Часть 14 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В комнате у Виктора Алексеев рассказал:
— Новый год встречали у Нади на съемной квартире — я, Салех, Попов, Надя и ее подруга. Разошлись под утро, во сколько точно, не помню. Девчонки остались, я поехал домой, Попов — к себе в общежитие. В час дня ко мне примчалась Надя и сказала, что утром ее разбудил звонок в дверь. Она спросонья открыла, не спросив, кто там, и ничего не успела сообразить, как ей к лицу прижали тряпку с хлороформом и она уснула. Проснулась — ребенка нет. В коробке, где он спал, записка: «Сообщите в милицию — ребенка убьем». Я почему-то сразу же на вас подумал. Не на тебя конкретно, на Бича. Он-то точно знал, где Надя квартиру снимает.
«Откуда она узнала, что ее усыпили хлороформом?» — подумал Воронов, но пока ничего уточнять не стал, решил выяснить подробности происшествия.
— Давай не будем спешить. Расскажи обо всем по порядку.
— Бич, этот… — начал было Алексеев.
Но Виктор перебил его:
— Подожди! Бича я еще не видел, но могу тебя заверить, что ему ребенка нести некуда. Младенцу не место в казарме!
— Откуда ты знаешь… — начал заводиться якут, но Воронов вновь прервал его:
— Заткнись ты со своим Бичом! Клянусь честью будущего офицера: если он причастен к похищению младенца, то я его покрывать не буду. Пусть сидит!
Воронов прервался на полуслове, прислушался к голосам в коридоре.
— Оставайся здесь и слушай! — велел он якуту.
Виктор высунулся за дверь, окликнул одногруппника:
— Сэмэн, Бич с вами Новый год встречал?
— С нами, мать его! — выругался Сэмэн. — Под самый бой курантов заявился откуда-то поддатый, напился и вырубился за столом. Мы его к нему в комнату унесли, на кровать бросили. Перед сном пошел я в туалет, слышу — рыгает. Заглянул, а там — весь пол уделан! Спрашивается, если не умеешь водку пить, на фига жрать-то ее без меры? Он, пока за столом сидели, где-то полбутылки приговорил, не меньше.
— Для него полбутылки — как для нас литр. Я бы с литра помер, а его только тошнит. Говорят, что если человек блюет с перепоя, то значит, не все потеряно. Если организм сопротивляется, то до алкоголизма еще далеко. Где он сейчас?
— Спит. Часа через два разбужу. Пусть рвоту отмывает, а то запах из его комнаты на весь этаж идет.
Воронов вернулся в комнату.
— Все слышал? Бича пойдем смотреть?
— Пойдем! — решительно ответил Алексеев.
Виктор дождался, пока в коридоре опустеет, и повел якута в комнату к Бичу. Зрелище, открывшееся им, было отвратительным и больше подходило для грязного притона, чем для общежития казарменного типа. Но что было, то было! Человек, валявшийся на кровати, находился в невменяемом состоянии. Напрасно Алексеев попробовал его растормошить — Бич мычал, хрипел, что-то бормотал, но просыпаться наотрез отказывался. Выпитая накануне водка крепко держала его в мире алкогольных грез и отпускать в суровый мир реализма не собиралась.
— Бесполезно! — понаблюдав за усилиями якута, сделал вывод Воронов. — Пока не проспится, в себя не придет. Пошли ко мне!
Не успели они остаться вдвоем, как появился Рогов.
— Сегодня не священный День похмелья, а День идиотов! — с порога заявил он. — Прикинь, в карауле стоит первый курс. Они выставили какого-то балбеса в хоздвор. Он увидел нас и как закричит: «Стой! Кто идет?» Я от удивления чуть язык не проглотил, потом опомнился и говорю: «Братан, ты что, с катушек съехал?» Он, первокурсник этот, юмора не понял, автомат с плеча сдернул и как завопит: «Стой, стрелять буду!» Я оглянуться не успел, как моих попутчиков и след простыл. Это на них так автомат подействовал. Я постоял, посмотрел и решил, что с идиотом связываться не буду, и пошел к ФЗО. Там через забор перелез.
— Через КПП же ближе будет? — удивился Воронов.
— Там произошел неприятный инцидент. Я постового амебой обозвал. Он обиделся, пообещал рапорт написать, так что мне ничего не оставалось, как штурмовать родную школу через запасной выезд. А как у вас? Ясность не наступила?
— Только начали говорить.
— Тогда чирикайте! Я посижу у Сэмэна.
Воронов не ожидал, что приятель увильнет от серьезного разговора, но, подумав секунду, решил, что так даже лучше будет. Один на один собеседник всегда честнее.
— Ну, давай рассказывай, а я пока чай поставлю.
