— Что ты всё её крутишь? — спросила меня Эльвира. — Не наигрался за столько лет? Я поставил чернильницу на столешницу секретера и решил попробовать писать пером и чернилами. Взял кусочек тетрадного листка с полки, перо на палочке и макнул его в чернильницу. Тушите свет! Чернила — это абсолютное зло! Можно я возьму академ, пока шариковые ручки не появятся? У меня не то, что каллиграфии, у меня просто что-то написать не получилось. Как я буду учиться? Я вышел в кухню к бабуле. — Ба. А нет ли у нас перьевой ручки? — А куда ты свою дел? — У меня только перо на палочке. А мне бы… Как её? — я пытался вспомнить как назывались ручки с чернилами внутри. — Автоматическую… — Авторучку? — Точно, — обрадовался я. — А пером писать как всегда? — Не получается. Забыл, как это делается. Бабушка покачала головой, встала и ушла в соседнюю комнату. Скоро она вышла, держа в руках чёрную авторучку и протянула мне. Да ладно. Parker. — Тоже трофейный? — спросил я. — Подарок, — скромно ответила бабуля. — Классная вещица. Давно ею пользовались? — озабоченно спросил я и попробовал провести пером ручки по руке. Перо было совершенно сухим, — как бы капилляр засохшими чернилами не забился. Я пошел искать у Пашки в секретере чернила. Искал-искал, а они перед носом стояли. Плохо, когда не знаешь, как искомый объект выглядит. Я заправил ручку и попробовал писать. Другое дело! Будущее сразу окрасилось в радужные краски. Настроение у меня улучшилось. Я вышел в кухню, потрогал чайник на печке. Он был горячим. Я набодяжил себе чаю и сел к столу. Эльвира штопала носки. Что она видела под этой лампой? Но, честно говоря, это сейчас было самое освещенное место в доме. Надо будет что-то с этим сделать. Я взял томик Конан Дойля и приготовился почитать за столом за чашкой чая. Но вспомнил про деньги в бушлате. Надо их куда-то переложить. Подальше положишь, поближе возьмёшь. Я встал и забрал деньги из кармана бушлата, подошёл к своему секретеру и внимательно осмотрел его в поисках места для нычки. Старинная мебель всегда имела потайные места. Но на то они и потайные, чтобы их так просто нельзя было найти. Я взял с полки готовальню, засунул туда сложенные вчетверо купюры и с чувством выполненного долга сел за стол читать. Оставшийся вечер мы просидели вдвоем с бабулей в тихой уютной обстановке. Засыпая, я подумал, что сегодняшний день был очень, очень длинным. Я так много всего успел сделать! Проснулся от шебуршания на кухне. В окнах уже вовсю светился день. Я встал и вышел на кухню. — Доброе утро, — поздоровался я с бабушкой. — Где можно лицо ополоснуть? Она, ни слова не говоря, набрала ковшик холодной воды из ведра и плеснула в рукомойник на стене. Потом добавила туда же горячей воды из чайника. — А что, вода не остыла за ночь? — удивился я. — Остыла, — невозмутимо ответила Эльвира. — Я утром печку топила, она опять нагрелась. — Два раза в сутки приходится печку топить? — уточнил я. — Это же сколько дров надо! Умывшись я обратил внимание, что чистая вода у них в ведре. И помои под умывальником в другом ведре. Эти вёдра же кто-то приносит и выносит, дошло, наконец, до меня. Эльвира поставила мне тарелку с ячкой. Не стал спрашивать про молоко или масло. Уже догадался, что к чему. Так и съел пустую кашу. — А воду где берёте? — спросил я, наливая себе чай. — Откуда носите? — Летом в колодце во дворе. А сейчас колодец замёрз. С колонки на улице носим. — Понятно. А помои куда выливать? — За сортиром куча травы с лета. Туда льем. — Понял. Ты сама не таскай, меня зови, — наказал я ей как можно строже. — А дрова где берёте? — Привозят с леспромхоза. Заказываем сразу машину. — Уже колотые? — Да