— Но ты нет, не так ли? — Да. Но поверь мне, я многого не помню из своего детства. Но мы не склонны к этому, не так ли? Я имею в виду, что, став взрослыми, мы мало что помним о том, что было до десяти лет или около того. Лично я с трудом могу даже многое вспомнить о своих подростковых годах. — О да, я согласна. Но есть кое-что… большее… — Лиззи вертела в руках свою кружку. — Это то, как Мюриэл смотрела на меня. — Мама, мама, подойди сюда на секунду, — позвала Анна. — О, нет, серьезно, не беспокой ее сейчас. Мы можем поговорить в другой раз. — В голосе Лиззи звучала паника. Мюриэл поднялась со стула и с чашкой чая в руке направилась к ним. — Мам. Ты ведь помнишь Лиззи, не так ли? Мюриэл кивнула очень медленно, почти комично. — С тех пор, как она жила в деревне? — уговаривала Анна. — Да. С тех пор, как она жила здесь. Со своим отцом. — Послушай, правда… я уверена, что выгляжу как многие другие люди. Я пробыла здесь недолго. Я не думаю, что ты действительно можешь… возможно, это кто-то другой, кого ты помнишь. — Нет, нет. Я узнала бы эти глаза где угодно. И тот факт, что ты решила вернуться сейчас, заставляет меня думать, что я права. Я знаю, кто ты. В последовавшей за этим паузе казалось, что весь мир замолчал… затаил дыхание. — Ты дочь Билли Коули, Элиза. И, очевидно, это ты терроризируешь меня. Глава 41 2019 Лиззи Теперь Мюриэл по-настоящему выпустила кота из мешка. Пройдет несколько минут, а если повезет, и часов, прежде чем вся деревня узнает, кто она на самом деле. Она задавалась вопросом, сколько времени им потребуется, чтобы выгнать ее из этого места. Недолго, если Мюриэл имеет к этому какое-то отношение, догадалась она. Мрачный взгляд, пронизывающий взгляд, которым ее сейчас одаривали, причинял боль — даже несмотря на то, что она предсказала, что произойдет, когда люди узнают, что она дочь Билли. Она не была тем человеком, который поступил неправильно. Она не похищала и не убивала юную Джони Хейс. На самом деле, если кто-то и был виноват, так это Мюриэл. И ей не терпелось рассказать об этом. Лиззи отвернулась от смертельного взгляда Мюриэл и посмотрела на Анну. На ее лице застыла маска шока. — Анна, мне очень жаль. Я должна была сказать тебе, когда мы разговаривали, но, ну… это не самое легкое признание. При данных обстоятельствах. И я думаю, ты действительно понимаешь, потому что у меня сложилось отчетливое впечатление, что ты тоже не была честна со мной. Анна заикалась. Затем, не сумев произнести ни слова, тяжело откинулся на спинку стула. — Я просто немного… ошарашена? Возможно, это подходящее слово, — наконец сказала Анна. — Уверена, что ты будешь не единственной, — вздохнула Лиззи. — Что ты здесь делаешь? — спросила Мюриэл. Она также села обратно за столик Лиззи. — Ты хочешь отомстить? — Боже, Мюриэл. Отомстить за что? Мой отец… — Она понизила голос, подавшись вперед, ближе к Анне и Мюриэл. — Мой отец заслужил то, что получил. Причина, по которой я не хотела раскрывать, кто я такая, заключалась в том, что я предполагала, и, вероятно, справедливо, что жители Мейплдона сами захотят какой-то формы возмездия, и если столкнутся с дочерью детоубийцы Уильяма Коули, я могу быть тем, на ком они сосредоточат свою месть. Я, конечно, не стремлюсь к какой-либо форме расплаты. Во всяком случае, не от невинных жителей деревни. — Что ты имеешь в виду, невинные жители деревни? Думаешь, что есть виновные, и ты просто хочешь, чтобы они заплатили? — сказала Мюриэл, повысив голос. Женщина за соседним столиком бросила на них любопытный взгляд. — Пожалуйста, послушай. Прекрати все эти разговоры о мести, — прошептала Лиззи. Она снова поерзала на стуле. — Единственная причина, по которой я здесь, — это узнать, вернулся ли мой отец. И встретиться с ним лицом к лицу. Мое пребывание здесь не имеет никакого отношения ни к кому другому. Мюриэл выглядела неуверенной. — Так ты думаешь, он вернулся бы сюда, в Мейплдон? Почему? — Бунгало по-прежнему принадлежит ему. Где еще ему жить? — Но у меня только что был этот разговор, — сказала Анна. — Он не смог бы вернуться сюда, даже если бы захотел. Будут введены ограничения — границы и все такое. Семья его жертвы все еще живет в Мейплдоне. Его не подпустили бы на определенное расстояние. Его адвокат, вероятно, продаст его бунгало. С тобой никто не связывался? — Да, я получила письмо. Но я прочла не все, — призналась Лиззи. — Тогда, может быть, тебе стоит. Ты также сможешь узнать, где он, через адвоката. Он может быть на другом конце страны, и мы все напрасно беспокоимся. — Справедливое замечание. Но у меня есть какое-то внутреннее чувство… я не могу его объяснить. Меня тянуло сюда, как будто в глубине души я знала, что он здесь, ждет меня. — Ты никогда не навещала его в тюрьме? — Боже, нет! Он написал несколько писем, которые были