Часть 32 из 79 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Старый дворник Камиль Ибрагимов любил выпить, но чтобы впадать в запой, такое случалось с ним редко. И бывало это только в чрезвычайных ситуациях: после большой неудачи или большой потери. Вот и сейчас старый татарин беспробудно пил уже вторые сутки…
Камиль Ибрагимов тяжело переживал смерть Надежды Макаровны — старой учительницы, которая учила его детей. Он всегда относился к ней с уважением и теплотой. Возможно, потому, что она относилась к нему по-человечески, никогда не «тыкала», как многие, и благодаря ей его шалопаи стали настоящими людьми, получили высшее образование.
А сколько раз она посещала его убогое подвальное помещение, сколько раз она вела беседы с ним о том, что его детям непременно нужно учиться дальше, убеждала в необходимости поступления в институт, говорила о том, какие они у него способные и талантливые. Да если бы не эта скромная женщина, то быть его ребяткам такими же, как их папашка: мели бы двор, или, что еще хуже, куковали бы на нарах…
Старик тяжело поднялся с дощатого настила, покрытого одним байковым одеялом, и подошел к столу, который был гол как сокол, вернее, остались на нем лишь пустой стакан да такая же пустая бутылка.
Голова трещала, на душе лежал «камень», а мысли путались. Камиль почесал небритую щетинистую бороду и полез в наволочку, где он обычно хранил деньги. К его радости там оказалась нужная сумма, и старик, облегченно вздохнув, решил немедленно отправиться в ночной ларек, чтобы купить очередную бутылку водки для утешения души.
* * *
Дворник шел по улице, поеживаясь от холода, но мысль о купленной бутылке водки согревала душу. Старый человек уже мысленно представлял себе, как сварит дома картошку в мундирах, приготовит нехитрую закусь и помянет хорошего человека.
Проходя мимо того злополучного места, где разбилась Лефтова, он остановился пробубнил какую-то молитву на татарском языке и, вздохнув, представил себе, как летела бедная женщина с четвертого этажа. Он поднял голову и замер: в квартире Лефтовой горел свет.
* * *
На дворе было за полночь, черное небо было усеяно яркими звездами. Вероника еле держалась на ногах, но упорно хотела довести до конца уборку в квартире, хотя, когда они вошли в помещение, там было чисто и прибрано, за исключением затоптанных полов в коридоре и на кухне.
Вадим смотрел в окно и пытался понять, почему бедная пожилая женщина решилась на такой шаг. Вероника говорила, что ее тетя страдала астмой, и, возможно, это и было причиной нелепой смерти. Вихрев остановил взгляд на каком-то пьяном человеке, который остановился на мостовой и, задрав вверх голову, считал звезды. «Счастливый», — подумал Вадим и отошел от окна.
В углу на стенке висела аптечка. Вихрев машинально открыл дверцу аптечки, и в нос ударил сильный запах валерьянки. От нечего делать Вадим стал рассматривать лекарства и наткнулся на аэрозоль для астматиков. Он знал это лекарство, точно такое же использовал один его знакомый. Вадим нажал на колпачок. Густая струя вырвалась из баллончика.
— Работает хорошо, — заметил вслух Вихрев и аккуратно поставил лекарство на место.
Вероника наконец закончила уборку. Волосы ее были растрепаны, она тяжело дышала, но старалась не показывать виду, что устала.
— Все, — выдохнула она, — слегка прибрала в комнате.
Она втянула ноздрями воздух, посмотрела на Вадима и попросила:
— Вадим, откройте, пожалуйста, окно, что-то запах лекарств не выветривается.
— Сейчас.
Вихрев открыл одну половину окна, и свежий холодный воздух ворвался в комнату.
— Я никогда не могла привыкнуть к запаху лекарств, — призналась хозяйка, — возможно, это и было одной из причин, по которой я покинула этот дом.
— Почему?
— У тети вдобавок к астме было еще и больное сердце, — пояснила девушка, — разный валидол, карболка, валерьянка и другая дребедень…
Вихрев почему-то вернулся к аптечке, вынул из нее баллончик с лекарством от астмы и с удивлением произнес:
— Полный… Странно…
— Что здесь странного? — возразила Вероника. — Тетя всегда держала в запасе один или два флакона.
Вихрев вяло улыбнулся.
— Вы, наверное, устали, — участливо спросила Вероника.
— Да нет, — солгал Вадим.
— Сейчас я вам постелю.
— Да не стоит беспокоиться, — запротестовал Вадим.
Вихрев очень не любил оставаться ночевать в гостях и не переносил чужих постелей. В гостинице, где-нибудь у близких друзей или подруг — еще куда ни шло, но так…
Его размышления прервал протяжный звонок в дверь.
Глава 6
Молодые люди переглянулись.
— Кто это может быть? — испуганно спросила Вероника. Вадим пожал плечами.
— Трудно сказать.
— Открыть?
Вероника нерешительно приподнялась, но Вадим жестом остановил перепуганную девушку.
— Сиди, я сам открою.
Он вышел из кухни и пошел к входной двери. За ним нерешительно двинулась Вероника.
— Кто там?
— Я.
— Кто я? — раздраженно спросил Вадим.
За дверью откашлялись.
— Это дворник Камиль, — донесся виноватый с хрипотцой голос.
Вихрев повернулся к Веронике.
— Открыть? — спросил он.
— Откройте, — махнула рукой девушка, — это Ибрагимов, наш дворник.
Вихрев распахнул дверь. Перед ним на лестничной площадке стоял убогий человек в старом рваном пиджаке, в калошах на босую ногу. Он виновато кашлянул и поздоровался.
— Добрый вечер.
— Да уж ночь на дворе, батя, — заметил Вадим и посторонился, пропуская гостя в квартиру. — Проходите!
— Проходите, Камиль Ибрагимович, — пригласила Вероника старого дворника, кивнув головой.
— Здравствуйте, — еще раз поздоровался старик.
— Здравствуйте.
Старый человек долго вытирал калоши о коврик на площадке, словно раздумывал, входить или повернуть обратно, но все же робко вошел в квартиру. Вадим закрыл за ним дверь. Старик, войдя в квартиру, остановился в коридоре, не зная, что делать дальше.
— Проходите, Камиль Ибрагимович, — повторила хозяйка, указывая рукой на комнату.
— Спасибо, — поблагодарил дворник, — вы уж извините старика…
Чувствовалось, что ему трудно говорить, но не от того что он был выпивши, а от волнения…
— Увидел свет, — оправдывался Ибрагимов, — дай, думаю, зайду, видно, Вероника приехала навестить свою тетю Надежду Макаровну…
Голос старика дрогнул, он замолчал, виновато озираясь, посматривая то на девушку, то на парня, и вдруг не выдержал — по худым небритым щекам покатились слезинки.