На пирсах как всегда Яшка Зеленчук ошивался. Солнце уже высоко, а он без пыльника, без респиратора, хоть ветер пыльцу несёт. Молодой дурень, снова бахвалится удалью своей. Только простая одежда у него да дурацкая шапка от солнца, что молодёжь сейчас носит. Ещё очки тёмные, такой нелепой формы, что смотреть на них неприятно. — Дядя Аким, помочь тебе? — Кричит Яшка ещё издали. И уже идёт по мосткам к лодке Саблина. — Ну, помоги, — говорит Аким нехотя. Дурню уже семнадцать, а дела себе не найдёт. Не будь его отец другом Саблина, так погнал бы балбеса. Но Иван Зеленчук служил с Акимом в одном взводе, в четвёртом, он, Аким и Юрка Червоненко были друзья со школы. Не разлей вода. И служить пошли вместе. Четыре года назад, на пятом их призыве, в боях у Жёлтого камня, болваны из шестой линейной сотни разведку произвели халатно, сказали: чисто всё. Пластуны, их четвёртый взвод, пошли снимать мины к барханам. Охранения не выставили. Зачем, если им сказали, что нет никого кругом? И напоролись. В степи за камнями замаскированы два секрета. Иван шёл первый и попал под перекрёстный огонь, по нему с двух сторон били, а у него и щита с собой не было. Через десять минут боя, во взводе один убит и четверо раненых. Пока подтянули второй взвод, пока БТР пришёл, секреты уже пустые были, противник ушёл. Вот Яшка и непутёвый рос. Неприкаянный. Отца-то нет, а мать… А, что мать, мать не отец. — Ишь, ты! — Орал Яшка на все пирсы. Так, что все, кто там был, на них посмотрели. — Вот это бревно дядя Аким выловил. Налим! — И тут же спрашивает: — А улиток чего не набрал? Аким приплыл на свою тайную отмель на рассвете, где он собирал улиток раз в три дня. Пять-шесть штук всегда находил, иногда и дюжину брал, а сегодня там плавала трёхметровая медуза. Всех улиток пожрала. Этот бесполезный кусок слизи Саблин порвал багром, а «сердце» на рогоз закинул, на солнце. Чтобы наверняка сдохла. — Нет улиток сегодня, — говорит Аким. А Яшка, дурень, всё орёт: — Гляньте, какого хорошего налима Аким взял! Саблин морщится, одёрнуть хотел дурака, да поздно, все рыбари идут смотреть налима. Собрались, поздоровались. Посмотрели на налима. Согласились, что рыба не дурна. Закурили, обговорили сегодняшние уловы. И тут Андрей Самойлов и говорит: — А вы слыхали, Пшёнку и Берича бегемот перевернул вчера. Взрослые казаки замолчали, а Яшка, вот дурень, честное слово, сопля бестолковая, тут же лезет в разговор старших: — Ага, точно, староста с урядником сегодня объявляли. Казаки смотрят на него неодобрительно, но хотят знать подробности. А Яшка и рад: — Попёрлись они за антенну. На вечернюю зорьку пошли, и тут их бегемот и опрокинул. Пшёнка не выплыл, а Берич до деда Сергея дошёл едва живой. Амёбы пожгли. Доктор говорит, ему всю шкуру ниже пояса менять. И ещё он пыльцой надышался, теперь на антибиотики сядет. Яшка ещё что-то хотел сказать, пока взрослые слушают, да Аким оборвал его сурово: — Болтать хватит, взялся помогать — так помогай, тащи рыбу в мой квадроцикл. И снасти. — Так я ж… — хотел было ещё что-то сказать Яшка. — Таскай рыбу, — оборвал его Аким. Казаки помолчали, покурили. Серёгин сказал: — Видать, старшины соберут нас сегодня. Все соглашались. Конечно, соберут. Человек сгинул, не шутка. Тушили сигаретки, расходились. А Яшка тем временем всю рыбу, все снасти и даже ружьё уже сложил Акиму в квадроцикл. И сам залез в кузов. Аким не гнал его, дурака. Поехали. — Дядь, Аким. — Ну, — нехотя говорил Саблин. — Так вы теперь за бегемотом в рейд пойдёте? — Если общество решит — пойду. — Конечно, решит, вы их столько уже побили! Больше вас в станице никто бегемотов не бил. — Ну, значит пойду. — Дядь Аким. — Чего? — А можете меня взять? — Общество решает, кому в рейд идти. — Так я-то знаю, — говорит Яшка, — так общество вам разрешит товарища выбрать, может, меня скажете? — А ты минёр? Там минёр нужен будет. Со взрывчаткой работал? — Спрашивает Саблин холодно, зная, что Яшка ещё не призывался. — Да нет, — отвечает парень невесело. — А может, ты рыбарь хороший или охотник? — Да нет, — совсем скис Яков. — А для чего ж мне тебя брать, — зло говорит Аким. — Балластом в «дюраль»? Яшка не ответил, они приехали, ворота дома Акима открылись, тут же выбежал второй его сын Саблина, Олег: — Бать, что, налима поймал? — Радуется мальчишка. Но Аким злится ещё на Яшку, и за то попадает и Олегу. — Олег, — сурово говорит отец. — Да, бать. — На улице скоро сорок будет, а у тебя свиньи на солнце. Сожгут шкуру — я с тебя шкуру спущу. — Ой, бать, сейчас. Мальчишка убегает загнать свиней под навес. Яков невесело сгружает рыбу, носит её в дом Саблина. Аким выбирает самую большую «стекляшку», даёт её Яшке: — Матери отнеси. — Спасибо, дядя Аким. — Спасибо, — повторяет за ним Саблин с укором, — Делом займись хоть каким. Ходишь, ни профессии, ни знаний. Шапка дурацкая да очки уродливые. Вот и всё, что у тебя есть. — Я призыва жду, скорее бы уйти, — говорит Яшка. — Призыва ждёт он, до призыва мог бы и поработать, Юра тебя сколько раз звал на сушилку, чего не идёшь? — Да не хочу я там с китайцами работать, я казак. — Ничего, в работе позора нет, и с китайцами поработаешь. А казаком не по рождению становятся, казак — это воин, а ты ещё никто, так, заготовка, живёшь — только имя отца своего позоришь, — Хорошо, — бубнит Яшка, — пойду к дяде Юре на сушилку. Аким ему не верил, не первый это разговор у них. Говорит: — Вечером ужинать приходи и матери поклон передай, спроси, не нужно ли чего. — Хорошо, — снова бубнит Яшка и с рыбой уходит со двора. Не успел он снять КХЗ, на пороге кухни уже стояла Настя. Руки в боки. Ничего хорошего эта стойка не предвещала. — Чего? — Спрашивает Аким. — Ничего. — Тоном, который говорит о многом, отвечала жена. — Я налима поймал.