Для самоуверенного Воронова это стало шоком. После суток безумств услышать от девушки «нет»? Прочувствовав себя оскорбленным морально и физически, Виктор сел на диван. — Почему «нет»? — серьезно спросил он. — У меня есть жених, — как о чем-то обыденном ответила Глафира. — Кто он? Оленевод? — с издевкой спросил Виктор. — Курсант военного училища. Воронов почувствовал себя дважды оскорбленным. Жених-оленевод — это еще куда ни шло, но — курсант? Бред какой-то, издевательство над здравым смыслом. Себя Виктор считал во всех отношениях более выгодной партией, чем будущий командир взвода в отдаленном гарнизоне. «Вот дела! — с удивлением отметил Воронов. — Еще пару часов назад Глаша была моей женщиной — страстной, любящей, такие нежности на ухо шептала, и в один миг все изменилось, и причиной тому какой-то курсант. По плацу «ать-два!», «ать-два!» Каждому офицеру честь отдает, портянки в сапоги наматывает. Какое лицемерие! Никому верить нельзя». — В этом году мой жених оканчивает Ярославское училище ПВО, — продолжала Попова. — Я перевожусь на заочное отделение, выхожу за него замуж, и мы едем по распределению к его месту службы. — Куда? В глушь, в тайгу? Глафира перестала обрабатывать ногти, положила пилочку на стол. — Мой жених — будущий ракетчик. Ракеты ПВО знаешь где стоят? Полки ПВО размещаются около крупных городов. В тайге ракет нет. Медведей от вражеских бомбардировщиков защищать не надо. — Когда я служил в Германии, наши офицеры от скуки женами менялись. — Слышала я такую сказочку, но не очень-то верю в нее. Хотя можно для разнообразия поменяться с кем-нибудь мужьями. — Ты это серьезно говоришь? О боже, ну и семейка у вас будет! — С тобой бы лучше была? — усмехнулась девушка. — У меня родственник в милиции работает, его сутками нет дома. Чем он на работе занимается — неизвестно, но домой с дежурства приходит с запахом перегара. — Твой жених — якут? — Русский. Мы в Ярославле познакомились. Я с ансамблем народного творчества была на фестивале, он — в увольнении. Разговорились. Он сказал, что ищет девушку непритязательную, готовую к суровому гарнизонному быту. Я смеялась до слез, когда он стал мне рассказывать, как трудно будет жить в благоустроенной квартире с магазином через дорогу. Ты видел автолавку-вездеход? Он тоже не видел, а я до школы в магазине ни разу не была. Для меня самый суровый гарнизонный быт — это курорт с горячей водой и теплым туалетом. Наш брак — дело решенное. Я прошлым летом его со своими родителями познакомила. Они одобрили выбор. «Сейчас я наговорю ей колкостей, и мы расстанемся врагами, — подумал Виктор. — Надо поменять тему, иначе вечер будет безнадежно испорчен. Хотя он уже испорчен. Что-то разонравилась мне Глаша. Не такая уж она и красавица, если присмотреться». — Завидую твоему мужу. Ему достанется красивая и умная жена. — Издеваешься? — с подозрением спросила девушка. — Я не льстец. У тебя идеальная фигура, ты хорошая хозяйка. Кто бы еще смог из куска мороженой рыбы такое вкусное блюдо приготовить? А какие ты танцы знаешь! — Перестань! — Девушка несильно хлопнула его ладошкой по ноге. — Это представление было только для тебя. Я надеюсь, ты никому не расскажешь, как мы провели время? — Я в свою личную жизнь никого не посвящаю. Глаша, давай на сегодня забудем о женихах и гарнизонах и поговорим вот о чем. Тебе в новогоднюю ночь или сразу же после нее ничего не показалось странным? Когда я вас опрашивал, у меня сложилось впечатление, что ты чего-то недоговариваешь. — У меня голова была тяжелой, горечь на губах. Я редко спиртным увлекаюсь, но в ту ночь не удержалась и напилась. Когда проснулась, было ощущение горечи, словно я лист одуванчика пожевала. Больше вроде бы ничего необычного не было. — Алексеева собралась в общежитие вернуться. Она больше не надеется увидеть сына? — Кто его найдет, если мальчишку под заказ украли? — Как-то быстро в ней материнские чувства угасли. — Она с самого начала вела себя странно. У меня было ощущение, что ребенок у Надежды временно, пока не окрепнет. Я ведь предлагала ей кроватку купить, она отказалась. Говорит, пускай пока в коробке спит. Когда с его отцом вопрос решим, тогда купим кроватку. — Наш Биче-Оол изначально не собирался отцовство признавать. Чего она ждала? Что его силой заставят