Глава 20 Пётр Аркадьевич Загороднев. Настоящее время. С утра Петру пришлось встать пораньше, чтобы приготовить завтрак. До вчерашнего вечера он искренне полагал, что холодильник на кухне для красоты. В крайнем случае для замораживания льда и охлаждения пива. Совсем уж редкость — сохранность остатков пищи, если случалось ужинать дома. Продукты в нутре холодильника такая же редкость, как и тот факт, что Пётр повязал фартук поверх штанов. Кстати, футболку он не стал надевать из принципа. Спящему зайчонку пора узнать, чего она лишала себя по доброй воле, тогда как могла бы успешно пользовать всё то, чем щедро, по его пристрастному мнению, одарили родители и регулярные тренировки в спортивном зале. Ровесники уже давно заплыли жиром, любовниц имели единицы, у жён сплошь голодный взгляд. Поскольку зажравшиеся лентяи предпочитали уделять внимание не прелестницам, а накачиванию пивом или виски объёмные животы. Даже Вазганян, несмотря на ворчанье его обожаемой Вероники, давно забросил посещение спортзала, с нескрываемым удовольствием переключившись на новое хобби жены. Не так давно Вероничка вздумала печь пироги и булочки. Справедливости ради Пётр признавал, что выпечка у неё получалась — пальчики оближешь. Но зачем это женщине, чей муж владел сетью кафе и успешными ресторанами, для Петра оставалось непостижимой загадкой. Тем более повара были счастливы угодить привередливой жене шефа, но она готовила в основном сама и требовала от мужа, чтобы тот исправно поедал её стряпню. Пётр, несомненно, радовался за друга, по крайне мере Вероника готовила то, что желудок в состоянии переварить без тяжёлых последствий. Но булки в огромном количестве сказались на фигурах обоих. Вероника тоже заметно округлилась во всех местах. Пётр такие вещи подмечал моментально, мужик как никак. Но она мать троих детей, ей дозволялось всё или почти всё. Когда он подшучивал над Вазганяном и его пивным бочонком вместо талии, тот лишь отмахивался, мол дети и жена заменили ему все походы в тренажёрный зал. А Пётр чувствовал себя действительно счастливым, что сохранил холостой статус, его дочь выросла и пора морально готовиться к тому, что не сегодня-завтра предъявит будущего зятя. Тем не менее вчера он забил холодильник провизией до отказа, толком не понимая зачем ему это нужно и главное куда девать неиспользованные продукты. Ведь максимум, что он в состоянии приготовить без опасения слечь с несварением — простейшие яичница или омлет. Пётр полагал, что большего от него требовать попросту невозможно: «Я уже и не вспомню, когда в последний раз готовил мясо. Лет двадцать назад наверно. Так давно, что лучше не вспоминать». Обжаренный бекон отдыхал на большой тарелке, а он тем временем разбил в сковороду десяток яиц, посолил, поперчил, накрыл крышкой и ждал, облокотившись на столешницу. Звонок в дверь отвлёк от поварских дел. — Почему так рано, — недовольно проворчал он на брата. — Доброе утро, старый. — Ещё раз обзовёшь и полетишь вниз с парашютом. — Он всё равно не раскроется, высоты не хватит. — Вот именно. — Садист. — После третьего оскорбления, Сава, ты никогда не переступишь порог моего дома, — Пётр добавил в голос льда, что-то младший сегодня слишком много себе позволял. — Стасик скоро подъедет. — В курсе, он звонил. — А чем у тебя так вкусно пахнет? Ну конечно, мелкий засранец успел сунуть любопытный нос в сковороду. — Вот это да-а, Петька, ты жаришь яичницу? Что-то случилось? Кто-то умер, женился или родился? Сава уже схватил вилку, нацеливаясь оттяпать кусок на пробу, но вовремя получил от Петра по загребущей лапе. — Чужое не тронь. — Доброе утро! — Мелодичный голос заставил их обернуться одновременно. Мира выглядела восхитительно в футболке и спортивных штанах, принадлежащих Петру и предусмотрительно