прям. Сами колем. — Как сами? Вы с матерью сами топором машете? — Сами мужикам за это платим. — А, я уж испугался. Понятно, что «есть женщины в русских селеньях», но не до такой же степени, — я развёл руками, а бабуля многозначительно ухмыльнулась. — А где можно зубы почистить? — спросил я бабушку, — как ни смотрел, нигде не мог найти пасту и стакан со щетками. Бабушка молча открыла небольшой шкафчик над рукомойником и дала мне допотопного вида щетку и небольшую круглую коробочку. На коробочке я увидел надпись: «Зубной порошок». Мне поплохело. Без шуток, по-настоящему стало плохо. Нахлынули потоком воспоминания. По спине побежал холодок. Мои взаимоотношения с советской стоматологией в свое время были настолько сложны, полны боли и разочарований, что страх перед лечением зубов я более-менее преодолел уже в весьма солидном возрасте. Ну очень не везло мне на врачей-стоматологов в детстве. В голове чередой проносились образы прошлого: зубоврачебный кабинет в школе, эта мечта испанского инквизитора, безграмотная врач в поликлинике, отправившая меня на удаление зуба, который, как потом выяснилось, спокойно можно было вылечить, еще один врач, удаливший мне здоровый зуб вместо больного и дальше еще целый список моих мытарств, который был очень длинным. Видимо, я довольно сильно побледнел и напрягся, потому что бабушка вдруг спросила: — Что с тобой? Забыл, как пользоваться зубным порошком? — Да нет. Помню. Все в порядке, — я постарался взять себя в руки, — задумался просто. А сам сделал себе в голове пометку обязательно продумать вопрос тщательного ухода за полостью рта. Пока что у Пашки проблем с зубами не было, по крайней мере по моим ощущениям. Надо сделать так, чтобы их и не возникло максимально долго. Благо, продукты пока хорошие. Всякой химии особо не сыплют. Уже большое подспорье. Я кое-как разделался с чисткой зубов, выиграв сражение с зубным порошком, и поинтересовался у бабушки: — Какие планы на сегодня? Надо помочь что-нибудь? — Хотела сходить к Никифоровне насчет ботинок тебе поговорить. — А что насчет них говорить? — не понял я. — Ты хочешь сказать, что ботинок в магазинах тоже нет? А Никифоровна их где возьмёт? — Она на базе работает. Может достать. Достать. Точно. Было такое слово. Не купить, а достать. — Пойдёшь со мной. Вдруг у неё дома что-то есть. Сразу померяем. И гречку заодно заберём. Она мне обещала мешок насыпать. Как раз поможешь донести. — Мешок? Это сколько килограмм? А есть какие-нибудь санки? — Зачем тебе санки? — Так мешок везти. — Какой? — Блин. Гречки мешок. Тебе обещали насыпать. Бабуля молча достала из корзинки небольшой тряпичный мешок с удавкой. Мы в таких сменку в школу носили. — Ну, сколько здесь килограмм поместится? Три? Пять? — спросила она. — А потом, она может ещё и не полный мешок насыпет. — Вот и поговорили глухой со слепым, — проворчал я. — Мешок гречки. Звучит-то как! — Что ты там бормочешь? — Не надо санки. Так донесу. Бабуля ушла в свою комнату. Я допил чай. Хотел уже пойти одеваться, как заметил, что бабушка растерянно стоит перед открытыми полками бельевого шкафа. Я остановился, по ее виду понял: что-то случилось. Она принялась перебирать постельное бельё на одной из полок. Понятно: деньги там прячет. У меня мать тоже так прятала. — Ты чего там закопалась? — спросил я намеренно беззаботно. — Да, двадцать рублей найти не могу. Спрятала куда–то, — растерянно ответила Эльвира. Вот теперь понятно, где Пашка часть денег взял! Засранец. А остальные откуда были? Размышляя я пошел к себе, достал из готовальни купюры, также сложенные вчетверо, зажал их в ладони, чтоб видно не было и вернулся в спальню к бабуле.