– Купи себе что-нибудь, – сунул я озябшему слуге пфенниг и направился по мощенной брусчаткой дорожке прямиком к воротам пороховой башни. Только постучал медным молоточком, и сразу приоткрылась смотровая щель. Какое-то время меня внимательно изучали, затем все же сочли достаточно респектабельным и достойным доверия; дверь распахнулась. В небольшом помещении дежурили два вахтера в кирасах, шлемах и серо-красных мундирах порохового приказа. Первый загораживал винтовую лестницу, второй замер в дальнем углу с коротким мушкетом в руках. Пояса обоих бравых усачей оттягивали кинжалы и пехотные палаши. – Чем можем помочь сеньору? – пробасил охранник. Я протянул заранее приготовленные бумаги, вахтер бегло глянул на патент и разрешил: – Прошу! Винтовая лестница оказалась крутой и тесной, только начал подниматься по ней, и невесть с чего накатил приступ панического страха. И дело было вовсе не в боязни закрытых пространств, просто защитные чары сковали эфирное поле и превратили его в нечто столь статичное, что стало трудно дышать. Не хотелось даже думать, каково день за днем являться сюда на службу занятому поддержанием защиты колдуну. Учиться столько лет в университете вот ради этого? Брр… На втором этаже в полукруглом помещении меня встретил унтер-цейхвартер в пепельно-сером мундире с красными обшлагами и двумя рядами надраенных до блеска медных пуговиц. Стоячий воротник украшало золотое шитье, грудь пересекала перевязь с офицерской шпагой. Начальник арсенала внимательнейшим образом изучил сначала патент, затем лист непогашенных пороховых марок и лишь после этого отдал распоряжение стоявшему за прилавком с аптекарскими весами цейхдинеру: – Исполняй, – а сам, сочтя свои служебные обязанности выполненными, скрылся во внутреннем помещении. Я достал пороховницу, потряс ее и попросил: – Полмеры, будьте так любезны. Сидевший здесь же писарь вырезал ножницами одну марку и в свете масляного фонаря принялся заполнять журнал отпуска пороха, а цейхдинер выставил на прилавок жестяную коробку, откинул крышку и взялся за мерный стаканчик. Когда я забрал документы у писаря, он уже наполнил пороховницу, закрутил ее и протянул мне: – Прошу, сеньор. – Благодарю! – улыбнулся я и поспешил спуститься на первый этаж. Находиться в пороховой башне было… неприятно. Присмотренная Кованом корчма оказалась заведением средней паршивости, но кормили там сносно, и свободных столов к этому времени почти не осталось. Жареный цыпленок с овощами так и вовсе был бы весьма недурен, когда б не переизбыток специй. Лишь кружка пива утихомирила разбушевавшийся после него во рту пожар. Перекусив и отогревшись у очага, мы вышли на улицу, и я без какой-либо определенной цели зашагал вдоль домов. Хорхе поплелся сзади. Стожьен размерами не впечатлял, мы быстро обошли его. К середине дня потеплело, дороги развезло, из-под колес телег на прохожих и стены домов летели брызги грязи. Очень скоро бесцельные блуждания наскучили, но визит на площадь Семи Лучей вновь результатов не дал: магистр-расследующий на месте так и не появился. Сам себе хозяин в этой дыре, ничего не попишешь. Надиктовав клерку послание, я отправился на постоялый двор, но не привычным маршрутом, а неизведанным еще путем. Возможность заплутать и потратить время впустую меня нисколько не смущала: торопиться было решительно некуда. Что же касается лихих людей, то средь бела дня не станет промышлять разбоем даже самый отчаянный негодяй. Поначалу Хорхе что-то бурчал себе под нос, но очень скоро мы вышли на улочку с лавками мастеровых, и слуга угомонился. Посмотреть там и в самом деле было на что. В зарешеченных витринах иных ювелирных лавок попадались настоящие произведения искусства, а оружейникам хоть и было далеко до умельцев южных земель, зато лишенные вычурных украшений клинки прекрасно годились для