– Гачупина[6] с первого слова узнаешь. Не зная, хорошо это или плохо, Мартин кивнул. Не дай бог, если примут за одного из испанских помещиков, державших сторону Порфирио Диаса. – Ну, как говорится, всякая птичка на свой лад чирикает. – Разумеется. Хозяин, больше не спрашивая, поставил перед Мартином стопку текилы. Тот поднес ее ко рту, глотнул и невольно сморщился. Текила была прозрачна, как вода, и крепка, как сам дьявол. – Скверное времечко выбрали для прогулок, – сказал пузан. Он не сводил с Мартина любопытствующих глаз. Снаружи приглушенно щелкнули несколько выстрелов. – Это мятежники? – спросил Мартин. – Как посмотреть, сеньор, – ответил тот, встопорщив усы мрачной улыбкой. – Это сторонники Мадеры, которые дрючат лысых. А те – их. – Лысых? – переспросил Мартин. – Ну, солдат. – Так их прозвали, потому что стрижены под ноль, – пояснил хозяин. – Голодранцы против нищебродов… Власть имущие посылают их искать на том свете то, чего не обрели на этом. Усач говорил гладко и правильно. Было видно, что он не без образования. – И на вашем бы месте, сеньор, я бы спокойно сидел здесь да потягивал текилу. Потому что, если высунуть нос отсюда, можно нарваться на неприятности. – А что вообще происходит? – В нескольких кварталах и на станции идут бои. – Мексиканец показал на людей за столом. – Эти вот ребята смогут объяснить лучше. Они оттуда пришли, благо идти было недалеко. Мартин оглядел всех четверых – засаленные спецовки из синей плотной парусины, заношенные фуражки, усатые, перепачканные углем лица. Железнодорожники. Или, как их называют на севере, путейцы. Сделав знак хозяину, он обратился к ним: – Не окажете ли мне честь угостить вас? – Отчего же не оказать? – ответил один из них. Они медленно, с достоинством поднялись и подошли к стойке. Хозяин разлил. – Мадеристы ударили на нас на рассвете одновременно с запада и с юга, – сказал тот же путеец. – Сперва малыми силами, а потом к ним подоспело подкрепление, там и кавалерия была, и все… и мы огребли по полной… – Он показал на своих товарищей. – Нам пришлось драться на станции… И пришлось нам солоно. – И кто побеждает? – Пока еще непонятно. С одной стороны, говорят, идет дон Франсиско Мадеро с сеньорами Ороско[7] и Вильей, а это люди крутого замеса. С другой – федералами командует генерал дон Хуан Наварро, тоже не пальцем деланный. – Тигр Серро-Прието, – вставил усач. В том, как он это произнес, восторга не слышалось. Наводило на мысли о стенах, побитых ря́бинами пуль, о людях, гроздьями диковинных плодов висящих на деревьях. – Когда все это кончится, – сказал еще один путеец, – многих недосчитаемся. Все сосредоточенно выпили. Снаружи стрельба то стихала, то через миг вспыхивала вновь и с новой силой – это было похоже на то, как накатывает прибой на скалы. Мартин заказал всем еще по одной, и никто не отказался. – Скажите-ка… – Усач, держа в руке стопку и нахмурившись, разглядывал Мартина. – Слушаю. – Не обидитесь, если спрошу? – Нисколько. – Что вы забыли в здешних краях? Сбитый с толку Мартин ответил, запинаясь: – Я работаю… на шахте… тут неподалеку… Усач, будто неожиданно почуяв рядом врага, кольнул его острым недоверчивым взглядом. Одним махом допил свою порцию и снова оглядел Мартина, с особым вниманием всмотревшись в правый карман его пиджака, оттянутый сильней, чем левый. – Управляющий? – Инженер. – А-а… – протянул усач с облегчением. – Мне любопытно. Никогда еще не видел революцию. – А вот говорят, любопытство кошку сгубило… – сказал один из путейцев. – Так что лучше переждать, посидеть здесь еще малость, пока не стихнет. Мартин задумался. Но порыв возобладал над благоразумием. Он положил на стойку несколько монет: – На самом деле, мне пора… И не договорил. В дверь забарабанили – часто, яростно, угрожающе. Когда просят позволения войти, так не стучат: это была не просьба впустить, а требование предоставить проход. Не то худо будет. – Отворяй, сукины дети! Добром не откроете – дверь высадим! Они вошли, и ворвавшийся вместе с ними свет заиграл на стволах карабинов, на металлических головках пуль в гнездах патронташей, перекрещенных на груди белых холщовых рубах, на желтых куртках и расшитых жилетах. Было их человек двенадцать – усталых и злых, пахнущих по́том и землей. По дощатому полу харчевни зазвякали шпоры. Воспаленные глаза под широкими полями шляп, посеревшие от порохового дыма усы. – Всем стать к стене! – приказал тот, кто по виду был старшим. Мартин повиновался вместе со всеми. Лишь хозяин, не сомневавшийся, что сейчас у него что-нибудь потребуют, остался за стойкой. Безропотно подчиняясь обстоятельствам, достал еще один кувшин с водой, две бутылки текилы, выстроил в ряд стопки. Судя по всему, революция наведывалась в «Червовый туз» не впервые. Мартина обыскали, как и остальных. Миг спустя его бумажник и револьвер оказались в руках главаря. – А это, дружок, что такое? Держа оружие на ладони, он разглядывал Мартина с насмешкой и подозрением. – Мое личное оружие. На всякий случай ношу, – пожал плечами тот. – На какой еще на всякий? – Мало ли кто попадется на улице… – Он хороший человек, – вмешался усач. Главарь даже не обернулся к нему. Полосатые выцветшие штаны, короткая, до пояса, куртка. Один патронташ – на поясе с подвешенным сбоку огромным револьвером в кобуре, два других – крест-накрест на груди. Карабин 30/30 он положил на стойку; из-под широкого поля шляпы все так же пристально и жестко смотрели черные глаза. – И чем же это он хорош? – Поставил нам всем. Угостил с дорогой душой, не жался. Он инженер. – Испанец? – Да. Но из Испании. Мадерист, кивнув, снял сомбреро, рукавом вытер лоб. И волосы, и усы, полностью закрывавшие верхнюю губу, были уже тронуты ранней проседью, а от правого виска к челюсти тянулся еще довольно свежий лиловатый шрам – след рубленой раны. – Значит, повезло ему. Был бы здешний – висел бы уже в петле. Его люди, смешавшись с путейцами, облепили стойку. На полу они оставили два больших дорожных мешка и объемистый красный ящик с веревочными ручками. Кабатчик выложил связку сигар «Ла Палома», и посетители, разобрав их, прикуривали друг у друга. Обволоклись клубами дыма и слегка размякли. – А что сиятельный сеньор забыл в этой дыре? – осведомился главарь. – Пошел взглянуть, что происходит. – Мартин позволил себе намек на улыбку. – Я живу в отеле «Монте-Карло», в четырех кварталах отсюда. Главарь не улыбнулся в ответ: – Фешемебельный, небось, отель? – Ну, недурной. – Пули туда и оттуда как мухи летают. Рискуете сквознячок в фигуре получить.