— За то сорок килограммов тратила. Четыре брикета и восемь взрывателей, — читал по бумажке урядник, — если с первой бомбы бегемота бахнем — остальное поделим. Казакам эта мысль понравилась. — Дальше, со склада получим один костюм химзащиты, на всякий случай, но под отчёт. Ты, Аким, насчёт рыбы самый смышлёный, — опять Аким порадовался про себя, — вы с Юркой будете отвечать за эхолот. Поиском ты, Аким, будешь командовать, ты же двух бегемотов убил. — Трёх, — поправил Саблин. — Вот, — урядник поднял палец, — тогда сам Бог тебе велел с эхолотом работать. — Есть, — говорит Аким. Они с Юрой приглядываются, довольны. — Так, — продолжал Головин глядя в бумажку, — ещё нам дадут по «аптечке» на каждую лодку. — Отлично, — говорит Юра. — Рано радуешься, всю аптеку дадут под отчёт, если не расходуем — сдаём обратно. — А вы, что, думали, подарят? — Смеётся Верёвка. — Вот, выпросил я у кошевого забавную штуку, новая вещь, называется «вибротесак». Только вчера на склад взяли пять единиц. Специально для сапёров разработан. Сапёры из солдат пробовали — вещь удивительная, одним взмахом старый пень от колючки толщиной в ногу как бритвой режет. Кошевой говорит, наши ещё не проверяли, говорит, проверьте в рейде. — Проверим, — обещает Бережко. — Вот, в общем, и всё, пойдём на своих «дюралях», сами промеж себя решите, кто на чьей лодке пойдёте, харчи как обычно, на пять дней берём, не больше, авось в болоте с голода не помрём. Идём до деда Сергея, там ночуем и уже оттуда на антенну. — Так что, завтра уже идём? — Удивился Юра. — Нет, завтра всё неспеша получим, соберёмся и послезавтра пойдём. — Отвечал голова. — А ты, Аким, сходи в больницу, к Беричу, я с Андрей Семёновичем говорил, он завтра к вечеру Берича будет в кому вводить, до этого поговори с ним, спроси, где и как они на бегемота нарвались. Чтобы долго нам его не искать. — Есть, — говорит Аким. Все казаки стали расходиться, Юра и Аким остались посидеть малость. Заказали по чашке кукурузного самогона. Тут он был крепкий, девка-китаянка, коверкая слова, приняла заказ, ушла, покачивая плоским задом под короткой юбкой. Юра смотрел ей в след. — Чего ты там выглядываешь? — Спросил у него Аким. — Понравилась что ли? — Да ну, у меня такие же на сушилке, десять штук. Плоские все, она кость, — Юра машет рукой и чуть наклоняется к Саблину, говорит заговорщицки. — Вот Юнь, она хороша. Девица, о которой он говорит, стоит за прилавком, она буфетчица, тут за старшую, когда хозяина нет. Юнь высока для китаянок, носит всегда штаны в обтяжку. У неё хороший крепкий зад и на удивление длинные для китаянки ноги, заметна грудь под майкой. Волосы забраны в пучок на затылке, и лицо тонкой азиатской красоты. Она тут уже лет десять работает, говорит без акцента. Умная. Акиму она тоже нравится, впрочем, она всем нравится. Многие казаки как пропустят пару стопок, идут к прилавку поговорить с ней. Поговорить с ней можно, а договориться нет. Для этого в чайной десяток мелких и неказистых китаянок есть. Нет, и среди них есть ничего себе, интересные, но с Юнь не сравнится никто. — Да, — соглашается Аким, поглядев на красавицу за прилавком, — хороша. — Ивлев пьяный был, говорил, что уговорил её, — шепчет Юра. — Брешет, — не верит Аким. — Говорит, что за рубль согласилась к нему на выгон приехать на ночь. — За рубль? — Тут Саблин уже не был так уверен, что Ивлев врёт. — Может, поговорим с ней, может, согласиться? — Продолжает Червоненко. Аким смотри на Юру и взгляд его так и говорит: ополоумел ты, Червоненко? Рубль серебра! Да Акиму месяц из болота не вылезать, таскать рыбу с утра до ночи за рубль! — Так вдвоём рубль предложим, по пол рубля не так жалко, — поясняет Червоненко. Аким смотрит то на него, то на Юнь, то они оба на неё смотрят. Она ловит их взгляды, улыбается им. Как-то всё неловко выходит. — Нет, — наконец произносит Саблин, всё это конечно интересно, и деньга у него в загашнике имелась припрятанная, но нет. Дорого, и это ещё не главное, главное — ещё и до Насти могло всё дойти, в станице разве что, от кого-то скроешь? Он даже представить не мог, что бы было? — Нет. Дорого. — Не боец, — разочарованно говорит Юра и машет на друга рукой, берёт фаянсовую чашку. — У меня Настя не хуже, — отвечает Аким и тоже берёт свою. — Это да, с этим не поспоришь, Настя твоя хороша, — соглашается Червоненко, — ну тогда за Настю. Они чокаются, выпивают и расходятся по домам. Глава 5 Солнце к земле покатилось, от болота полетела мошка. Аким застегнул пыльник и на «молнию», и на пуговицы, надел очки, плотно затянул капюшон, перчатки натянул. Ни сантиметра кожи этой мерзости оставлять нельзя, изгрызёт, руками от неё не отмашешься — три десятка