— А что ты делаешь сейчас, если не доверяешь? Ты лежишь на мужчине, который готов сию минуту содрать с тебя дурацкие тряпки и овладеть грубо, грязно, заставив кончить много-много раз подряд. «Ого! Да что ж ты творишь, Пётр Аркадьевич!» По мне промчались не мурашки, жаркая волна прокатилась по венам, чтобы сосредоточиться в развилке бёдер. Ягодицы поджались, как по команде. — Я чувствую, как бьётся твоё сердечко, Мира, — мужской голос завибрировал низкой хрипотцой, пробуждая во мне дрожь. Чтобы не выдать вожделения, мне пришлось закусить нижнюю губу. — Но как бы я ни хотел воплотить все порочные фантазии с твоим телом, я жду твоего согласия. И ты мне доверяешь, если приходишь ко мне домой, остаёшься ночевать, зная, что кроме нас двоих здесь никого нет. Даже сейчас ты позволяешь гладить твой живот, твою грудь. — Его пальцы расстегнули несколько кнопок рубашки, чтобы проворно скользнуть внутрь и сжать набухшую плоть, прятавшуюся в кружевах. — Потому что уверена, если скажешь мне остановиться, я это сделаю, несмотря на то, что хочу совершенно другого. Что это если не доверие, Мирушка? Неизвестно, повлияли на меня его слова или я всё-таки достигла предела, когда долгое воздержание срывало внутренние тормоза. Я не могла больше терпеть алчной потребности, зародившейся внизу живота и постепенно с каждым произнесённым словом, с каждым движением мужских пальцев по моему дрожащему телу, заполняющей меня всю, без остатка. Я резко перевернулась на живот, и сама впилась в его приоткрытые губы требовательным поцелуем. Петра не пришлось уговаривать, он обхватил ладонями мой затылок, чтобы я не передумала. Но я бы не смогла. Мне так сильно хотелось почувствовать в себе мужчину, ощутить себя живой, вспомнить что я женщина. И, честно говоря, не уверена, будь на месте Петра кто-то другой воспротивилась бы или нет. На этот раз поцелуй был далёк от нежности. Пётр без стеснения врывался своим языком и хозяйничал на моей территории, словно имел на это право. Мне оставалось лишь постанывать, когда, покоряясь его напору, мою грудину распирало от нахлынувших эмоций. Мне казалось, что я не выдержу, взорвусь. Ощущений становилось слишком много. Но я лишь сильнее вжималась в него, стремясь через кожу, через дыхание поделиться эмоциями, чтобы унять распирание изнутри. Я задыхалась, но в пылу страсти даже не замечала этого. Пётр отстранил мою голову, жадно заглядывая в прикрытые веками глаза: — Мира, ты хочешь меня? — Очень. — Тогда держись. Я обвила его за шею, он же со мной на руках и придерживая под попу легко поднялся с дивана. — Обхвати ногами, — подсказал, после чего понёс в спальню. Пётр рухнул на кровать вместе со мной, подставляя руки, чтобы не раздавить, и продолжил внимательно рассматривать моё лицо. — Хочу тебя, малышка, только тебя. — Я предупреждала, чтобы ты не смел называть меня зверинцем. Детка и малышка тоже под запретом. Его довольный смех заколол мою кожу мелкими иголочками. «И чему он обрадовался?» — Как скажешь, Мирушка, — моё имя он выдохнул прямо в губы, прижимаясь влажным поцелуем. Язык затанцевал вместе с моим, чтобы сделать нас ещё ближе друг другу. Я цеплялась за его плечи, не желая разъединять наши тела. Словно если между нами окажется слишком много воздуха и пространства, то я снова почувствую себя одинокой и пустой. А мне так хотелось стать наполненной. Мужчиной, эмоциями, жизнью возможно. Пока мы целовались, Пётр не забывал снимать с меня одежду. Рубашка поддалась легко, а чтобы стянуть джинсы, ему пришлось отстраниться, и мой недовольный стон не замедлил отразиться от стен. — Я здесь, Мирушка, я здесь, — глухо бормотал он, пока избавлял себя и меня от остатков одежды. Прохладный воздух остужал кожу, но внутренний пожар продолжал полыхать. Новая цепочка чувственных поцелуев началась от пупка и закручивалась хаотичными кольцами вверх до груди. — О-о-ох, — я выгнула спину, прихватывая пальцами короткие волосы. Его горячий рот накрыл сосок, сразу втягивая глубже, жадно посасывая. — Пе-еть, я не могу ждать, — постанывала, потираясь о мужчину всем телом, чувствуя жгучую потребность ощутить его в себе. Без промедлений. — Мира, потерпи, ты долго ни с кем не была. Будет больно. Странная и непонятная фраза застряла в мыслях. Но моё тело уже давно подчинилось самому сильному инстинкту. Все мысли, кроме единственной, испарились едва Пётр перекинулся на вторую грудь, а его рука скользнула по животу вниз, накрывая лоно, чтобы затем нежно огладить вверх и вниз. — Пе-еть, пожалуйста, ты мне нужен… Сейчас… Немедленно… — вложила в голос весь протест. Я не хотела ласк, я хотела и нуждалась в нём самом. — Ми-ра, — разочарованный короткий стон от него, но он уже тянулся к прикроватной тумбочке. Только собралась возмутиться, что Петя посмел отвлечь внимание от меня, когда заметила квадратный пакетик в его руках и незамедлительно вернула стыдные обвинения себе самой. Я умудрилась забыть о самом главном. Это у меня никого не было после Бывшего, про количество женщин Петра лучше не вспоминать. Тем временем он раскатал латекс по члену, устроился промеж моих широко раскинутых бёдер, и склонившись надо