Глава 2 К моему возвращению дилижанс уже вытолкали на дорогу, хмурые мастеровые о чем-то вполголоса переговаривались и косо посматривали на Хорхе, стоявшего поодаль с арбалетом в руках. Заплаканная горожанка истово молилась, ее отпрыск сидел на козлах, присматривал за лошадьми и казался вполне довольным жизнью. В этом возрасте все, что не убивает и не калечит или убивает и калечит кого-то другого, кажется захватывающим приключением. По себе помню. Ничего, скоро пройдет. Сильвио де ла Вега успел допить бренди, но этим не удовлетворился, опрокинул фляжку и ловил на язык срывавшиеся с горлышка капли. Заметив меня, он отвлекся от этого занимательного действа и с интересом спросил: – Удачно, магистр? Мы слышали выстрел! – Удрал, подлец! – соврал я, откинул с головы капюшон и усмехнулся. – Так улепетывал, что даже плащ бросил! Добротный плащ, между нами. Носить еще да носить! Южанин глянул на меня с непонятным выражением и промолчал, зато подбежавшие мастеровые наперебой принялись требовать, просить и умолять поскорее убраться отсюда, пока не явился кто-нибудь еще. Уверен, от попытки завладеть дилижансом во время моего отсутствия их удержал исключительно арбалет в руках Хорхе. – Молчать! – прикрикнул я на дородных мужиков и направился к выложенным в рядок телам. Мои штаны и так были изрядно заляпаны грязью, опасение вымазать их еще больше не остановило от того, чтобы опуститься рядом с мертвецами на колени. Мастеровые приближаться не рискнули, а вот Сильвио подошел и встал за плечом, но не произнес ни слова до тех пор, пока я не закончил молиться. Лишь потом он покрутил головой и сказал: – Читать заупокойную по тем, кого сам же и прикончил… Нет ли в этом определенной… неискренности? Южанин словно опасался обидеть меня, но я лишь устало улыбнулся: – Вовсе нет, сеньор. Я от всего сердца желаю душам этих лиходеев найти покой на небесах. – Как благородно! – Что вы! Один лишь голый расчет. Преисполненные небесной благодати души не помнят былых обид. А вот если по нелепому недоразумению меня отправят в запределье, не хотелось бы встретиться с озлобившимися скотами, которых, как вы изволили выразиться, сам же и прикончил. Там, внизу, ничего не забывают, знаете ли… Сильвио поаплодировал. – Склоняю голову перед вашей предусмотрительностью, магистр! Не обратив внимания на прозвучавшую в голосе собеседника иронию, я принял похвалу как должное и повернулся к мастеровым. – Эй, вы! Грузите тела на империал! Не собираетесь же вы оставить их на поживу лесному зверью? Именно так те и намеревались поступить, и я бы с чистым сердцем предоставил хоронить останки разбойников людям местного сеньора, но обстоятельства вынуждали поступить иначе. – Зачем это вам, магистр? – удивился Сильвио. – Думаю, стражники захотят на них взглянуть. Возможно, кого-то удастся опознать, – пояснил я и вновь повысил голос: – Шевелитесь, бездельники! Вперед! Или пойдете дальше пешком! Угроза подействовала наилучшим образом. Пусть мастеровым и не хотелось ни прикасаться к мертвецам, ни тем более везти их рядом со своими пожитками, но спорить с людьми, которые только что прикончили вооруженных разбойников, у них духу не хватило. Взялись за дело как миленькие. Я как раз успел зарядить пистоли и в путь отправился во всеоружии. Кован занял место форейтора, а сеньор де ла Вега ехал рядом со мной на козлах, растирал оставленные веревками ссадины на запястьях и волком поглядывал на придорожные кусты. Несколько раз он доставал и встряхивал фляжку, но бренди в той не прибавилось ни на каплю. Судя по болезненным гримасам, у Сильвио начиналось похмелье. Я бы ему даже посочувствовал, но у меня и самого раскалывалась голова, а в левую руку словно