жениться? — Не знаю. После того как ребенка украли, Надя перетянула грудь, чтобы молока не было. Она, наверное, сразу после похищения поняла, что сына больше не увидит. Знаешь, что интересно? До получения первой записки Надя была спокойной. Пила седуксен, а может, не пила, а только делала вид, но она была адекватной, не уходила в себя. После записки о выкупе ее словно подменили. Она явно не ожидала, что за ребенка выкуп потребуют. — Что могут означать оставленные преступниками вещи? — Я на каникулах спрашивала у бабушки, нет ли каких-нибудь старинных обычаев, связанных с шарфом, кольцом и всем прочим. Она говорит, что импортный шарф — это просто шерсть, символ добротной теплой одежды. С хлебом и свечой все понятно, а вот кольцо… В тундре кольцо никакой практической ценности не имеет. Что ты с ним будешь делать во время путешествия? У белого медведя рыбы для ухи купишь? Золото в тундре — просто кусок металла. Кисет с табаком гораздо ценнее. — По-моему, ты не права. Золото есть золото, универсальное платежное средство. — Мы же про старинные обряды говорим, а не про современную жизнь. До революции народы Севера без денег обходились. Натуральный обмен: шкурки — на табак, бивни мамонтов — на ружья и порох. Деньги — это средство накопления, а на Севере жизнь переменчивая. Сегодня ты в расцвете сил, а завтра попал в пургу и замерз насмерть. Зачем тебе золото или банкноты, если ты не знаешь, что с тобой завтра будет? Жить надо сегодняшним днем, а завтра — как получится. «О-па! — догадался Воронов. — В ней заговорили гены предков. Я — это день сегодняшний, жених — отдаленное будущее. Не завидую я парню. Сидит сейчас в казарме, почесывает голову и не догадывается, что это рога растут, а не кожа зудит». — С младенцем много возни было? — Надя одна справлялась. Она же целые дни с ним сидела. Я на учебу уезжала. По вечерам ей немного помогала: пеленки стирала, гладила, давала Наде возможность на улицу выйти, до магазина добежать. Но все это было как-то не по-настоящему, что ли. Представь: была девушка-студентка, стала мать. Не было ничего, и вдруг появился живой человечек, который пищит и ручками двигает. К этому надо привыкнуть. Надя еще не успела осознать себя матерью… В подъезде раздались голоса. Воронов прижал палец к губам: «Тс-с!» Так и есть! Раздался скрежет вставляемого в замок ключа. Виктор бесшумно вскочил, погасил в комнате свет. «Окна выходят во двор, — мгновенно оценил обстановку Виктор. — Если это приехала жена Петрова, то о посторонних в квартире она еще не догадывается». Крадучись он подошел к двери, прислушался. — Замок заело! — сердито сказала жена Петрова. — Дай я попробую, — предложил незнакомый мужчина. После нескольких попыток провернуть ключ незнакомец предположил: — У меня такое ощущение, что замок закрыт изнутри. Может, там твой муж? Напился пьяный, спит и ничего не слышит. Над головой Воронова пронзительно зазвонил звонок. Виктор вернулся в комнату, жестами показал Глафире: «Собирайся! Уходим!» Попова беззвучно засмеялась. Маленькое приключение нисколько не испугало ее. Выпутываться-то Воронову придется. — Я схожу к машине, возьму масленку, — сказал мужчина. — Попробуем смазать личинку замка. Если не поможет, дверь придется ломать. — Ты с ума сошел? — ужаснулась женщина. — Как я потом хозяевам буду про сломанную дверь объяснять? Квартира же не наша — арендованная. Пока жена Петрова с незнакомцем решали, что дальше делать, Воронов и Попова оделись, встали у двери. — Готова? — одними губами прошептал Виктор. — Поехали! Смелость города берет. Воронов щелкнул замком, проворно выдернул ключ, открыл дверь нараспашку. На пороге квартиры стояли жена Петрова и мужчина лет тридцати пяти. Дверь для нах распахнулась так внезапно, что оба лишились дара речи, замерли на месте в тех позах, как стояли. — Привет! Как дела? — по-свойски спросил Виктор. — Олегу ничего передать не надо? Нет? Ну, тогда мы пошли. Дверь закрывать не будем, замок заедает. Воронов и Глафира побежали вниз по лестнице. Вслед им через некоторое время раздались проклятия. — Проститутка! — не стесняясь соседей по подъезду, кричала жена Петрова. — Тварь узкоглазая! Дальше она сорвалась на нецензурную брань, но было уже поздно. Виктор и Глаша, давясь от смеха, выскочили на улицу. — Анекдот: приехал