мной, пробормотал: — Ты моё искушение, Мирушка. А после жадно впился поцелуем и сделал первый толчок. Я глухо застонала, не размыкая наших губ. Та самая долгожданная заполненность проявилась, но вместе с ней пришло жжение. Петя просунул руку мне под колено, приподнимая ногу выше, раскрывая меня ещё сильнее, и снова толкнулся. — Расслабься, впусти меня, — он разорвал поцелуй, чтобы всмотреться в моё лицо. Почувствовав от меня первое движение навстречу, Петя больше не церемонился и погрузился на всю длину. Я закатила глаза и прокусила губу до крови, сдерживая рвущийся из груди первобытный крик, настолько было хорошо. — Мира, смотри на меня, — голос Петра прозвучал резким приказом, и я послушно распахнула глаза, чтобы уставиться в его, подёрнутые страстью, затуманенные, но с жадностью всматривающиеся в мои. Толчки наращивали амплитуду, я поднималась в своих ощущениях всё выше, веки непроизвольно смыкались от переизбытка эмоций. — Взгляд на меня, Мира, — жёсткое напоминание отрезвило, но яростные движения внутри заставляли трепетать и подрагивать в ожидании близкого наслаждения. Вскоре я разразилась несдержанным криком, содрогаясь в удовольствии и вновь закатывая глаза. От прошивающего тело экстаза держать их открытыми не было никакой возможности. Пётр ничего не сказал, только с рыком завладел моими губами, подводя себя к финишу вслед за мной. Когда он кончил, я продолжала ощущать собственную пульсацию вокруг члена. Мои объятия стали крепче. Несмотря на испытанное удовольствие, я боялась возвращения пустоты и холода. Пётр вопреки опасениям не спешил и нежно, но настойчиво зацеловывал моё лицо. — Ты меня всю обслюнявил, — я улыбалась в попытках увернуться. — Не всю, Мира. Совсем не всю. Но скоро обслюнявлю. Множество нетерпеливых поцелуев не давало успокоиться разгорячённому телу, и вскоре мои внутренние мышцы вновь начали подрагивать, зажигая меня предвкушением. — Ты быстрая, — отстранившись он усмехнулся, но не перестал с открытым интересом разглядывать, — мне нужно чуть больше времени, чтобы я был готов ко второму заходу. — А я разве прошу? — От тебя не дождёшься, но твоя девочка сильно изголодалась. Я отвыкла откровенничать в постели и немного смутилась, хотя Петя, наоборот, казался довольным, судя по его физиономии, расплывшейся в улыбке. И тут я вспомнила фразу, совсем недавно заставившую насторожиться: — Откуда ты знаешь, что у меня никого не было после развода? Он какое-то время молчал, а затем лёг рядом, не выпуская из крепких объятий. — Мы видимся или созваниваемся ежедневно. На свидания ты не ходишь, так же как ни единого упоминания в разговорах о возможных поклонниках. Вряд ли ты бы стала шифроваться и встречалась с любовником в тёмных подворотнях. Я получила вполне ожидаемое объяснение, но меня задевал невидимый шлейф контроля. — Ты же слышала мои телефонные разговоры и понимала, что я проводил время с женщинами. Я тоже понимал, что ты не готова к отношениям. Упоминание о других женщинах развернуло мои мысли в неправильном направлении: — Поверить не могу, что отдалась тебе на кровати, которая перевидела толпу девиц, — вот кто меня дёргал за язык. Зачем понадобилось озвучивать недалёкие мысли вслух. — Ты жалеешь? — острый взгляд и моментально озлившееся лицо нависло надо мной. Я действительно жалела, но не о том, что произошло, а об отсутствии важного навыка вовремя прикрыть рот. — Конечно, нет! Просто чувствую себя так, словно стою в самом конце длиннющей очереди, — по-моему мне действительно лучше заткнуться, — не обращай внимания на мою болтовню. Я сама не понимаю, что говорю. Мне просто неприятно лежать в твоей кровати после кого-то. — Мира, я уже говорил, что рядом с собой вижу только тебя. Пока мы вместе, меня не интересуют другие женщины, но и ждать тебя вечность, соблюдая воздержание, я не стану, уж прости. Если ты со мной, то можешь быть уверена в моей верности, но взамен я потребую того же. Я потянулась за поцелуем, прикрыв веки, не выдерживая встречного пытливого взгляда. Пётр позволил мне спрятать смущение и с нежностью ответил на ласку, правда недолго. — Новый матрац закажу сегодня же. Постельное бельё чистое. А можем и кровать заменить, что скажешь? — его лицо впервые отразило растерянность, но я не сомневалась в секундной заминке. — Не обязательно устраивать глобальные перемены, главное, что постельное бельё не забываешь менять. — В столь странных обстоятельствах я оказалась впервые. Пётр, как я предполагала, быстро взял себя в руки, а затем меня, только уже на руки. Чтобы в ванной мне доходчиво объяснить, почему нельзя пугать мужчину с тонкой душевной организацией, и что за это придётся расплачиваться… возможно телом, но я с хищностью предвкушала удовольствие. Часть 3. Ревность. На распутье... И когда друг друга проклинали В страсти, раскалённой добела, Оба мы ещё не понимали, Как земля для двух людей мала, И, что память яростная мучит, Пытка сильных - огненный недуг! - И в ночи бездонной сердце учит Спрашивать: о, где ушедший друг? А когда, сквозь волны фимиама, Хор гремит, ликуя и грозя, Смотрят в душу строго и упрямо Те же неизбежные глаза. А. Ахматова, 1909