воткнули сотню отравленных игл. Или даже тысячу. Слегка помогали затянутые на запястье четки, но янтарь лишь холодил кожу, полностью избавить от боли священная реликвия не могла. Дилижанс уже вывернул на тракт, когда де ла Вега тягостно вздохнул и с нескрываемой горечью произнес: – Похоже, я проявил себя сегодня не лучшим образом. Хотелось бы мне думать, что всему виной бренди… – Бросьте, сеньор! – великодушно ответил я. – Вам не в чем себя упрекнуть. – Ну конечно… – криво улыбнулся Сильвио, и я оставил попытки его переубедить. Меня мутило, хотелось остановить лошадей и растереть лицо снегом, да еще холодный ветер пронизывал до самых костей. Пальцев ног я не чувствовал уже давно. – Не сочтите, будто лезу не в свое дело, – необычайно вкрадчиво произнес вдруг де ла Вега, – но каким чудом вам удалось отвести заклинание, магистр? Я своими глазами видел – призрачный шар летел прямо в вас. Я недобрым словом помянул покойного чернокнижника. Неужели так сложно было погасить визуальные проявления усыпляющих чар? Недоучка! А впрочем, какая разница? В любом случае неминуемо возник бы – и еще возникнет! – вопрос, что именно прикончило охранника дилижанса и форейтора. – Каким чудом? – задумчиво произнес я. – Вы совершенно правы, сеньор. Заступничество святого Мартина и в самом деле из разряда чудес. – Заступничество святого? – округлил глаза Сильвио, и я поднял левую руку, демонстрируя охватившие запястье янтарные бусины. – Четки святого Мартина. Именно они уберегли от зловредных чар. Де ла Вега посмотрел сначала на четки, затем на меня, и, помимо откровенного недоверия, промелькнуло в его взгляде и нечто вроде снисходительности; так смотрят на ребенка, поведавшего о встрече с ангелом небесным. Но не обвинять же во вранье юродивого! И уж тем более не стоит спорить с фанатиком. – Не поймите меня превратно, – осторожно произнес южанин, – но, насколько я знаю, четки святого Мартина хранятся у понтифика догматиков, архиепископа Ренмельского и светлейшего государя… «…А еще продаются в половине лавок, торгующих святыми реликвиями», – мысленно продолжил я высказывание собеседника, поскольку так оно и было на самом деле. Язычники приговорили святого Мартина к сожжению на костре, и, прежде чем воссиять, мученик кинул свои четки в толпу собравшихся на казнь зевак. Жулики испортили немало янтаря, придавая ему оплавленный вид, ведь мало кто знал, что настоящие четки порвались и рассыпались на отдельные камешки. Владельцы реликвий с одной-двумя истинными бусинами об этом обстоятельстве предпочитали не распространяться. – Представляется в высшей степени сомнительным, что у святого Мартина было столько, – интонацией выделил это слово Сильвио, – четок, что их хватило на всех. – Четки у него были только одни, – сказал я, нашарил деформированную бусину, казавшуюся заметно теплее прочих даже через перчатки, и невольно поморщился от накативших воспоминаний. – Это семейная реликвия. Нам… Мне их отдал отец, когда отправил учиться в университет. Южанин правильно понял намек и выражать сомнения в обоснованности семейных преданий не стал. Вместо этого присмотрелся к семиконечной звезде с извилистыми лучами и недоуменно хмыкнул. – Первый раз вижу подобную… интерпретацию святого символа. Разве лучи не обязаны быть прямыми? – До церковного раскола их изображали и так, и так, – пожал я плечами. – Впоследствии ортодоксы признали канонической звезду с прямыми лучами, но и эту, как вы сказали, интерпретацию никто не запрещал. – У духовенства в те годы важнее дел не было! – рассмеялся Сильвио. – Догматики и вовсе добавили восьмой луч, а мессиане сократили их количество до трех! – Мессиане – это более поздняя история, сеньор. – Не