– И проторчать невесть сколько времени в чистом поле? – фыркнул я. – Нет уж, благодарю покорно! Ветер на открытом пространстве заметно усилился; меня пронизывало до костей, из носа так и текло. Но не важно. До города оставалось всего ничего. Когда дилижанс миновал еще несколько поселений, на тракте стало куда многолюдней. Неторопливо тащились нагруженные возы, чуть быстрей ехали телеги, изредка нас обгоняли забрызганные грязью по самые крыши кареты. Вдоль обочины шагали пешеходы: кто-то катил перед собой ручные тележки, кто-то тащил свой немудреный скарб на горбу, некоторые и вовсе путешествовали налегке. Шли поодиночке и группами. Нам вслед путники все как один смотрели с нескрываемой завистью; просто они понятия не имели, какой груз покоится на империале. Когда на фоне серого неба показались шпили башен, я с облегчением перевел дух и встряхнул вожжами, подгоняя лошадей. Почтовая станция располагалась вне городских стен неподалеку от таможенного поста. На огороженной высоким частоколом территории помимо сараев, складов и конюшен выстроили и постоялый двор, дабы прибывшим в неурочное время путешественникам было где переждать ночь. Хорхе направил лошадей в распахнутые ворота, мы проехали через двор и остановились в глухом закутке. Маневр не остался незамеченным, и на почтовую станцию притопал пузатый таможенник в чине капрала. – Ваши подорожные, сеньоры! – окликнул нас толстяк с раскрасневшейся от морозца физиономией, но надеждам служивого вытрясти из путников мзду сбыться оказалось не суждено. Я вкратце пересказал историю наших злоключений, и нахмурившийся таможенник нервным движением покрутил черный ус. – Сейчас же отправлю донесение в канцелярию бургграфа и пришлю кого-нибудь караулить дилижанс, – решил он после недолгих колебаний. – А вы ждите на постоялом дворе. И ни шагу за ворота! Мастеровые запротестовали, и тогда налившийся дурной кровью служивый заорал во всю свою луженую глотку: – Ма-алчать! За ворота ни ногой! В кутузке сгною! – Капрал даже положил ладонь на рукоять палаша, но обнажать его не стал, лишь резко бросил: – И снимите уже эту падаль! Пришлось мужикам снова лезть на империал. – Сколько времени вы продержите нас здесь? – обратился тогда к таможеннику де ла Вега. – У меня важные дела… Служивый оценивающе посмотрел на южанина и грубить дворянину не стал. – Подорожная в порядке, сеньор? – уточнил он. – Разумеется! – Тогда отправитесь в путь в самое ближайшее время! Формальности много времени не отнимут, – объявил капрал и, радуясь удачному ответу, вышел за ворота. – Хорхе, отнеси сундук на постоялый двор, – попросил я слугу. – И вели хозяину подогреть вина. – Да, магистр, – направился Кован к дилижансу, но наткнулся на мою протянутую руку и, состроив скорбную мину, вложил в ладонь позаимствованный у кучера кошель. – Полагаете, мы застряли тут надолго? – опечалился Сильвио де ла Вега. – Пузатый сеньор сказал, формальности не отнимут много времени! – Возможно, что и так. Как бы то ни было, не уверен, что в состоянии продолжить путь, – поморщился я, развязал кошель и отсчитал свои тридцать шесть крейцеров, затем окликнул горожанку: – Матушка, вы сколько заплатили за проезд? Ушлая тетка облизнула губы и стрельнула глазами на мастеровых, но те уже освободились и наблюдали за нами с живейшим интересом; завысить сумму не вышло. После горожанки я рассчитал повеселевших дядек и передал кошель южанину: – Возьмите свое, сеньор. Сильвио посмотрел на меня с нескрываемым сомнением: – По имперскому уложению, имущество преступников переходит в казну. – Все так, – кивнул я, – но этот прохвост собрал деньги за проезд, заведомо не собираясь исполнять взятые на себя обязательства и не имея права оказывать подобные услуги. Любой суд признает подобную сделку ничтожной, а значит, речь идет о банальной реституции. Мы лишь упрощаем процедуру. К чему обременять своими мелочными требованиями юристов бургграфа, безмерно занятых куда более важными делами? Южанин рассмеялся и запустил пальцы в кошель. – Так понимаю, о колдуне вы умолчали неспроста? – вполголоса уточнил он, когда мы остались наедине. – А был ли колдун? – пожал я плечами. – Нам что-то такое почудилось, но где доказательства? Не хочу, чтобы меня подняли на смех. – Да и люди епископа продержат нас куда дольше дознавателей бургграфа, – поддакнул Сильвио. – Магистр, я видел только разбойников, о них и расскажу. – Вполне разумное решение, на мой взгляд, сеньор. В ворота прошел стражник в напяленной поверх стеганой куртки кирасе и с глефой на плече, он заметил трупы, остановился и присвистнул. Перевел заинтересованный взгляд на нас, но тут Сильвио кинул на труп кучера заметно отощавший кошель, и звон серебра мигом заворожил служивого, заставив позабыть обо всем остальном. Хорхе уже уволок сундук на постоялый двор; я поднял с земли саквояж и тоже задерживаться у дилижанса не стал. Де ла Вега опустил пониже на лоб берет, закинул на плечо ранец и поспешил следом. В общей зале постоялого двора оказалось сильно натоплено; я чуть не задохнулся от наслаждения из-за нахлынувшего тепла. Наши попутчики сгрудились перед камином; толкаться там с ними не хотелось, и я скомандовал