— А я детям никто. Мы с Ленкой не расписаны. Дети не мои. Ничего она с меня не получит, — улыбаясь, заявил отчим, скидывая в наволочку своё барахло. — Вот дура баба она и есть дура, — пробормотал Герман. — А какая разница твои, не твои? — спросил я. — Платить всё равно будешь. На двоих детей сколько положено алиментов, пятьдесят процентов? Средняя зарплата сколько? Ну, пусть сто рублей, так по–скромному. Вот, пятьдесят рублей в месяц ты будешь на сыновей платить добровольно своей не жене. Эмма будет за этим следить. — С какого я буду платить? — развязно спросил отчим. — С такого. Пятнадцать лет исковой давности. Забыл? — Да пошли вы, — рявкнул отчим и хотел уже уйти. — Ключ! — остановил его Герман. Тот показал на ключи на полочке под зеркалом у входа и ушёл, хлопнув дверью. Мы остались с Германом в доме одни. — Что дальше будем делать? — спросил я, собираясь уходить. — Как думаешь, он будет платить? — Да нет, конечно, — ответил Герман, выключая свет в доме, выходя и запирая дверь. Мы вышли на улицу. — Он и не работал толком никогда, — продолжил Герман. — Так, сторожем числился где-то, чтоб не посадили за тунеядство. Случайными шабашками перебивался. Сам же их и пропивал. — Красавчик. Давай, к нам зайдём, — предложил я. — Там все на ушах уже, наверное. Нас и правда ждали, бабушка с матерью и Эмма не спали. Сидели за столом. Когда мы с Германом вошли, все вопросительно уставились на нас. — Он ушёл. — доложил я. — Дом пустой. Кому-то надо там печку топить, чтобы он не разморозился. Эмма выдохнула, как мне показалось, с облегчением, но тут же опять напряглась. — Ой. А что скажет мама? — взволнованно проговорила она. — Когда она должна вернуться? — спросил я. — Не знаю, может завтра, может в понедельник, — ответила девочка, всё больше и больше втягивая голову в плечи. — Эмма, — вступил в разговор Герман. — Мне плевать на то, что скажет эта глупая баба. Она предала тебя, променяв на мужика. Она должна была выгнать этого козла к чёртовой матери, как только он первый раз на тебя посмотрел. — Согласен, — добавил я. — У тебя нет больше перед ней никаких моральных обязательств. Перед мной и Германом поставили блюдца с кусочками торта, что я принёс сегодня. Я и забыл про него. — О, тортик, — воскликнул я обрадованно, попросил ложечку и чаю. Мы с Германом выпили чаю с тортом, немного успокоились. Но идиллию нарушило громкое всхлипывание. Эмма начала рыдать. У бедной девочки сдали нервы. Теперь она переживала, как они будут жить? Жалела братиков. И опасалась скандала со стороны матери, боялась обвинений в том, что из-за неё мать осталась без мужа. — Эмма. Если твоя мать скажет хоть слово плохое на тебя, я её выгоню, — сказал Герман, но увидев испуганные глаза девчонки, поспешил добавить: — Ты будешь не одна. Поживёшь временно у нас, тебе три года осталось до совершеннолетия. Вырастешь, будешь жить в нашем доме в тишине и покое. — А как же мама? — сквозь слёзы спросила Эмма. — Это её проблемы, — отрезал Герман. — Я не позволю никому тебя обижать. Даже если сейчас тебе это не нравится, потом ты спасибо скажешь. В дверь громко постучали. Я встал и открыл дверь в сени. Передо мной стоял Иван Николаев. Вид у него был бледный. — Выйди, — только и сказал он. Продолжение следует. Nota bene С вами был Цокольный этаж, на котором есть книги. Ищущий да обрящет! Понравилась книга? Наградите автора лайком и донатом: Ревизор: возвращение в СССР