли в тишине, погруженные в бархатной темноте. Стоящий на носу аравак Мигель заявлял, что чувствует близость берега. Наш пленник – индейский пилот летающей тарелки – быстро пришел в себя, но на все задаваемые нами вопросы только издевательски скалил зубы. С тяжелым сердцем, под согласным напором всех товарищей, я согласился на то, чтобы подвергнуть его пыткам. Безрезультатно! Ни вырывание ногтей, ни раздавливание яиц, которое провел Ансельмо, который явно имел склонность к профессии живодера, не произвели на индейце особого впечатления. Он не отвечал на вопросы, которые задавали ему по-испански или на различных индейских диалектах, известных Мигелю. Пленник даже не дал познать по себе, что знает nahuatl, родной язык ацтеков, которым, понятное дело в довольно ограниченном объеме, владел отец Гомес. В конце концов, когда мы, устав, прекратили расспросы, а padre из чувства жалости дал пленнику воды, пилот сам заговорил по-испански: – Вы все и так не доживете до завтрашнего заката солнца! Тут он рассмеялся, скрежетнул зубами, сглотнул слюну. И тут же странные конвульсии потрясли им, под конец он выгнулся, пару раз еще дернулся и скончался. – Похоже, у него во рту был спрятан какой-то яд, – заметил вызванный слишком поздно Амбруаз де Лис. – Если он его имел, то почему не проглотил его сразу же, щадя нам усилий, а ему – страданий? – спросил я. – Вы, иль Кане, не знаете местных индейцев, – заметил отец Педро. – Наверняка ему хотелось показать нам, что он презирает всяческие страдания и причиняемую ему боль. Но последние слова пилота привели к тому, что я решил не ожидать, а как можно скорее пересесть на "Наутилус", подплыть на нем к берегу и там укрыть наш маленький экспедиционный корпус. Если бы в течение ближайших суток никакого нападения не было бы предпринято, мы продолжили бы поход до самого устья Рио-Гранде по морю; в противном случае, нам оставалось бы гораздо более сложное тайное перемещение по суше. Благодаря захваченным картам, среди которых, к изумлению Фруассарта, очутилась сделанная от руки копия Атласа Джоао Тейшеры, содержащая массу сведений, предназначенных исключительно для монархов, для просты же моряков недоступных; мы, более-менее, знали, где искать командный центр врага – все авиамаршруты, вычерченные на одной из сохранившихся карт, сходились в дикой и пустынной возвышенности к западу от Колорадо. * * * Только начало светать, когда, плывя на "Святой Лючии", мы очутились на расстоянии броска копьем от мангровых зарослей, где море переходит в сушу. Нигде не было видно следов людских обиталищ, никаких костров, ни малейшей струйки дыма. Ночные птицы лениво насыщались, не обращая на нас никакого внимания. Мигель, облизывая собственный палец, который он то и дело погружал за борт, почувствовал устье реки на вкус. Туда мы решили войти на нашей подводной лодке. Оставив бриг в узком проливе между рифами, мы проплыли на "Наутилусе" на другой берег этого лимана, углубляясь в речные тоннели, тянущиеся посреди запутанных мангровых зарослей. Мы решили остановиться на день в подобном убежище. Конечно, можно было удалиться еще больше от берега, но нам не хотелось терять визуального контакта с судном. Тем более, когда постановили, что по причинам безопасности решили решительно прекратить какую-либо телеграфную связь. В соответствии с видениями падре Гомеса, в "Наутилусе" очутился экипаж из девяти человек: Лаура, капитан Фруассарт, доктор Амбруаз де Лис, Лино Павоне, Ансельмо, Эбен, аравак Мигель, священник и я. Туда мы перенесли немного оружия, одежды, деньги и карты. Правда, капитан Гренель считал, что страх перед нападением Серебристых с нашей стороны совершенно преувеличен, но на всякий случай согласился спустить на воду шлюпки и эвакуационные плоты, чтобы, в случае чего, "Святую Лючию" можно было бы быстро покинуть. Направляясь к берегу, "Наутилус" опустился на глубину в десять футов. Вода здесь была мутная, так что вовнутрь сквозь окошки из толстого стекла попадало очень мало света. По вполне очевидным причинам я выключил и внутреннее освещение, так что если бы в зарослях таились какие-то спрятанные наблюдатели, никто из них не сориентировался бы, в каком направлении мы идем. Оплывая корни мангровых деревьев, осматривая снизу многочисленных в этой округе кайманов, так мы проплыли в глубину суши около четверти мили. Здесь мы выкачали из балластных цистерн большую часть воды, так что рубка "Наутилуса" поднялась на поверхность. Обложенная ветками и грязью она могла походить на тушу каймана. Дополнительно, от возможных воздушных наблюдателей нас отделял густой балдахин из веток, так что я, без колебаний, открыл люк, и тут же болотные запахи проникли вовнутрь. Пробуждался день – бодро отзывались птицы, но, если не считать их, болота оставались спокойными и безлюдными. Животные вели себя так свободно, словно бы не имели неприятных контактов с людьми: то мимо нас мелькнула ядовитая водная змея, то на нос нашей лодки влезла любопытная ондатра. Благодаря подзорной трубе, мы могли наблюдать за стоящим на якоре в проливе между двумя островками бриг, настолько слившийся с растениями, что мы его едва видели. Шло время. В кабине подводной лодки было тесно, так что мы охотно менялись на наблюдательном посту; по счастью, вездесущая сырость, тень и ветерок с моря как-то смягчали полуденный жар. Впрочем, вместе с уходящим временем, все больше пассажиров решалось выйти наверх, так что через пару часов в "Наутилусе" остались только священник и