выглянувшему на стук двери хозяину: – Комнату, таз горячей воды и кувшин глинтвейна! – Бутылку вина! – вторил мне Сильвио, нервно усмехнулся и, будто сам себе, произнес: – Надо скорее напиться и позабыть это безумное утро… Поскорее позабыть? Я поморщился из-за жжения в левой руке и покачал головой. Уверен, это будет не так-то просто… Комнатушку мне выделили на первом этаже; тесная клетушка с единственным окном еще не успела полностью выстыть после съехавшего поутру постояльца, пепел в очаге оказался теплым. Кровать была одна, а еще прямо на полу лежал набитый соломой тюфяк. Шустрый малец быстро развел огонь и убежал за горячей водой, а Хорхе задвинул сундук в угол, вытер пот со лба и отправился напомнить хозяину о глинтвейне. Повесив подсумок с пистолями на спинку кровати, я стянул сапоги и с досадой оглядел камзол и штаны. Те пестрели бурыми пятнами, и было уже не разобрать, моя это кровь или чужая, а то и просто дорожная грязь. Появляться на людях в таком виде определенно не стоило; я разделся, натянул шерстяную ночную сорочку и с ногами забрался на кровать. Снял с шеи висевший на шнурке мешочек и сунул его под матрац, затем укрылся одеялом. То показалось жестким и колючим, но пусть даже и так – холода мне сегодня хватило за глаза. Безумно хотелось закрыть глаза и уснуть; остановило ясное понимание, что ничего хорошего из этого не выйдет, только заработаю головную боль на несколько дней вперед. Да и не получится нормально выспаться. Непременно разбудят. Под скрип ржавых петель распахнулась дверь, широкоплечий слуга занес в комнату и выставил рядом с кроватью жаровню, полную алых углей. Следом прибежал мальчишка с пустым деревянным тазом, тут же выскочил в коридор и вернулся с ведром горячей воды. Опрокинул ее в таз и отправился восвояси, даже не подумав подтереть разлетевшиеся по всему полу брызги. Я размешал в тазу порцию горчичного порошка и с наслаждением опустил в воду озябшие ноги. – Ангелы небесные, до чего же хорошо… – блаженно выдохнул, чувствуя, как в окоченевшие ступни начинает возвращаться тепло. Вновь распахнулась дверь, на этот раз в комнату прошел Хорхе. – Ваш глинтвейн, магистр, – сообщил он, наполняя кружку из пузатого глиняного кувшина. – Налей и себе, – разрешил я, но сразу передумал. – Нет, сначала найди кого-нибудь, чтобы привели в порядок одежду. И вели хозяину нагреть еще пару ведер воды. Слуга кивнул и вышел в коридор, а я осторожно пригубил глинтвейн и, хоть меда явно пожалели, получил ни с чем не сравнимое удовольствие. Хорошо! Вода в тазу уже начала остывать, когда наконец вернулся Хорхе. – Все сделают, – оповестил он меня. – Дай полотенце, – попросил я. Кован выполнил распоряжение, заодно разлил по кружкам остатки глинтвейна. Я отказался от второй порции подогретого со специями вина и принялся растирать ноги полотенцем. В голове приятно шумело, но вино оказалось неожиданно крепким, и перебарщивать с выпивкой не стоило. Слишком устал. Хорхе Кован отыскал в дорожном сундуке пару коротких, едва достававших до колен теплых чулок, затем кинул на пол домашние тапки и лишь после этого с чувством выполненного долга приложился к глиняной кружке; одним махом влил в себя ее содержимое и взял следующую. Темные глаза заблестели, но это ни о чем не говорило: Хорхе прекрасно соображал и после пары кувшинов подобного пойла. Я натянул на распаренные ноги чулки, передвинулся поближе к жаровне и скинул с плеч одеяло. Холод отступил, где-то внутри начинал разгораться огонь. Все как всегда. Все как всегда… Пальцы левой руки бездумно перебирали зерна четок, и понемногу боль стихла, отступила и спряталась в ожидании, когда ей будет позволено вернуться обратно. Не дождется. Не сегодня – точно… Вновь распахнулась дверь – стучаться здесь вообще не в правилах, как я погляжу! – и к нам заглянул давешний таможенный капрал, краснощекий и круглолицый, за его спиной маячил молодой вихрастый паренек в форменном плаще магистратского служащего. В комнатушке сразу стало тесно. – Сеньор… – неуверенно выдавил из себя служивый. – Магистр! – одернул его Кован. – Магистр, – поправился капрал. – Могу я взглянуть на ваши документы? – Покажи, – распорядился я, и Хорхе передал толстяку подорожную и свидетельство университета Браненбурга о получении степени лиценциата свободных искусств. Таможенник долго-долго изучал бумаги, затем сунул их спутнику и откашлялся. – Надо все запрото… протоко… – Он сбился на сложном слове и махнул рукой. – Записать все надо. Все, как было! Паренек протиснулся мимо капрала, передвинул единственный в комнате табурет к широкому подоконнику и принялся раскладывать на нем письменные принадлежности. – Не буду мешать! – откланялся таможенник и вышел в коридор, а мне пришлось рассказывать о своих сегодняшних злоключениях под запись, не забывая умалчивать об одних деталях и на ходу выдумывая другие. А только ушел писарь, как вновь скрипнула петлями дверь, но теперь – о чудо! – перед этим в нее постучали. – Вода нагрета, сеньоры! – оповестил нас слуга-мальчишка. – Нести сюда? – Нет, на задний двор, – ответил Хорхе, выглянув в окно. – Кадку можно будет наполнить? Еще нужны четыре ведра холодной воды.