буду спорить, магистр, – легко принял мои слова де ла Вега. – В теологии я не силен. Эти слова затронули некую струнку в моей душе, и неожиданно даже для самого себя я признался: – А вот я намеревался посвятить свою жизнь служению церкви… – И что же пошло не так, магистр? – Обстоятельства изменились. Сильвио кивнул, принимая это объяснение, и начал бесстрастно разглядывать тянущийся вдоль тракта лес, густой и темный. Ветер трепал бурые листья не успевших облететь кустов, что росли вдоль обочины, раскачивал верхушки сосен, мел колючую снежную поземку. Небо, как и прежде, затягивали низкие облака, и ожидать улучшения погоды не приходилось. Показался почтовый столб, я присмотрелся к табличке и увидел, что до Стожьена осталось три четверти мили. Даже с нашей черепашьей скоростью ехать дилижансу было чуть меньше часа. Ангелы небесные! Час – это совсем немного, но, чувствую, скоро придется пойти пешком, дабы хоть немного согреться! Сзади нагнала звонкая мелодия рожка; пришлось направить дилижанс к обочине, позволяя проехать почтовой карете. Я с завистью посмотрел им вслед. Ну и что мне стоило подождать? Вот что, а? Понимание того, что стремление поскорее попасть в Стожьен спасло жизни попутчиков, грело лишь душу, но никак не тело. – Для того, кто намеревался стать священником, вы весьма искусны в стрельбе, – сказал вдруг Сильвио так естественно, словно продолжал только-только прерванный разговор. – Я слышал, на факультетах свободных искусств жалованья едва хватает сводить концы с концами, а пара пистолей не могла обойтись дешевле… – Он задумчиво зашевелил губами. – Двенадцать… Двадцать четыре… Но колесцовый замок… Плюс отделка, инструменты и футляр… Тридцать пять или даже сорок. Да! – Южанин взглянул на меня с уважением. – Вы, должно быть, потратили на оружие никак не меньше сорока дукатов, магистр! Теперь уж пришла моя очередь переводить озвученную сумму в более привычные для себя монеты имперской чеканки. – Семьдесят талеров? – пробормотал я. – Да, наверное, так оно и есть. – Но это же двухлетний заработок обычного лектора на факультете артистов! – Если не трехлетний, – посмеялся я. – Сеньор, не смотрите так на меня! Я не потратил на покупку ни пфеннига! Все мы иной раз вытягиваем счастливый билет, мне посчастливилось быть репетитором отпрыска одной весьма состоятельной особы. Этот подающий надежды юноша поступил на юридический факультет, минуя зубрежку алгебры и грамматики, и потому благодарность его родителя не знала границ. Правда, она приобрела весьма оригинальную форму. Почтенного сеньора весьма беспокоило, что мне приходится переезжать из города в город, порой без надлежащей охраны, и он подарил пару пистолей. Все это была бессовестная ложь, но мне приходилось слышать россказни о подобной щедрости благодарных отцов, не мог не слышать чего-то подобного и Сильвио. – Подумать только! – протянул южанин и покачал головой. – Не уверен, безопасней путешествовать с таким подарком или без оружия вовсе. – Убивают и за пару дырявых сапог, – резонно заметил я. Сильвио задумчиво кивнул, вновь достал фляжку, потряс ее и с явственным раздражением сунул обратно в ранец. Вскоре появились просеки, затем потянулись проплешины вырубок, а дальше и вовсе раскинулись запорошенные снегом поля. После добротного каменного моста через заросшую камышом речушку на глаза попался съезд с тракта; я присмотрелся и заметил поднимавшиеся к серому небу струйки дыма. – Деревня, – произнес де ла Вега, но предлагать свернуть с тракта не стал. А вот когда навстречу попался разъезд конной стражи и я дал бравым воякам проехать мимо, южанин не удержался от удивленного вопроса: – Разве не стоило сообщить им о нападении?