оставленных для неё им же, закатанных снизу на несколько оборотов и всё равно сидящих на ней кошмарно. Но при этом его член моментально ожил, стоило ей оказаться в зоне видимости, в который раз доказывая, что надень на неё любое безобразие, он всё равно постоянно хотел эту невероятную женщину. — Мира? Привет…, — Савелий даже не потрудился скрыть удивления. Он оглядел её с ног до головы, подмечая странную одежду и заспанный вид. Пётр же обратил внимание на влажные волосы на висках. — Вас можно поздравить? Настал черед удивления Миры, она перевела недоумённый взгляд на Петра, чтобы тот прояснил. Но он только пожал плечами, отказываясь комментировать бред или тем паче заострять на нём внимание. По его мнению, Мира, итак, слишком пуглива всего, что касалось отношений. Подольский кретин! Наворотил дел и в кусты. Пётр всегда чувствовал, в Георгии непонятный подвох. Знать бы, что он натворил и чем обидел. Тогда ему будет намного проще подобрать секретный код к пугливому зайчонку. — Заткнись, — процедил он брату на ухо. После чего подошёл к Мире и потянув за собой, принудительно усадил за стол. — Буду тебя кормить. Жаль, что Савелий припёрся слишком рано и испортил нам завтрак. — Он собирался провести время до визита гостей совершенно иначе. — Кстати, тебе тоже доброе утро, — поцеловав её макушку, он ненадолго замер в склонённой позе, чтобы дольше насладиться цветочным ароматом шелковистых волос. Но она обернулась, лишив его даже такой малости: — Ты к нему слишком суров. — Мира широко улыбнулась, и Пётр моментально забыл о недавнем раздражении. — А чем так вкусно пахнет? — Открытый взгляд карих глаз существенно пошатнул его выдержку, давно трещавшую по швам. — Петька жарит яичницу, — Савелий сдал брата с потрохами, — по-моему, впервые в жизни. — Не ври. Я умею готовить яичницу, даже бекон нажарил. — Пётр подвинул тарелку с хрустящей горкой поближе к Мире. После развода она совсем похудела и до сих пор ей не удавалось набрать вес. — Мира, когда будешь есть яичницу, жуй аккуратно, иначе рискуешь напороться на остатки скорлупы. — Сава, если не заткнёшься прямо сейчас, ты знаешь, что тебя ждёт. Младший брат тоже уселся за стол, но получил от старшего пинка и ему пришлось вскочить, чтобы не грохнуться на пол вместе со стулом. — Эй, ты чего такой буйный? — А ты почему расселся? Намазывай бутерброды. Для тебя слуг нет. — В целях придания ускорения Пётр огрел его полотенцем по крепкой заднице, будучи уверенным, что тот ничего не почувствовал, зато Мира рассмеялась, а он добивался именно такого эффекта. Хотя лучше ей не пялиться на задницу его брата. Пока Сава разбирался с сыром и колбасой, он разложил нехитрый завтрак по тарелкам. Кофеварка запищала о готовности эспрессо. Две чашки тут же очутились на столе — для него и зайчонка. — А мне кофе почему нет? — обиженный тон Савелия вызвал на лице Миры новую улыбку. — А ты в состоянии позаботиться о себе сам. — Хочешь возьми мой, я подожду, — Мира проявила никому не нужную любезность. — Ещё чего! — Пётр возмутился и разозлился на брата окончательно, с лёгкостью переходя сразу на ту стадию, когда в шаге от осуществления давней подростковой мечты, чтобы остаться единственным сыном у отца, — я варил специально для тебя, Мирушка. А этому обжоре не составит труда обслужить себя самостоятельно. Мира спрятала улыбку и заблестевшие глазки, утыкаясь в тарелку, но он заметил и загордился. Странно всё это. Смотреть на женщину, пока она ест пищу, приготовленную тобой, а вы при этом ни разу не переспали, и количество поцелуев до смешного мало. Для чего ему сдался геморрой с отношениями? «Фамилию ей предложил, тоже мне. Это ж надо было додуматься навешать на молоденькую, пугливую барышню откровений, а после лезть женихаться. Научись для начала делать