– Дальше я проснулась в Госпитале, как и Трай. Мне тоже сказали, что я приболела после мены. Но Трай домой вернулся, а со мной куда хуже поступили – посадили на дирижабль до вашего Берестовья, оплатили проезд и кормёжку, и будь здорова! Прилетела – в голове пусто, монет нет, что делать – не знаю. Побродила по городу, переночевала в какой-то избе заброшенной. На следующий день есть очень захотелось, я и зашла в бакалейную лавку узнать, не нужна ли служанка. – Эт к Фальнару? – уточнил Ламавин. – К нему. Он тогда сам в лавке сидел, на приказчиков не заработал. Глянул на меня, и глаза на лоб вылезли. Потом вскочил, говорит: «Полы мой! При мне!» Я вымыла, отчего не вымыть? Работа не тяжёлая, не то что сети латать. Фальнар глаз от меня не отрывал и всё похохатывал, как умалишённый. Я подумала, что у него с головой беда, хотела уйти, но он тут же мне серебряную марку дал. И плату хорошую за работу положил. Потом он знакомым обо мне порассказал. Начали к нему гости захаживать – да всё богатые, знатные. На меня глазеют, словно я зверушка заморская: как я еду подаю, как за столом прислуживаю. А когда Фальнар узнал, что я грамоту и счёт знаю, он меня в лавку посадил торговать. Тут уж его дела в гору пошли. Ещё бы, вся знать здешняя бакалею в лавке Фальнара покупать стала. Сам градоначальник приезжал! А Фальнару всё мало, захотел, чтобы я спала с ним. Мол, щедро платить за это будет. Но я не шалашовка какая-то, я честная девушка. Он подумал-подумал и придумал, или из дружков кто надоумил – раз так спать с ним не хочу, то он согласен в жёны меня взять. Я не дура, сразу смекнула – знают они, чьё тело я донашиваю. И видно, что не из простых та женщина – кожа нежная, лицо ухоженное, тело не износилось почти. Допытывалась у Фальнара, но он лишь посмеивался. Деваться мне некуда – без монет, без друзей, в чужом краю, да вдобавок непонятно в чьём теле, – я и согласилась замуж выйти. Но не просто так, а с уговором, на четыре года, и чтобы нажитое имущество пополам разделить. Думала, не пойдёт он на такое – где это видано с безродной девицей уговор подписывать. Но он согласился. Так-то! Она вновь замолчала. – А почему именно на четыре? – спросил Трай. Глупость, конечно, но рассказ Эдали ошеломил. Пожалуй, её история была куда таинственнее, чем их с Ардисом и Кветтиной. Женщина взглянула на него, улыбнулась: – Я подумала, что в двадцать лет самостоятельным человеком буду, ума наберусь. И число круглое. Трай моргнул: – Так тебе двадцать лет сейчас, если по-настоящему? Ты нас всего на год старше? – А ты думал, я дюжину жизней разменяла? Я такая же беднячка по рождению, как и вы. И родители мои – безудачники. Трай улыбнулся. Услышать, что Эдаль хоть и выглядит знатной дамой, но на самом деле такая же простая девушка как, скажем, Кветтина, было отчего-то приятно. Он больше не жалел, что рассказал ей обо всём. Теперь у него появился ещё один друг. – И зачем ты всё это рассказала? – хмуро пробормотал Ламавин. О вине он уже не вспоминал. – Затем, что не всё так правдиво и честно в Небесье, как нам обещают. – Ты обличьем своим новым недовольна? Оно что, хуже того, которое ты хотела? – Не хуже, наоборот, лучше и моложе. Но доплаты я никакой не получила – это во-первых. А во-вторых: раз тело другое подсунули, значит обманули. И Кветтину могли обмануть, и Ардиса. Что если их, как и меня, в дальние края отправили, чтобы обман скрыть? Мы думаем мена – это легли на кушетку по одну сторону от перегородки, заснули, а проснулись по другую. А может, всё совсем не так? Что на самом деле там с нами делают? Раз никто кроме Небожителей секрета мен не знает, то и проверить этого некому! – Ты никак на самих Небожителей жаловаться надумала? – притворно засмеялся Ламавин. – Кому, интересно? Околоточному или сразу градоначальнику? Эдаль его шутку не поддержала. Покачала головой: – Градоначальник здесь не поможет, разве что у великого князя хватит власти с Небожителей спросить. Кто знает, может, они и ему всей правды не говорят? – Где ж ты его сыщешь, великого князя? – вытаращился на неё Ламавин. – Известно где, в Княжграде. Нужно ехать туда, добиваться аудиенции и рассказывать, как всё было. И я расскажу, и Трай. – Во здорово! Эт что ж получается? Моя жена и мой лучший друг к великому князю с челобитной сунутся: «Нас Небожители обдурили!» Да вас в лучшем случае умалишёнными посчитают… – А я тебе не жена, – жёстко оборвала Эдаль. – Если мы живём в одном доме, то это ещё ничего не означает. Ламавин мгновенно смутился, покраснел: – Да я чего ж… оно само как-то вырвалось. А к князю – эт да, верно. Если кто и может пособить, так