переданы мне через адвоката, но я не видела его с тех пор, как меня у него забрали. — Лиззи искоса взглянула на Мюриэл. Она опустила голову, глядя на свои руки, лежащие на коленях. — Социальные службы взяли тебя под свою опеку? — сказала Анна, и ее лицо смягчилось. Это был жалостливый взгляд, который Лиззи всегда удавалось вызвать, когда речь заходила о ее передаче в опеку. — Ага. Обвинения в пренебрежении заставили их решить, что он неподходящий родитель. — Лиззи не стала вдаваться в подробности, уж точно не хотела повторять то, что Роб сказал о сексуальном насилии. Она подозревала, что это произошло из деревенских сплетен, и, несмотря на упоминание об этом, когда она росла, она отодвинула это на задний план. — А как насчет твоей матери? — Умерла, как ты знаешь. — О, да. Извини. Ты… ну, многое помнишь об этом, например, как он… — Анна запнулась на словах. Лиззи вмешалась, помогая ей выбраться. — Ты имеешь в виду, помню ли я, как он обращался со мной? — Никто никогда по-настоящему не знал, как с ней разговаривать после того, как они узнали причину решения властей, и ей не нравилось говорить об этом, потому что это могло означать, что ей пришлось столкнуться с возможностью того, что он действительно надругался над ней. — Нет. Я почти ничего не помню из того времени. Обрывки разбитых воспоминаний, вот и все. Хотя, полагаю, я помню то чувство, которое у меня было. Это продолжалось много лет. Как тяжесть, как будто что-то сидело у меня в животе. И я чувствовала темноту: я почти могла протянуть руку и коснуться ее, она была такой осязаемой. И кое-что еще… — Что еще? — спросила Анна. — Недостающее звено или что-то, что присутствовало, но не подходило. Я никогда не могла отличить, что именно. Я знаю, что это важно, но не знаю, как и почему. — Лиззи посмотрела в глаза Мюриэл, затем снова на Анну. Она уловила замешательство на ее лице. Или, может быть, это был дискомфорт. Возможно, они обе считали ее ненормальной. — Это очень трудно выразить словами. Полагаю, я хочу сказать, что я та, кто должен собрать все это воедино. Я знаю это. Как незавершенный пазл, я должна найти недостающие части и собрать его в единое целое. И как только я это сделаю, я смогу двигаться дальше. И каждая клеточка моего существа говорит мне, что это здесь, — сказала Лиззи, широко раскинув руки и оглядевшись вокруг, прежде чем позволить взгляду снова остановиться на Анне. — Здесь, в Мейплдоне, все началось и должно закончиться. — Даже для самой себя она звучала как сумасшедшая гадалка. Глава 42 1989 Кладбище Мейплдонской церкви Воскресенье, 25 июня — за 24 дня до Билли опустился на колени рядом с горкой земли. Холм все еще был приподнят, не успел опуститься, осесть, как другие могильные участки. У него также не было времени разобраться. Было тяжело растить ребенка в одиночку. Трудно быть отцом, в котором, как он знал, нуждалась Элиза, отцом, каким Рози хотела бы, чтобы он был. — Слишком о многом нужно подумать, Рози. И я так по тебе скучаю, так сильно. — Слезы душили его. Он регулярно посещал могилу Рози глубокой ночью — обычно между полуночью и двумя часами ночи. Это было лучшее время: тихое, спокойное. Покинутый всеми, кроме мертвых, — и он их не боялся. Там его никто не беспокоил. Он оставил Элизу в постели; он всегда проверял, спит ли она, прежде чем запереть ее. Билли издал вопль, проведя пальцем по розам, которые он положил туда несколько дней назад. Он был слишком молод, чтобы это стало его жизнью — чтобы все закончилось, не успев толком начаться. Он был взбешен тем, что ему сдали эти дерьмовые карты. Элиза была несчастным случаем — моментом неконтролируемой похоти между двумя подростками. Потом, позже, он сделал то, что считал правильным, — женился на Рози. С этого момента ему приходилось работать как вол, чтобы добыть деньги, чтобы прокормить их всех. Ему повезло, если это можно так назвать, что его отец умер вскоре после того, как они поженились в Гретна-Грин. Деньги, которые он оставил Билли в своем завещании, были значительными. На эти деньги он мог бы открыть собственное дело, но вместо этого купил бунгало в Мейплдоне и довольствовался тем, что время от времени подрабатывал плотником. Самая большая ошибка в его жизни. У него никогда не было шанса достичь ни одной из своих целей, никогда не было возможности кем-то стать. Кроме «Деревенского чудака». С этим он справился отлично. Он откинул голову назад, его взгляд блуждал по сверкающему ночному небу, задаваясь вопросом, была ли Рози одной из самых ярких звезд. Затем звезды, казалось, померкли, и их сменила чернота. Он почувствовал, как тяжесть темноты давит на его кожу, затем опускается еще ниже и входит в него. Как это часто бывало. — Элиза — это все, что у меня есть, Рози, — сказал он, положив обе руки на землю, которая была