Мой папа ударил маму. Вместо того, чтобы закрыть дверь и уйти, во мне вскипела ярость. Он не должен так поступать с ней. Это ужасно. Мужчины не бьют женщин. Чарли всегда мне говорила, что я ни в коем случае не должен трогать девчонок в школе, как бы они мне ни нравились и как бы сильно они меня не доводили. Я сделал шаг в темный кабинет отца, и обе головы повернулись в мою сторону. – Стайлз, – сказала мама. – Ты ударил маму. – Я смотрел папе прямо в глаза. Он тоже смотрел на меня. – Уходи, – снова подала голос мама. – Что ты здесь делаешь? Она все еще держалась за щеку, когда подошла ко мне. – Мама, – начал я. – Стайлз, пожалуйста, – сказала она строго. – Оставь нас. Тебя это не касается. Я снова посмотрел на отца, который в этот раз отвел свои глаза. Если бы я мог знать его лучше тогда, я бы мог догадаться, что ему стало стыдно передо мной. Мне не следовало это видеть. – Мне нужны деньги в «Дагги»… – Сейчас, – перебила меня мама и схватив, лежащую на столе сумочку, быстро высунула оттуда несколько купюр. – Можешь идти. Не задерживайся. – Она сунула мне эти купюры и подтолкнула к двери. Я кивнул, и прежде чем выйти, снова бросил взгляд на отца. Я хотел еще раз увидеть это виноватое выражение его лица. ________________________ – Привет. Можно я возьму у тебя одну скрепку? Я повернулся на голос и буквально потерял дар речи. Она стояла передо мной, неуклюже держа листки с заданиями, которые нам раздал мистер Саливан. – П-привет. Идиот. Стайлз ты идиот. Скажи что-нибудь еще. – Тебе нужна одна? – Я указываю на стопку больших скрепок на своей парте. Нет, ну идиот, не так ли? Она смотрит на листки, на меня, затем на скрепку. – Я могу вернуть тебе завтра. О, боже! Она подумала, мне жаль ей скрепку. Но когда я поднял голову и решился посмотреть на ее лицо, то заметил, как она с трудом прячет улыбку. Я мгновенно расслабился и подал ей желтую большую скрепку. – Можешь оставить себе. Мадлен взяла скрепку из моих рук и широко мне улыбнулась. Она оказалась еще более красивой, чем я думал. Можно ли влюбиться в четырнадцать? О, да определенно можно. Я тру глаза и снова перечитываю эти два эпизода из моей жизни. Казалось бы они обычные. Ссора родителей. Новенькая девочка из класса попросила скрепку. На дню такое происходит по несколько раз. Но это значило так много. Чертовски много. Я влюбился. Я понял, что мой отец не бесчувственный. На этот раз мне снится сон. Перечитав еще несколько раз, я убрал рукопись и рухнул на свою кровать рядом с Ханной и Айком. И мне снится чудесный сон. Знакомые пальцы перебирают мои волосы. Я не вижу, но могу чувствовать. Тепло и дыхание, исходящее от сидящего рядом со мной человека, кажутся такими реальными… – Я с тобой, Стайлз. Мои глаза резко распахиваются. Это не сон. На меня смотрят синие глаза. Она сидит рядом, прижимаясь боком к моему телу, ее руки все еще в моих волосах. Она всегда так делает. Моя реакция незамедлительная. Я резко сажусь на кровати и с силой прижимаю ее к себе. Я могу ее раздавить, но прямо сейчас я не способен мыслить трезво. Она здесь. Со мной. Рядом со мной. Мадлен ничего не говорит. Просто позволяет мне обнимать себя. Распахнув глаза, я вижу, что комната пуста и заполнена тусклым солнечным светом. Ханна уже проснулась и наверняка увела Айка в летний домик. – Стайлз, – шепчет Мадлен. Мне стоит невероятных усилий оторваться от нее. Но успокаивает то, что я увижу ее лицо. Когда наши лица в дюйме друг от друга, Мадлен не сдерживается. По ее лицу начинают бежать слезы. – Боже, милый, мне так жаль, – говорит она одними губами. – И мне. – Я снова ее обнимаю. На этот раз нежно. Наши руки исследуют спины друг друга. Я даю время Мадлен. Она затихает и мягко отстраняется. Ее длинные густые волосы расплетены. Я пользуюсь этим и непрерывно их глажу. Мы словно не виделись вечность. – Все наладится, – говорю я. – Обязательно. – Меня не было… – начинает она. Но я не даю ей закончить: – Нет. Все хорошо. Ты и я. Между нами все хорошо. Так? Она сильно кивает головой, и я беру ее лицо в руки и прижимаю свои губы к ее губам. Наш поцелуй отчаянный. Мы словно находились все это время под водой и сейчас вдыхаем друг друга словно воздух. Мадлен первой разрывает поцелуй и заползает с ногами на кровать. Так мне удобнее ее обнимать. Чувствую, что к горлу подкатывает что-то похожее на панику. Веки становятся тяжелыми. – Где Ханна? – с трудом спрашиваю я. Меня все еще волнует, что она может увидеть меня таким слабым. Я ей нужен не таким. – Она внизу. С мамой, Джошем и остальными, – отвечает Мадлен. Ей не нужно ничего объяснять. Она понимает всю ситуацию. – Они знают, что нам нужно побыть вдвоем. Мое тело расслабляется в ее руках. Я зарываюсь лицом в волосы Мадлен, и они в считанные секунды становятся мокрыми. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Легкий ветер играет с ветками деревьев, которые едва заметно покачиваются. Летнее солнце греет каждую травинку, каждое растение и каждую надгробную плиту. С места, на котором я стою, я могу видеть плескающихся уток в пруду. Тихий плеск воды и их гарканье создают спокойствие и умиротворение. Как может это место быть одновременно прекрасным и ужасным? Все слова уже сказаны, но слезы не пролиты. Мама плачет, когда гроб с папой медленно опускается в землю. Я хочу подойти к ней, но слева от себя слышу всхлипывающие звуки. Мадлен держит в объятьях Ханну, которая цепляется за нее как за спасательный круг. Опускаюсь на корточки и тяну к ней руки. Ханна тут же припадает к моей груди. Мы ждем, когда станет хоть немного легче. Хотя бы чуть-чуть. Если бы не теплые прикосновения Мадлен к моей спине, я бы сошел с ума. Люди вновь выражают соболезнования, и маме приходится на них отвечать. Мое плечо постоянно кто-то сжимает. Дедушка и бабушка уводят с собой Ханну, и что удивительно, она послушно идет с ними. – Держись, парень. – Дедушка слегка хлопает меня по спине. – Теперь ты единственный мужчина в семье.