— Короче, дело было так, — начал якут. — Наде после родов родители деньжат подкинули, чтобы она сняла квартиру и пока пожила здесь, в Хабаровске. Одной жить и скучно, и с ребенком трудно управиться. Надя позвала к себе Глашку Попову с параллельной группы. Ты что ухмыляешься? Имя старинное услышал? Есть у якутов такой прикол — старинные русские имена детям давать. Меня Афанасием хотели назвать, но обошлось! Так, что дальше? У Глашки есть брат Михаил Попов, он учится у нас в институте на последнем курсе. Мы решили объединиться и встретить Новый год вместе. Ко мне ехать не рискнули. На улице холодно, а ребенок еще маленький, замерзнет, не дай бог, заболеет. Собрались, значит, мы у Нади. Выпили, то-се, но обстановка — не та! Салех бы к Глашке клинья подбил, но при брате как-то неловко за девушкой ухаживать, хотя она на Салеха посматривала. Короче, просидели мы до утра и разошлись. В два часа примчалась ко мне Надя. Глаза — по полтиннику, бледная как смерть. Говорит: «Ребенка украли!» Я мигом в себя пришел, расспросил ее, что да как, и мы поехали к ней. Салех, кстати, у меня ночевал, так что к нему заезжать не пришлось. У Нади я убедился, что ребенка нет, послал Глашку за братом. Потом поехали к вам. Вот, в общем-то, и все! Ребенка нет, кто его похитил, неизвестно.
Беседа проходила в неформальной обстановке, но как только Воронов вновь заговорил, Алексеев понял, что дружеские расспросы на этом закончились, начался самый настоящий допрос, и ему лучше не уходить от ответов и не пытаться выставить себя в лучшем свете. По тону Виктора якут догадался, что Воронов допрашивает не в первый раз.
— Надя тебе кем приходится? — спросил Воронов.
— Седьмая вода на киселе. Или точно надо? Наши отцы — двоюродные братья.
Алексеев взял кружку с горячим свежезаваренным чаем. Сделал маленький глоток, внимательно посмотрел на собеседника.
— Если тебя другой момент интересует, то «да», я бы с ней, как с женщиной, дело имел. Жениться на ней я не смогу, родня не даст, а так, отбросив условности, почему бы нет?
— Какие у нее планы были на ближайшее время?
— Никаких. Она только родила, какие могут быть у молодой матери планы? Ребенка выкормить, осмотреться, с Бичом определиться, в конце концов. В институте ей дали академический отпуск. Родители денег выслали.
— Ваши родственники могли похитить младенца?
— На кой черт он им сдался? Моей родне он не нужен, а если бы понадобился, зачем его похищать? Отбили бы телеграмму, Надя сама бы его привезла.
— Как ты думаешь, родственники Бича могли его украсть?
— Вряд ли. Он для них чужой. И потом, здесь сработает обратный вариант: если бы они захотели, Надя бы с ребенком в Туву поехала на смотрины.
— Тогда почему ты думаешь, что его мог Бич похитить?
— Потому, что он — дурак, у него ветер в голове. Напился в Новый год и украл пацана.
— Угу! — «согласился» Воронов. — Украл. И хлороформ не забыл заранее приготовить. И место, куда младенца привезти, нашел. И чем кормить его, в магазине купил.
— Надя его грудью кормила, — не дожидаясь вопроса, уточнил Алексеев.
Воронов посмотрел на часы: почти шесть!
«Пока я не увижу место происшествия и действующих лиц, расспрашивать мне Алексеева больше не о чем. Если что-то припомню, то по дороге спрошу».
— Поехали к сестре! На месте посмотрим, что да как.
— Тут вот какое дело, Витя! Мы решили, что пока милицию в розыск ребенка вовлекать не станем. Вначале сами разберемся, что к чему, а заявление всегда написать успеем.
— С милицией сами решайте. Ко мне вы, как к сотруднику милиции, с заявлением о пропаже ребенка еще не обращались. Но если ты сейчас скажешь, что хочешь сделать официальное заявление о совершенном преступлении, то я приму письменное заявление и отдам дежурному по школе для принятия решения в рамках действующего УПК РСФСР. Я сейчас, в данный момент, пребываю в двух лицах. Первое — твой знакомый. Второе — сотрудник милиции.
— Не, не надо! Я все понял. Давай поступим так: к тебе приехал не совсем трезвый знакомый, что-то там рассказывал о ребенке, ты не поверил и пошел проводить его до дома. Так пойдет?
— Сгодится. Поехали!
Одевшись, Виктор заглянул в комнату Сэмэна. Рогов, пьяно улыбаясь, сидел за столом, что-то рассказывал парням. Увидев Виктора, жестом позвал присоединиться. Воронов мотнул головой и повел Алексеева на улицу.