своего предназначения: рубить и колоть, убивать. Доспехи тоже показались мне достойными внимания, хоть собственная кольчуга двойного плетения была и прочней, и легче. Но, надо признать, и дороже… – Арбалет! – сказал вдруг Кован. – Магистр, у нас только один болт! Зная прижимистый характер слуги, я нисколько не удивился тому, что он не пожелал расставаться с трофеем, и шагнул под навес оружейника. Дядька в кожаном фартуке прекратил править на точильном круге нож, вышел к нам и указал на бочонок с болтами. – Выбирайте, сеньоры! Дюжина за талер. Или вот, посмотрите, эти будут подороже. К ним удачливый мастер руку приложил, поэтому десять крейцеров за штуку. Есть и штучный товар для ценителей… Некоторые умельцы вкладывали в изделия частичку собственной души: напитанная эфиром одежда служила дольше, обувь не натирала мозолей, клинки меньше тупились, а болты летели дальше и точнее. Но мы ценителями не были, взяли полдюжины обычных. У мастерской башмачника я замедлил шаг, потом решил, что старые туфли еще прослужат не меньше года, и отправился дальше. И почти сразу у Хорхе вырвался обреченный вздох. – Чистое разорение… – простонал слуга, заметив лавку братства святого Луки. Старый прохвост знал меня как облупленного, но на этот раз волновался он напрасно. Я лишь сжал в руке четки и покачал головой: – Как-нибудь в другой раз. Путь нам предстоял неблизкий, и сорить деньгами не стоило. Меньше всего мне хотелось спать на соломе в общих залах и трястись на попутных телегах. Да еще придется наверстывать потерянный день, а это тоже деньги – серебряные кругляши с гербами вольных городов и гордыми ликами монарших особ. За скорость и комфорт придется доплатить. – Слава тебе, Вседержитель! – воздел руки к небу Кован, поймал мой неодобрительный взгляд и сразу перестал юродствовать. И даже попытался спрятать довольную улыбку, пусть и безуспешно. – Идем! – позвал я слугу. – И брось скалиться, не то передумаю и загляну к добрым братьям! Угроза подействовала, Хорхе цокнул языком, посильнее натянул капюшон и поспешил вслед за мной. На въезде в город просил подаяние одетый в рубище монах, я кинул в его кружку пфенниг и заработал очередной недовольный взгляд слуги. – Вот еще, кормить бездельников… – пробурчал Кован себе под нос с таким видом, будто медяк вынули из его собственного кармана. Я пропустил ворчание слуги мимо ушей. Несмотря ни на что, настроение было приподнятым. Только теперь пришло понимание, что в очередной раз умудрился обмануть смерть. А мог ведь и остаться на обочине лесной дороги или того хуже – истечь кровью на жертвенной плите. «По ногам! Сам в круг ляжешь!» Окрик кучера пробежался по спине колючими мурашками, и я заставил себя выкинуть его из головы. Бывало и хуже. Много хуже. Пока шли до почтовой станции, низкие облака разродились мокрым снегом, на постоялый двор вернулись облепленными им с головы до ног, промокшими и озябшими. – Ну и погодку послал Вседержитель! – всплеснул руками хозяин. Я наставил на него указательный палец и грозно произнес: – Не поминай всуе имени божьего! Лысого живчика аж перекосило. Мы прошли в комнату, Хорхе подкинул в очаг пару поленьев и рассмеялся: – Еще немного, и он сам нам приплатит, лишь бы съехали! – Ты недооцениваешь человеческую жадность и переоцениваешь глупость, – ответил я, стягивая сапоги и кидая их один за другим у порога. – Сложно переоценить человеческую глупость, – покачал головой Кован, взял мой плащ и повесил его на прибитую к стене вешалку. – Сходи договорись насчет ужина, – попросил я. – И насчет одежды справься. Хорхе вышел, а я уселся на подоконник и начал листать рабочую тетрадь чернокнижника. Зашифрованные записи разобрать даже не пытался, а вот схемы и наброски, среди которых изредка встречались знакомые формулы, изучал с немалым интересом. Выведенные с помощью