муж из командировки, — сквозь смех сказала девушка, — а в квартире — шалман! Черт знает кто спиртное пьет, на хозяйской кровати валяется. Расскажи кому, не поверят. Видел бы ты ее лицо! У нее челюсть отпала, когда она нас увидела. — Кажется, завтра мой одногруппник станет холостяком, — поддержал веселое настроение Воронов. — Даже выслеживать никого не придется. Сами приехали и во всем расписались. На остановке Воронов и Глаша простились. Провожать ее до общежития Виктор не поехал. После ее отказа выйти замуж Попова перестала быть сказочной красавицей с идеальной фигурой и превратилась в обыкновенную девушку, отношения с которой потеряли всякую перспективу. Глаша тоже понимала, что эта встреча — последняя и лучше ее завершить на высокой ноте, оборвать отношения на самом интересном моменте. Воронов дождался, пока она сядет в трамвай, и пошел в школу. По пути его настроение испортилось. Он почувствовал себя обманутым, словно Глафира была его невестой, а курсант — ее случайным любовником. «Как можно доверять женщинам, когда они с такой легкостью изменяют? Могла бы в самом начале сказать, что у нее есть жених, и мы бы разбежались в разные стороны. Нет же, до последнего момента ждала, чем дело кончится, и решила, что весело провести время гораздо интереснее, чем скучать в общежитии. Подумать только: «Возвращение оленевода!» Заранее же этот танец продумала, только не знала, перед кем исполнить. Как теперь жениться, если Глашка будет перед глазами стоять? Придется к выбору будущей супруги подходить с осторожностью, не спешить, присматриваться, присматриваться и еще раз присматриваться, иначе «Возвращение оленевода» может превратиться в «Возвращение оленя», танец-скандал с битьем посуды и рукоприкладством». В общежитии Виктор нашел Петрова, отдал ключи. — Я думал, что ты только завтра появишься, — сказал Олег. — Я тоже так думал, но вернулась твоя жена и выгнала нас. — Она одна приехала? — с надеждой спросил одногруппник. — С каким-то мужиком лет на десять старше тебя. Если захочешь пойти набить ему морду, будь осторожнее. Мужик этот на голову выше меня, здоровяк! — Да пошла она! — в отчаянии воскликнул Петров и ушел на улицу — проветриться, подумать, как быть дальше. Засыпая, Воронов никак не мог избавиться от мыслей о коварной Глафире. Чтобы отвлечься и не нагонять на себя тоску, он переключился на похищение ребенка. «Значит, так. Предположим, что шарф — это некий символ богатой теплой одежды. Свеча должна освещать путь, хлеб — символизировать сытость в дороге. Кольцо — это просто золото, всеобщий эквивалент денег. В тундре золото действительно ни к чему, но ребенка-то украли в Хабаровске, а не в Якутске. В Хабаровске золото — это золото». Воронов представил карту СССР. За отправную точку возможного путешествия взял устье реки Лена. «Север, тундра. Идем ниже, на юг. Бурятия, Байкал. Дамбаев сказал, что у них нет обычаев оставлять в качестве оберега золото или шарф. Еще ниже — Монголия. Немного на запад — Тува. Через Монголию, через населенный уйгурами Северо-Западный Китай, путь ведет в Тибет, оплот ламаизма. Что Бич говорил по поводу путешествия мальчика — будущего ламы в Тибет? «Когда ученик собирается в путь в Тибет, ему дают пояс с золотом. В дороге и в монастыре ученик и его сопровождающие расплачиваются только золотом, бумажные деньги никто не берет». Золото! Вот для чего оно нужно. Похитители решили сделать из сына Биче-Оола ламу. В Тибет ему отправляться еще очень не скоро, через много-много лет, но к путешествию надо готовиться заранее, соблюсти обычаи, принести в жертву духам лучшие вещи. Или ламаисты не обязаны соблюдать шаманские обычаи? Предположим, что для подстраховки похитители решили задобрить духов. Для состоятельной семьи шарф и кольцо — не такая уж большая трата. Добротный тулуп или бобровую шубу они покупать не стали, ограничились самым дорогим шарфом. Кольцо отдали свое, оставшееся от родителей. Кажется, пасьянс начал складываться. Теперь все ниточки ведут к Бичу». На другой день начался новый семестр. Воронов еле досидел до конца занятий и пошел к Архирейскому, начальнику кафедры марксистско-ленинской философии и научного атеизма. Архирейский, как главный атеист в школе, просто обязан был разбираться в основополагающих вопросах религии.