«Рог специально выпил, чтобы в это дело не ввязываться, — догадался Воронов. — Черт с ним! Сам попробую разобраться!»
…В бедных семьях Туркмении отвар опиумного мака издревле использовали для успокоения младенцев. Работающая день и ночь в поле мать смазывала губы младенца маковым отваром, и он спал целыми сутками, грудь не просил. У женщины, рассматривавшей запеленатого ребенка, макового отвара не было, а если бы был, то она бы не знала, как его использовать. Женщина родилась вдалеке от Туркмении и о снотворных свойствах мака никогда не слышала. Зато у нее была приготовлена спиртовая вытяжка корня чернокрыльника поздноцветущего (жестколистного). Увидев, что ребенок зашевелился и готов проснуться, женщина обмакнула кончик пальца в пахнущую спиртом жидкость, смазала им губы младенца, посмотрела на часы. До приезда кормилицы оставалось совсем немного.
15
Квартира, откуда похитили ребенка, находилась на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома постройки середины 1950-х годов. Изначально в таких домах на кухне была сложенная из кирпичей печь для приготовления пищи. В подвале дома каждый жилец имел огороженную клетушку для хранения дров и угля. В начале 1960-х годов печи в домах разобрали, клетушки приспособили для хранения всякого хлама, который выбросить жалко, а в квартире хранить незачем.
Театр начинается с вешалки, квартира — с прихожей. В однокомнатной квартире, где временно проживала Надежда Алексеева, прихожая была крошечной: ни санки у стены поставить, ни развернуться с мешком картошки — обязательно что-нибудь заденешь или снесешь. Слева от входа на стене была прибита полка для головных уборов. На ней лежали две женские меховые шапки с длинными ушами и три мохеровых шарфа. Один из них был шотландским.
Мода на мохеровые шарфы появилась в Советском Союзе в конце 1970-х годов. Мохеровый шарф — вещь практичная. Кроме своего прямого назначения — защищать горло и грудь в холодную погоду, шарф можно было использовать в качестве женского головного убора. В сильный мороз от шарфа на голове толку было мало, но красота и дань моде требуют жертв. Со временем мохеровые шарфы стали не столько предметом гардероба, сколько своеобразным атрибутом, свидетельствующим о материальном положении владельца.
Мохеровые шарфы были двух видов: сотканные из натуральной шерсти и из искусственного волокна. На родине Воронова яркие шарфы из искусственного волокна назывались «козлячими». Это название не имело никакого отношения к ангорским козам или горным козлам. В нем было зашифровано отношение потребителей к способу изготовления шарфов — кустарной вязке, при которой середина шарфа со временем расползалась, обнажая прочные продольные нити. В Сибири не переносящие грубых слов горожане называли искусственную нить не «козлячей», а «лебяжьей». Никакого логического объяснения этому названию не было. Все прекрасно знали, что у лебедя шерсти нет, а из лебединого пуха невозможно соткать нить для шарфа, но условное название широко применялось, и даже находились «специалисты», которые могли отличить «козлячью» шерсть от «лебяжьей». Стоили такие шарфы, в зависимости от расцветки, длины волокон и плотности вязки, от 50 до 100 рублей. Для придания нарядного вида изделию из искусственного волокна много усилий не требовалось: две минуты работы массажной щеткой, и шарф становился приятно мохнатым, с густым ворсом.
Шарфы из искусственного волокна стали уделом молодежи со средним достатком. Более состоятельные юноши и девушки носили изделия из натуральной шерсти. Фирменные мохеровые шарфы были или индийского производства, или шотландского. Индийские шарфы с густым длинным мехом стоили 180–200 рублей. Шотландские шарфы — тонкие на ощупь, зачастую без выступающего из нити ворса. Как предмет зимнего гардероба такие шарфы были непрактичны — не защищали от холода ни горло, ни голову. Они были предметом роскоши, доступной для зажиточных слоев советского общества. Шотландский шарф в помещении носили на плечах красочной этикеткой наружу. Владелец шарфа, демонстрируя этикетку, как бы говорил всем встречным: «У меня есть 240 рублей на покупку такого шарфика, а у тебя?»
Воронов, заметив шотландский шарф на полке, понял, что дело о похищении ребенка будет непростым и запутанным.
— Давайте знакомиться, — предложил Виктор, войдя в комнату.
— Надя, — представилась девушка в трикотажном спортивном костюме.
Надя Алексеева не была такой уж красавицей, как ее описывал Биче-Оол. После родов она выглядела полноватой, с отвисшей на животе и боках кожей. Алексеева носила стрижку «итальянка», была круглолица, с очень узким разрезом глаз.
«Плакала, что ли? — подумал Воронов. — Глаз совсем не видно. Не понять, как разговаривать с человеком, которому невозможно посмотреть в глаза».