предложения, престарелый кретин». Пётр беспощадно ругал себя последними словами, глядя как пустеет тарелка зайчонка, а её лицо окрашивалось румянцем и довольным выражением. Смешно, глупые люди верили, что желудок прокладывал путь к сердцу мужскому. Судя по всему, прекрасные создания не менее прожорливы, чем мужики. Пётр глубоко вздохнул, лишний раз убеждаясь в покрывшихся пылью за давностью лет выводах, что все люди одинаковы, независимо от пола, приписываемого характера или же темперамента. — Петя, ты ничего не съел. Он отвлёкся на нежный голос, мимоходом отмечая, что Сава угомонился и молча поглощал еду. — Я не голодный. Будешь добавку? — Он был готов отдать ей последний кусок хлеба. — Нет, ты что. Я наелась, спасибо. Очень вкусно и ни одной скорлупки не попалось. — Тебе просто повезло, — Сава очнулся, но Пётр моментально отвесил ему подзатыльник, специально дотягиваясь, преодолевая расстояние между них. — Петька, очумел? Я ведь и сдачи дать могу! — Рискни, — присутствие прекрасной дамы за столом толкало его на мальчишеские безумства. — Тебе повезло, что я добрый. И потому что Мира смотрит. — Брейк мальчики, что на вас нашло с утра пораньше. Или происходящее для вас норма? — она улыбалась, расценивая всё шуткой, и Пётр тоже расслабился. Пока зайчонок улыбался, на всё остальное он клал с прибором. Звонок домофона прервал уютные домашние посиделки. Тем не менее Пётр никуда не торопился. За последние годы он впервые почувствовал себя действительно Дома, на короткие минуты, но всё же. Брат, общей кровью по отцу, уже давно не вызывал чувство ревности или соперничества. Пожалуй, кроме Алиски и Савы ближе у Петра никого не было. Родители не в счёт. Как бы он ни ценил отца с матерью и даже (скрепя сердце и поскрипывая зубами) мачеху, всё-таки у них была своя, отдельная от повзрослевших сыновей жизнь. Близость желанной женщины, заставляла напрягаться и одновременно расслабляла, её недоступность и непринадлежность ему отошла на задний план. Младший брат с Мирой общались легко и непринуждённо, возможно, тому способствовала увлечённость Савы её подружкой. Если закрыть глаза, легко представить, что они бы сидели точно также десять или двадцать лет спустя. Как бы ни сложилось дальше, сегодняшнее утро он провёл в самой лучшей компании с приятными сердцу людьми. Если бы не дурацкая договорённость о встрече. Будучи хозяином квартиры, Пётр наконец поднялся из-за стола, чтобы встретить новоприбывшего, но потянул Миру за собой, чтобы в коридоре прояснить свои намерения: — Стас приехал. Тебе надо переодеться…, — он прошёлся по ней откровенным пошловатым взглядом и дерзко ухмыльнулся, скривив один уголок рта, — чтоб ты знала, я предпочёл бы оставить тебя в футболке, но без кошмарных штанов. Они отвратительны. От Миры раздался заливистый смех, сопровождаемый запрокидыванием головы, а он как заворожённый смотрел на открывшуюся тонкую шею. «Милая, сделаешь так ещё раз, и я уволоку тебя в берлогу и стану делать воистину страшные вещи». Он гулко сглотнул и плотно сжал губы, чтобы удержать язык за зубами и не впиться в молочную шею, зацеловывая до отметин. Пах налился кровью, но тут затрезвонил мобильник. Стасик потерял терпение. — Почему сегодня всё невовремя, — пробормотал он под нос, обращаясь скорее к самому себе. — Ты про что? — Иди, Мирушка, переодевайся, — вопреки словам Пётр без видимых причин вдруг потерял последнее самообладание и будто со стороны слышал собственный голос: охриплый, с вибрирующими и угрожающими нотками, — либо можешь остаться в этой одежде, но тогда я выгоняю всех взашей и переодеваю тебя сам. Заглянув в стремительно округлившиеся карие глаза, он сразу приметил расширенный зрачок, проскользил взглядом ниже до подрагивающих ноздрей, приоткрытого рта, из которого вырывалось