всего в нескольких футах над его мертвой женой. — Но она не все, что мне нужно. У меня тоже есть потребности — кто позаботится о них теперь, когда тебя нет, а? — Он пытался подавить свои желания, выпить их до самозабвения… но он не мог просто отбросить их в сторону. Они продолжали всплывать, хотел он этого или нет. Ему нужна была отдушина, способ выразить свои мысли, чувства обиды, гнева, разочарования и сексуального желания. Теперь он понял, что у него никогда не будет этого в этой деревне. Мейплдон был не только мал по площади, но и недалек. И они уже составили свое мнение о Билли Коули. Он не стал бы менять его сейчас. Но у него не было возможности уехать. Он мог бы продать бунгало… но он также избавился бы от воспоминаний о том, что лежало под ним. Он не был готов к этому. Должен был быть другой способ. — Мне нужна помощь, Рози. Помоги мне и помоги Элизе. Она не права. И чем больше я для нее делаю, тем хуже ей, кажется, становится. Я пытался быть для нее всем, говорил ей, что ей нужен только я, а не мерзкие дети в этом месте. Я стараюсь сделать ее сильнее, понимаешь? Она должна быть закаленной, чтобы выжить. Другие дети плохо к ней относятся, но она этого не видит; она слишком невинна. Она старается подружиться с ними. Я продолжаю говорить ей, что она отличается от них; они никогда не примут ее. Она ничего не может с собой поделать, особенно с тем, как она уничтожает этих кукол. Это нервирует. Я застал ее за действительно… действительно, странными вещами с Полли, куклой, которую ты ей подарила, единственной, которую она не лишилась конечностей. Она выглядела такой виноватой, когда увидела, что я наблюдаю за ней. А сегодня она казалась отстраненной. Я думаю, это связано с этими Богоподобными уродами. Билли невольно оглянулся через плечо в сторону церкви. — Они вбивают ей что-то в голову! — выплюнул он и снова повернулся к Рози, понизив голос. — Когда она вернулась из воскресной школы раньше, она даже не смотрела на меня. Не произнесла ни слова и не подходила ко мне в течение нескольких часов. Просто сидела в саду и рвала на куски своих кукол. Потом, когда она наконец вошла, я попытался переодеть ее в ночнушку перед сном, но она шлепнула меня по руке, как будто отчитывала. Она сказала: — Это неправильно — прикасаться, папа. И она велела мне покинуть ее комнату. Она никогда раньше этого не делала. Они что-то говорят ей, я знаю это. — Билли поднялся со своего коленопреклоненного положения. — Мне нужно держать ее подальше от них, Рози. Эта деревня и ее жители — яд. Глава 43 Анна 2019 Понедельник, 15 июля Они покинули деревенскую ратушу вскоре после того, как стало известно, что Лиззи — это Элиза, дочь убийцы Билли Коули. Лиззи предложила подвезти их домой, на что Анна согласилась. Она чувствовала прилив сил, и ей все равно не нравилась мысль о возвращении пешком. Шок не прошел; Анна все еще чувствовала себя оцепеневшей от него. Она не была уверена почему, потому что ни в чем из того, что произошло, Лиззи не была виновата. Ей было всего восемь. Почему Анна должна чувствовать себя такой ошеломленной? Она даже мало что могла вспомнить об Элизе Коули: как она выглядела или что делала, но по какой-то причине она помнила слухи. Или, может быть, она выросла, слыша о том дне, когда социальные службы забрали ее из бунгало. Ее единственные воспоминания об Элизе были связаны с тем, как они с Джони говорили об Элизе — о том, что она делала со своими куклами, и о том, как она видела кусочки, беспорядочно разбросанные во дворе бунгало после ухода девочки. И учитывая то, что от самой Анны поступило главное доказательство того, что она видела, как Джони садилась в грузовик с одной из кукольных голов Элизы, она предположила, что это было суммой того, что она знала. Думая об этом сейчас, Анна задавалась вопросом, не было ли это той уликой, на которой Билли Коули сосредоточился все эти годы. Одержимый, может быть. Если бы Анна не сообщила полиции, что видела его, наблюдала, как Джони садилась рядом с ним в такси, возможно, присяжные не осудили бы его. Не поэтому ли дом ее матери сейчас стал мишенью? Потому что это был дом детства Анны? Однако у полиции все еще было ожерелье, которое они нашли в бунгало Билли, напомнила она себе. Ожерелье Джони. Тетя Тина опознала его. Так что даже без свидетельских показаний Анны они, скорее всего, признали бы его виновным. Не так ли? Если это были ее и Тины заявления, которые в конечном итоге привели присяжных к убеждению, что он виновен, возможно, именно поэтому они были теми, кто получил головы кукол на своих парадных дверях. Была ли Мюриэл права, подозревая Лиззи? Но, конечно, теперь, когда ее отец был освобожден, не было никакой необходимости искать какой-либо мести. Прошли годы, почему Лиззи захотела сделать что-то подобное сейчас?