только он. Смущение приятеля окончательно убедило Трая – о женитьбе на Кветтине тот и думать забыл, наверняка спит и видит Эдаль у себя в постели. Интересно, каково это: знать, что твои губы целовали женщину, руки ласкали её, но ты сам можешь лишь мечтать об этом? Зато они с Ламавином больше не соперники. Эх, разыскать бы ещё Квету. Переночевал Трай в доме у бакалейщиков. Утром за завтраком Ламавин сидел мрачный, то и дело прикладывался к кувшину с рассолом. Отмахнулся, когда разговор вернулся ко вчерашнему – мол, чего не сболтнёшь на пьяную голову. Но Эдаль была непреклонна: – Не хочешь ехать – не надо. Мы с Траем вдвоём в Княжград отправляемся. Монеты из сейфа я заберу в уплату за мою долю. Остальное – дом, лавка – твоё. Так и разделим имущество. Торгуй своей бакалеей, а с меня хватит! У Ламавина челюсть отвисла. – Как эт – разделим? Не было у нас такого уговора… – У нас с тобой никакого уговора не было. Теперь – будет. Ламавин растерянно посмотрел на Трая, словно искал поддержки. Потом схватил кувшин с рассолом, глотнул от души, выдохнул, обтёр рукавом губы: – Так вы что, и правда, к князю хотите? Ну… ладно, поехали. – Он покачал головой. – Ох, чую, не доведёт до добра нас эта поездочка! Глава 8. Дорога Дилижанс на Княжград из Берестовья ходил два раза в неделю. Были и проходящие – из Верхотурьева, из тех же Хлябей, – в которых часто оставались свободные места. Ещё можно было дождаться четверга и лететь через Небесье – дирижабли в Княжград уходили оттуда пять раз за день, но этот путь друзья отмели сразу, хоть был он самым быстрым. Выехать в тот же день не получилось. Это Трай – вольная птица, взмахнул крыльями и полетел куда глаза глядят. У людей состоятельных забот полон рот: искать, кто за домом присмотрит, кому из приказчиков лавку поручить. Много всяких разных дел, вроде и мелких, но неотложных – поездка в Княжград не близкая, неизвестно, насколько там задержаться доведётся. К тому же Эдаль повела Трая в лавку готовой одежды – покупать обновки, а то ходить по Княжграду в доставшемся по наследству рванье будет неловко. Это не Небесье, где всем плевать, во что ты одет и как выглядишь. Там уж коли ты наземец, то хоть как вырядись – наземцем останешься. На обновки у Трая монет не было, он предложил подогнать что-нибудь из собственной одежонки. Эдаль и слушать не захотела. Покупки оплатила из своего кошеля, но и выбирала по своему вкусу: штаны, куртку, рубаху, башмаки, – даже гольфы и нашейную косынку! Хорошо, хоть кальсоны не заставила примерять у себя на глазах. Зато на следующий день они отправились в путь спозаранку. Эдаль заранее подняла всех, чтоб успеть на верхотурьевский рейс. Она не ошиблась, места были, целое купе свободно. Эдаль закупила его полностью, хоть Ламавин и ворчал – полмарки на ветер выброшено! Ещё ему не нравилось, что с утра сеял мелкий, уже осенний дождик. Зря они так торопятся, в полдень ещё один проходящий дилижанс будет, а завтра и берестовский пойдёт. И непогоду переждали бы, и разместились со всеми удобствами, а не в хвосте, рядом с мотором. Эдаль возражала: «Дождик в дорогу – хорошая примета!» А Траю было без разницы – дождь, не дождь. Дорога на Княжград мощёная, не раскиснет, под крышу капли не залетают, рессоры у дилижанса новые, не укачивает, а мотор? – что ж мотор, стучит себе и стучит за стенкой. Ехать на мягком сиденье всегда сподручнее, чем пешком топать. Дилижансом Трай путешествовал впервые. Потому занял место у окна и начал разглядывать проплывающие вдоль дороги пейзажи – любимое его развлечение. Две недели назад он проделывал это путешествие по воздуху. Было интересно угадывать виденные места – что-то узнавал, что-то нет, в чём-то сомневался. Да и многое изменилось за две недели. Меньше стало зелёного цвета, больше жёлтого и серого, и багрянец кое-где добавился. – Отчего так, – рассуждал за спиной Ламавин, – дирижабли в Небесье летают, а между городами – нет? Расстояние до Небесья и Княжграда одно и то же, почитай. Не тряслись бы на этой колымаге трое суток, а раз – и там! И дешевле вышло б, если без пересадок. – А ты по-другому взгляни, – отвечала Эдаль. – Дирижабли не в Небесье летают, а из Небесья – во все города, где вышки причальные построены. – Да всё едино – что в лоб, что по лбу! – Вот и нет. Ты вообще знаешь, из-за чего они летать могут? – Понятное дело, знаю! Что я, неуч какой? Лёгкий газ в них, легче, чем воздух. – И откуда этот газ берётся? – Из Небесья, Небожители его дают. – А моторы на дирижаблях и на дилижансе нашем на чём работают? – На эфирной силе, что из воздуха или воды получается. – И как её получить? Как