чертежных приспособлений окружности, четкие прямые линии, аккуратные подписи. Ни клякс, ни помарок. Некоторые сочетания фигур были столь затейливы, что приходилось подолгу разглядывать их, прежде чем получалось выделить отдельные элементы. Поначалу я на основании графиков пробовал высчитывать эфирные потоки, но лишь впустую потратил время. Как ни печально было это признавать, основам ритуализма я во время обучения достойного внимания не уделял. По всему выходило, что мой покойный противник был человеком весьма и весьма начитанным. Не умным, а именно начитанным. Умный не валялся бы сейчас посреди леса с оторванной головой. Не хочу сказать, что все зло от книг, но наставника они заменить не в состоянии. Мало дать знания, куда важнее объяснить, какие из них стоит применять на практике, а какие пускать в ход себе дороже. Впрочем… иные наставники сбивают с пути истинного неокрепшие умы ничуть не хуже еретических сочинений и запретных фолиантов. Я унял внезапную вспышку ярости, перелистнул страницу и обнаружил знакомую гексаграмму – ту самую, которую чернокнижник начертил вокруг места силы. Помимо множества второстепенных фигур и формул, которые мне в лесу рассмотреть попросту не удалось, здесь были оставлены краткие примечания для каждого из сегментов шестиконечной звезды. То ли чернокнижник, по давней школярской традиции, набросал шпаргалку, то ли использовал чужие наработки и боялся забыть их в самый ответственный момент. Тут же по краям страницы тянулись многочисленные пометки, в некоторых из них мне даже удалось разобраться. Хозяин тетради заранее высчитал высоту солнца в момент ритуала и его угол к оси север – юг, а также положение на дневном небосводе луны и некоторых звезд. Дальше шли поправки для смещения лучей относительно сторон света и сложные вычисления плотности эфирного поля, допустимых пиковых искажений, мощности энергетических потоков при активации звезды и силовых всплесков в момент каждого жертвоприношения. Что-то в приведенной схеме показалось странным, если не сказать – неправильным, но, как уже говорил, умение читать графические основы ритуалов никогда не входило в число моих достоинств. Не тем я в университете занимался, совсем не тем… Но больше всего разочаровало отсутствие внятной формулы призыва. Если чернокнижник и записал надлежащее обращение к хозяину места силы, то исключительно в зашифрованном виде. Имени забравшегося мне в голову князя запределья отыскать не удалось. Досадно. Весьма и весьма. Я отложил тетрадь, зажмурился и помассировал виски. – Принести кипятка? – предложил вернувшийся Хорхе, который устроился на соломенном тюфяке. – Было бы неплохо. В тетради приводилось описание еще доброго десятка ритуалов, но головная боль отступала как-то слишком уж медленно и неторопливо, и я решил оставить заметки чернокнижника для тех, кому полагалось заниматься ими по долгу службы. Убрал записи в подсумок, а когда с небольшой кастрюлькой кипятка вернулся Хорхе, высыпал в воду несколько щепоток сушеных листьев кипрея, добавил мяты и чабреца. Потом я сидел, прихлебывал настой, грыз сухарь и смотрел в окно. На улице шла морось, было пасмурно и хмуро. Промозгло. Пожалуй, даже неплохо, что пришлось сделать остановку в пути. В любом случае один день ничего не решит… Вскоре проголодавшийся Хорхе вознамерился сходить и узнать, когда нас пригласят на ужин, но тут раздался стук в дверь. – Неужто магистр приехать сподобился? – обрадовался я и попросил: – Отопри! Но вместо работника Вселенской комиссии за дверью обнаружился хозяин. – Сеньор… – пролепетал он и сразу поправился: – Магистр! С вами хочет поговорить человек бургграфа. Дело точно касалось разбойников, поэтому я с обреченным вздохом натянул сапоги и уточнил: – Надеюсь, в ратушу идти не придется? – Что вы! Что вы! Вас ждут в свободной комнате.