неравномерное дыхание с ароматом кофе. А через мгновение или спустя вечность Пётр осознал, что впился в розовые губы, вгрызаясь в нежную плоть, с одержимостью измученного чередой неудовлетворённости прыщавого юнца, впервые получившего дозволение на поцелуи. Мира не ожидала, впрочем, как и он. Упёрлась руками в его плечи в попытке отстраниться, только Пётр, в отличии от былой неумелой юности, прекрасно знал, как совладать с женским характером. Загороднев не растерялся и не стал смягчать вырвавшуюся на свободу после жёстких рамок страсть, а жадно изучал глубину влажного рта. Хотя вряд ли он был в состоянии остановиться. И уж точно не смог бы прервать поцелуй, когда короткое время спустя Мира обмякла в его крепких объятиях, а вскоре, неуверенно поначалу оплела руками за шею, а затем осмелев запустила пальцы в короткие волосы, притягивая ближе, пусть даже неосознанно. Её язычок на первых порах прятался, пытался сбежать от него, но Пётр неуклонно со всей решимостью, походившей скорее на неуправляемую стихийность, соблазнял, заманивал, искушал, увлекал. Мира слишком долго сопротивлялась. Устав от бесполезного копошения он просто всосал её язык, заключая в плен и ненасытно лаская так, как хотелось уже очень давно. Без оглядки на её возможные страхи, дурацкое чувство неловкости. Сколько можно? Они не подростки в конце концов. Она незамужняя, он холостой. Почему бы не доставить друг другу обоюдное удовольствие. Особенно в свете того, что Загороднев относился к ней со всей возможной серьёзностью и уважением, преследуя далекоидущие цели, а не ради тривиального секса на одну ночь. Вскоре Мира окончательно осмелела и вовсю включилась в процесс, с силой цепляясь за шею и вонзая ноготки ему под кожу, заставляя член болезненно пульсировать и с жадностью рассчитывать на продолжение. Мобильник разрывался, домофон тоже. Пётр не обращал внимания на досадные мелочи, он просто не думал об этом. Покуда Мира отвечала на поцелуй, прижималась грудью без лифчика, потираясь через футболку затвердевшими сосками, он самый счастливый человек. — Ребят, может перенесём? Стасик не хочет стоять у подъезда, а мне неловко запускать его внутрь, пока вы не закончили. Да чтоб вас всех… Мира пугливо дёрнулась в его руках, но усилив захват он не дал ей ускользнуть и соединил их лбами, пока выравнивалось дыхание. «Не хочу отпускать. Хочу держать её, хочу быть на ней, в ней, вокруг неё. И пусть все катятся в преисподнюю». — Сава, я убью тебя и Стаса тоже. Немедленно убирайтесь отсюда… — Нежные ладони, упирались ему в грудь, но после его несдержанных слов вернулись на плечи поглаживая и слегка массируя. Наверно Мира хотела его успокоить. Но Пётр-то специально не надевал футболку, и сейчас приятные ласки по обнажённой коже проверяли на стойкость его почившую выдержку, которая благодаря страстному поцелую и отзывчивости Миры, начала понемногу восстанавливаться капля за каплей. С величайшим трудом он пошёл у неё на поводу и разъединил их тела, чтобы заглянуть в тревожные глаза и заранее предсказать до каждой буквы и запятой всё, что она намеревалась сказать: — Петь, мы вроде собирались по делу, невежливо выгонять людей если ты сам их пригласил. — Вертел я твою вежливость, — грубость сорвалась с губ непроизвольно. Но заметив, как нахмурилась Мира, он поторопился смягчить, — сам пригласил, сам выгоняю. Мой дом, что хочу, то и делаю. — Хмурая складка между бровей на её лице подсказала, что смягчить ему не удалось. Короткая и мимолётная, но несвоевременная мысль, промелькнувшая в его голове, о нежной коже, которую он намеревался испробовать до каждого сантиметра и недоступность такого простого действа, незамедлительно обрушила злобное раздражение на всех и каждого. — Петь, пожалуйста, — раздалось от неё просительно.