правильно эфирную станцию построить? – Эк ты хватила! Я тебе что, инженер, такие премудрости в голове держать? – В чертежах и указаниях прописано, как станции строить. И дирижабли, и другие машины, – подсказал Трай. – Во-во, и я о том же! – закивал Ламавин. – А откуда они взялись, эти чертежи, указания, рецептуры для лекарств? – Тоже от Небожителей… Так ведь эти штуки они и придумали! И людей научили делать. – Научили… да не объяснили, отчего именно так делать нужно, а не иначе. Да и то… Скажем, дирижабли в Наземье делать можно, а лёгкий газ для них только в Небесье получают. Эфирные станции везде строят, а батареи, чтобы силу накапливать и хранить, из Небесного Города привозить приходится. В любом деле подобная хитрость. Представь, что станет, если Небожители не дадут нам те вещи, которые в Небесье делаются. Много толку в чертежах и руководствах будет? Ламавин фыркнул: – Ты ещё скажи, они и менять не захотят! Да ты знаешь, сколько монет они с этого имеют? Я, когда в Небесье был, прикинул: каждый день где-то по полтыщи пар меняется. Пошлина по серебряной марке с носа – это если первый или второй раз прилетел. Потом за каждую новую мену вдвое от предыдущей платить надобно. Вон, Фальнар за себя пять золотых выложил! А вельможи столичные, которые по десятку-полтора жизней разменяли, сколько платят? Это ж какой за один день барыш получается? Тыща золотых? Или больше?! И кто от такой горы золота по собственной воле откажется? Умалишённые разве. Не ремесло, а мечта! Дождь как зарядил, так и не прекращался более, то едва накрапывая, то припуская. Оттого короткий осенний день получился ещё короче. Глядеть на темень за окном было неинтересно, играть в подкидного с Ламавином – и подавно. Потому, отужинав, Трай забрался на верхнюю полку, укрылся шерстяным одеялом – сырость снаружи проникала и в купе. Думал, что заснёт быстро, но не тут-то было – толстяк сначала долго ворочался, сопел, всё никак не мог устроиться, а затем захрапел так зычно, что и в соседнем купе, должно быть, слышали. Трай ждал, что Эдаль начнёт будить компаньона, но та лежала тихо как мышка. Неужели спать умудрялась под такой оркестр? Почему бы и нет? Она четыре года с Фальнаром прожила, успела привыкнуть. Трай решил, что полежит с закрытыми глазами, ни о чём не думая, а отоспаться и завтра днём успеет. Открыть глаза его заставило лёгкое прикосновение к спине. Трай удивился – почему так светло, ночь ведь на дворе? Потом удивился ещё больше – оказывается, он вовсе не лежит на верхней полке дилижанса, а сидит на ступенях каменной лестницы. Ступени были снежно-белые, тёплые, как бы подогретые из-под низу. Они вели в неглубокий бассейн, заполненный прозрачной, подкрашенной голубым водой. Вода тоже была подогретая, и ноги Трая опускались в неё чуть выше щиколоток. Миловидная женщина в белой тунике обтирала его спину губкой. Трай смутился было – он сидел перед женщиной нагишом. Но смущение тут же забылось. Ему было тепло, спокойно и уютно. Ему было хорошо. Женщина положила губку на бордюр бассейна, потянула Трая за руку. Он встал, не успев сообразить, что делает, пошёл по мягким травинкам газона, по дорожке, гладенькой и полупрозрачной словно леденец, к низенькой скамеечке под невиданным деревом с толстым, похожим на бутылку стволом. Здесь всё было необычным – огромные цветы, кустарники, превращённые ножницами садовника в сказочных зверей, беседки и террасы из снежно-белого камня, бассейны с источающей ароматы водой, «леденцовые» дорожки, мостики, такие ажурные, точно сплетены они из застывших паутинок. Трай не мог даже названия подобрать для этого места. Он хотел повернуть голову, чтобы оглядеться внимательней, но не получалось. Хотел приподнять руку – тоже никак. Остановиться – и этого не мог сделать! Телом будто управлял кто-то другой. Тогда Трай сообразил, что волшебный сад вокруг – сон. Сон был приятный, хотелось, чтобы он продолжался и продолжался. Рядом со скамейкой стояла чаша, наполненная диковинными фруктами. Женщина усадила Трая, сама опустилась перед ним на колени. Взяла из чаши плод и маленький ножичек, надрезала кожуру. Трай покорно открыл рот и зажмурился. Ощутил, как губ и языка коснулась сочная сладкая мякоть, принялся жевать, проглатывая кусочек за кусочком. Есть тот человек, что делил с ним тело, умел и любил. Есть было приятно, есть было правильно. Жевать и глотать, наслаждаясь вкусом пищи, ароматами сада, тишиной, теплом и покоем. Человек был счастлив. И Трай был счастлив… – Хватит дрыхнуть! – Ламавин тряхнул его за плечо. Трай проснулся. Сел, свесив вниз ноги и болезненно щуря глаза: – Где мы?