Ансельмо, который рядом с испанским padre чувствовал себя безопаснее всего. Пришел час дня, потом и два. Над побережьем царил ничем не нарушаемый покой. Даже у меня первоначальное напряжение сменилось сонной ленью. – Говорю вам, не прилетят они, – утешал всех Ансельмо, выставив из люка свою круглую голову. – Они же даже не знают, кто сбил это летучее чудище. Впрочем, если они хотят нас искать, им нужно осмотреть тысячи квадратных миль. – Если они зарегистрировали вспышку электрического света в Мон-Ромейн, в отдаленной Европе, то, думаете, они прошляпили бы фейерверк на собственном заднем дворе? – Скажите-ка, лучше, маэстро, что станем делать, если они не появятся до ночи? – спросил Фруассарт. – Под прикрытием темноты вновь проплывем немного на запад, а днем спрячемся. Только надежды, что нам дадут покой, оказались напрасными. Где-то за час до захода солнца мы услышали тихий, а затем с каждой минутой становящийся громче, рокот. На сей раз прибыл летающий аппарат, не похожий на нам уже известные, более всего он походил на гидроплан. – Погружаемся! – прошипел Ансельмо, и все мои путники, один за другим, стали исчезать внутри "Наутилуса". – Давайте чуточку обождем, поглядим… – успокаивал их я. Гидроплан медленно летел вдоль линии побережья, довольно низко. Нас искали, шельмы. Выявить местоположение "Святой Лючии" не заняло у них много времени. И тыт мы сразу же убедились в то, что летающий аппарат не прибыл сюда с целью установления контактов между цивилизациями. Первая отстреленная торпеда прошла мимо корпуса брига на пару дюймов. В ответ Фушерон открыл огонь. Машина Чужих свечой выстрелила в небо, какое-то время могло даже казаться, что они улетают. Но нет. Гидроплан сделал круг и, пикируя, выстрелил очередную торпеду. На сей раз оказавшуюся точной. Бриг тут же окутался языками пламени. Замолк трудолюбивый "идрис". Я увидел людей, скачущих в воду, пытающихся уплыть на шлюпках. Я сообщал обо всем увиденном Лино, который повторял все собравшимся в лодке. – Черт подери! – кипел Фруассарт. – Мы обязаны им помочь. – Единственное, что мы можем сделать, это пережить налет, – ответил я ему. Моряки на веслах, пытаясь избежать смерти, спешили, одна из шлюпок опасно завернула в сторону суши. В нашу сторону! Что это было: глупость или паника? С ужасом размышлял я над тем, что сделают наши враги: начнут ли они стрелять в спасавшихся или же вылавливать их, чтобы совершить над ними чудовищный ритуал? Тем временем квази-гидроплан развернулся еще раз и, летя над самой поверхностью воды, открыл люк сзади, из которого начали выскакивать Серебристые на аппаратах, несколько напоминающих современные водные скутеры. С ревом моторов они помчались к шлюпкам и начали поражать гребцов из короткоствольного оружия, которое выстреливало, как я узнал впоследствии, небольшие стрелки с ядовитым алкалоидом, вызывающим мгновенную потерю сознания. С каждым мгновением они все больше приближались к прячущим нас зеленым зарослям. – Погружаемся! – принял я решение и захлопнул люк. Мы открыли отверстия балластных резервуаров. Через мгновение мутная вода закрыла иллюминаторы. Мы спустились на глубину в пять метров, настолько хватало наших вентиляионных трубок. Там мы собирались ожидать конца воинской операции. Сердце разрывалось во мне при мысли о судьбах наших товарищей, только наша миссия была важнее. Хотя – а как могла она закончиться? Громадная диспропорция в силах, а отступление вообще отрезано… Время шло, под водой делалось темнее, в том числе и по причине наступающей ночи, но, благодаря стетоскопу, приложенному к иллюминатору, я слышал кое-какие наружные отзвуки: случайные выстрелы, все более близящийся рев водных скутеров, чуть ли не прямо над нами. В конце концов, когда нас охватила полная темнота, я заметил неподалеку вспышки электрического света. – Нас могут искать, – буркнул вполголоса Лино. – Не знаю, насколько хорошие у них прожекторы, но я советовал бы опуститься ниже. Мы открыли клапаны до конца. "Наутилус" тут же стал опускаться. Возможно, быстрее, чем следовало. Лаура издала перепуганный крик. Я считал, что мы опустимся, самое большее, на тридцать футов. Но устье реки оказалось гораздо более глубоким. Стрелка примитивного манометра перескочила уже вторую атмосферу, указывая на то, что мы уже ниже тридцати пяти футов и погружаемся все ниже. 38, 39, 41, 44… Стало слышно опасное потрескивание древесины, из которой была изготовлена лодка. Вообще-то Мардину утверждал, что конструкция выдержит две с половиной атмосферы, но вот что могло случиться при большем давлении?… На глубине в сорок пять футов мы наконец-то ударились в дно. И, похоже, с большой скоростью. – Возблагодарим Господа, – прервал тишину Гомес. Лино был более конкретен. – И насколько долго хватит нам воздуха, маэстро? – спросил он. – Думаю, где-то на час, – ответил на это я. Только душно начало становиться уже после истечении половины этого времени. Ну а еще через четверть часа большинство пассажиров решительно потребовало поднять лодку, по крайней мере, до такого уровня, на котором станет возможной вентиляция. Я уступил, тем более, что больше никаких световых вспышек никто из нас не наблюдал. Мы переключили передачу и дружно нажали на педали. Так вращали их добрую минуту. Лодка даже и не пошевельнулась, не отреагировали и манометры. – Что происходит? – спросил доктор де Лис. – Опасаюсь, – ответил я, стараясь сдержать дрожь голоса, – что наши насосы слишком слабы, чтобы выдавить воду из резервуаров.