укусов и отёк. От мошки только КХЗ спасает. А пока края перчаток в рукава, чтобы щелей не было, рукава на шнурках, шнурки затянуть. Отёк — температура, слабость. И всё в рейд другой пойдёт. С мошкой шутки плохи. Да тут, у болот, со всем шутки плохи. Просто он привык к этому всему с детства. Вроде и не страшно жить, если с детства тут живёшь. Он приехал домой и обрадовался, вспомнил, что Яшку, сына Ивана Зеленчука, на ужин позвал. Он уже пришёл. Не так Настя злиться будет. Мать Яшки, Мария, баба была справная, как муж Иван погиб, так через шесть месяцев траура старики велели ей замуж идти, казацкому роду не должно быть переводу. Общество дало ей приданое, и муж нашёлся сразу. Максим казак был добрый, вдовый, Аким знал его, он служил в первом взводе его сотни. С Марией у них не сразу, но сложилось, а вот с Яковом у Максима не заладилось. И тут Аким винил не отчима, а самого Яшку. Яков вырос балаболом и бездельником. Вечный участник всяких свар и драк на посиделках, куда заваливался пьяный. Ни в болото ходить, ни в степь на промысел не хотел. Якшался с такими же оболтусами да ещё стал водиться с пришлыми людьми, которые селились в станице и даже с китайцами. Пока Настя накрывала на стол, Саблин выпроводил с веранды детей, и спросил у Яшки, предлагая ему сигарету: — Ну что, ходил к Юре? Спрашивал о работе? — Нет, — отвечает Яшка, прикуривая сигарету. Аким замер, взгляд суровый, Яков видит это, тут же добавляет: — Дядь Аким, я к Савченко ходил. Саблин рот раскрыл от удивления и непонимания, от растерянности даже. На это он никак не рассчитывал, а Яков продолжал: — Спросил у него, не возьмёт ли меня с собой. — Ополоумел что ли? — Только и мог спросить Аким, так и не прикурив сигарету. — А чего? — Ничуть не смущался Яшка. — Дело для общества нужное. Уважаемое. — И что он тебе сказа? — Продолжал спрашивать Саблин. — Сказал, возьмёт. — Гордо заявил Яшка. — Кем? — Едва не крикнул Аким. — Носильщиком. — Зачем носильщиком, носильщиками у него китайцы, сказал, бойцом возьмёт за честную долю. — Дурак ты, — только и смог сказать Саблин, хотел плюнуть, да некуда, чисто везде у Насти. Он, наконец, свыкся с мыслью, что Яков пойдёт на юг и прикурил сигарету. — А чего сразу дурак? — Ничуть не обиделся парень. — Вы же сами по молодости на юг ходили. И ничего, живые возвращались. Да, так и было, только этот глупый сопляк не знал, сколько не возвращалось из тех, кто ходил с Акимом. И не все они погибали. Тот, кто был ранен и отстал от группы, попадал в плен к переделанным, а это верный шанс угодить в биоцентр на модернизацию. И вскоре уже самому стать таким же переделанным. С каждым разом, что Аким ходил за кордон, охрана кордона становилась всё злее, всё сильнее и искуснее, Саблин даже и представить не мог, каковы они теперь, эти защитники границы. Но Савченко и ему подобные не реестровые казаки, туда всё ещё ходили, и именно они приносили такие ценные ресурсы. Аким сам ходил вместе с Савченко, ещё до того как женился. Олег уже тогда был матёрый рейдер, промышлял всем, чем мог, и медью, и алюминием, даже был он, наверное, лучшим из промысловиков. В станице то точно. Иногда привозил центнеры ценных металлов, столько, что из большой его лодки вытащить их не могли. — Савченко сказал, что вы с ним до Сургута ходили. — Продолжает Яков. — Говорил, что туда шесть дней на моторах идти. — А Савченко тебе не сказал, что в Сургут нас двенадцать ушло, а вернулось девять? — Чуть раздражённо отвечал Аким. — Ну, всякой бывает, в болоте нашем и то люди гибнут. Вот кто его, сопляка, так отбрёхиваться научил, ведь не в школе же, он в школу после четвёртого класса и не ходил. — В прошлый раз они сходили на Южную станцию и без боя взяли пятьсот семь килограмм алюминия и сто девять килограмм меди. И ещё всякой всячины. Железо даже брать не стали. — Продолжает Яшка увлечённо. — Пятьсот семь килограмм алюминия это на три лодки хватит. Я бы себе тоже лодку завёл. Как у вас, дядь Аким. А дом у него какой! Вы видели, дядь Аким? И девки у него всё время там живут, живут и замуж не проятся. Он их яблоками кормит и картошкой. И пиво у него есть. Вот вы когда пиво последний раз пили? Саблин промолчал. — А квадроцикл на двести киловатт видели, а лодку его? И снаряжение у него лучшее в станице. Саблин поморщился и сказал: — Так ты тоже сходи на промысел, вон, люди на Норильск ходят, на Талнах и в горы. Чего ты сразу на юг идёшь? — У Норильска, дядь Аким, и вокруг него, и гвоздя не найти, там давно всё собрали и уже даже шлак весь перекопали сто раз, делать там нечего. — Уверено говорит Яшка. — Савченко сказал, что только на юге промысел остался. Он на Норильск уже пять лет не ходит.