— Пусть земля будет ей пухом, — глотая слезы, дрожащим голосом произнес Ибрагимов, — ты уж прости старого татарина, что не уберег нашу голубу… Вероника не выдержала и, рыдая, бросилась к старику. Ибрагимов молча обнял девушку и нежно погладил ее по белокурой головке. — Что же делать, дочка, — утешал старик девушку, — все мы там будем, кто раньше, кто позже… Вероника, утерев слезы, прошла в комнату. Татарин и Вадим направились вслед за ней. В комнате воцарилась тишина, разговор не клеился. — Помянуть бы надобно, — тихо произнес старик. — Что? — не поняла Вероника. Татарин откашлялся. — Я говорю, — виновато повторил он, — помянуть бы надо покойную, по обычаю. Вероника растерянно посмотрела на мужчин. — А у нас, наверное, нет ничего… Вадим, сообразив, наконец, в чем дело, подхватился. — Я сейчас схожу, — сказал он. — Где тут у вас… Вероника пожала плечами. — Я не знаю, — виновато прошептала хозяйка. Вадим улыбнулся, чтобы приободрить сконфуженную девушку. — Ничего, я найду, — успокоил он ее и, накинув куртку, собрался уже уходить, но дворник его остановил: — Зачем искать? Все есть! Ибрагимов прошел на кухню и, достав из кармана бутылку водки, поставил ее на стол. Потом порылся в другом кармане и вынул несколько больших картошин — последнее, что у него осталось. * * * Разговор между мужчинами был долгим. Уже светало, а старый татарин все изливал свою душу молодому человеку. Вадим почти не пил, а только подливал собеседнику, который, впрочем, тоже знал меру и понемногу прихлебывал из стакана. Вероника, свернувшись калачиком, давно спала на кровати. Вадим настоял на том, чтобы она пошла отдыхать, пообещав, что займет гостя. У них с Ибрагимовым завязался довольно интересный разговор о странной преждевременной смерти бывшей хозяйки этой квартиры. — Ты, я вижу, — вздохнул старик, — хороший парень, только смотри не обижай Веронику. Она мне, как дочка родная. Я ее во, — старик показал рукой расстояние от пола, — с каких лет знаю, на глазах у меня выросла. — Ибрагимов отхлебнул из стакана. — Плохого ничего не скажу, одно только хорошее и доброе. — Да, — задумчиво произнес Вихрев, не желая отвлекаться от разговора о самоубийстве. — Так говорите, не нравится вам все это… — А кому понравится, — ответил дворник, — когда хорошие люди ни с того ни с сего умирают. — А почему вы думаете, батя, что ни с того ни с сего? — насторожился Вихрев, глядя на старика. Старик выглядел глуповато, но глаза, отметил про себя Вадим, были умные, с какой-то искоркой хитрости и лукавства. — Каждый мать думает о своем ребенке, — многозначительно произнес Ибрагимов, громко шмыгнув носом, — даже зверь защищает свой детеныш, а Надежда Макаровна была для Вероники, что мать! — А это при чем здесь? — Э-э, — погрозил пальцем старик, прищурив один глаз, — она будет жить и заботиться… Речь старого человека с каждой минутой становилась все менее разборчивой, появилась агрессивность, но не по отношению к собеседнику, а к кому-то за окном, в темноте. Старик встал, нетвердой походкой подошел к подоконнику и оперся на него. Он говорил, энергично размахивая руками, вспоминал хорошего участкового, проклинать плохую милицию, которая допрашивала его, но он не сказал ей про серебристый «Мерседес» номер двадцать, двадцать, двадцать… Потом татарин тыкал пальцем в стекло, указывая на фонарный столб, возле которого должна была лежать Надежда Лефтова, грозил и плакал… Вихрев понял, что старика пора проводить домой. Он взял дворника под руку, прихватил недопитую бутылку, чтобы дед с утра опохмелился, и, спустившись с ним вниз, отвел Ибрагимова домой спать… Глава 7 Вадим проснулся от запаха чего-то жареного. Он открыл глаза и сразу не сообразил, где находится. Он привстал в кресле, в котором проспал несколько часов, и увидел вошедшую в комнату Веронику. Вадим сразу все вспомнил: он не в Москве, а приехал к Сашке Бурову и совершенно случайно попал сюда, к этой симпатичной доброй девушке. Вероника стояла перед ним, аккуратно причесанная, в легком домашнем халате, который подчеркивал ее прекрасную стройную фигуру. Вчера Вадим как-то не обратил на это внимания, то ли было не до того, то ли она была в другом, более свободном одеянии. Девушка стояла перед ним и, сконфузившись, улыбалась своей очаровательной улыбкой. — Вы уже проснулись? — тихо спросила она. Вихрев, сидя в кресле, выпрямился. — Кажется, да. — Вы уж извините меня, — промямлила Вероника, слегка покраснев, — нехорошо как-то получилось вчера… Я даже не постелила вам… — Все нормально, Вероника, — серьезно проговорил гость, — я, если сказать по правде, не очень-то люблю спать в постели, предпочитаю кресла. Девушка недоверчиво покачала головой. — И дома тоже? — Ну, дома… — Вот видите, — расстроилась хозяйка и виновато опустила белокурую головку. Вихрев бодро встал и, подойдя к девушке, по отечески обнял ее и легонько похлопал по плечу. — Да мне и некогда было отдыхать, — успокоил Вихрев Веронику, — мы с Ибрагимовым совсем недавно расстались, говорили по душам. Вероника вздохнула: — Еще и Ибрагимов… — Да все в порядке, — произнес Вадим и, чтобы сменить тему разговора, весело спросил: — А что там у нас в столовом отсеке корабля? Девушка вдруг спохватилась. — Ой, это же наш завтрак горит! — воскликнула она и побежала на кухню. — Вы умывайтесь, я там чистое полотенце повесила. — Хорошо. Вадим открыл сумку и вынул зубную щетку, пасту и бритву с одеколоном. — И скорее приходите завтракать, — донеслось из кухни, — иначе если не сгорит, так уж остынет точно. — Слушаюсь, — по-военному ответил Вихрев и послушно скрылся в ванной комнате. * * * Вадим принял холодный душ, побрился, причесал свои русые волосы и, сменив сорочку, вышел из ванной комнаты в приподнятом настроении. Вероника была приятно удивлена, увидев опрятного мужчину, пышущего жизненной энергией. Вчера Вадим показался ей привлекательным и сильным, сегодня же он, несомненно, был красив. Вадим весело спросил: