Позднее Мишель говорил, что он в мгновение ока поджег шесть башен. Я ничего этого не видел. Вцепившись в руль, выжав до предела педаль акселератора, я гнал грузовичок по рытвинам и ухабам, каждую секунду ожидая, что огромное копье вонзится мне в спину. И, честно говоря, мы были на волосок от этого! Когда вокруг уже мелькали первые деревья, стоящие на краю оголенной зоны, сзади послышались удар, треск и скрежет лопнувшего металла. Я резко вильнул в сторону. Минут через десять, когда Мишель сменил меня за рулем, я увидел, что дротик пробил бронированную крышу и прошел у Смита между ног; наконечник его засел в большой банке консервированной говядины, пригвоздив ее к полу. Не останавливаясь, мы отпилили древко и вытащили наконечник: треугольный, с зазубринами, он был выкован из стали! Ночью мы сделали короткую остановку и за едой обсудили случившееся. – Странно, – сказал я, – что эти ссви знакомы с металлом, но еще более странно то, что сталь у них – отличной закалки! Судя по всему, это и есть тот народ, от которого отделилось племя Взлика. Это может означать лишь одно: еще несколько поколений назад они тоже были в каменном веке. Конечно, ссви очень умны, но подобная скорость прогресса просто поразительна! Мишель задумался: – А не связано ли это как-то с нашей находкой на острове? – Возможно. И у них есть катапульты – точнее, баллисты, – бьющие на пятьсот с лишним метров! – В любом случае, – проговорил по-английски Смит, – я разрушил им как минимум шесть башен. – Ну да… Давайте уматывать отсюда. Как-то здесь небезопасно. Мы ехали всю ночь. Разумеется, я и до этого пережил на этой планете немало тревожных ночей, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с этой! В небе стояли все три луны, и, казалось, вся фауна Теллуса собралась на данном клочке земли. Сперва нам пришлось пробиваться сквозь целые стада «слонов», привлеченных светом фар. Потом перед нами возник вышедший на охоту тигрозавр, которого мы встретили очередью из пулемета, впрочем не причинившей хищнику никакого вреда, – он перепугался, должно быть, не меньше нашего. Трижды нам преграждали путь голиафы, коих мы вынуждены были объезжать, дважды мы останавливались, чтобы поменять прокусанные гадюками шины. Все же еще до рассвета мы увидели сигнальные ракеты, взлетевшие с палубы «Отважного», и с зарей были уже на борту. Глава 5. Опасность Спустя несколько дней мы достигли устья Дордони без особых приключений, если не считать выхода из строя двигателей, из-за чего мы сутки были вынуждены идти под парусами. О своем возвращении мы известили Кобальт-Сити и поэтому не особенно удивились, когда в месте слияния Дордони с Илем нас встретило каноэ, в котором сидели Мартина, Луи и Взлик. Они поднялись на борт, мы взяли каноэ на буксир и спокойно дошли до Порт-Леона. Мы отсутствовали больше месяца! Нечего и говорить, как я обрадовался встрече с Мартиной. Сколько раз за это путешествие я думал, что больше никогда ее не увижу! Луи протянул мне последнюю радиограмму, пришедшую из Нью-Вашингтона. Я прочел ее с удивлением, потом передал американцам. Бирабан перевел им ее. Суть можно было резюмировать так: по непонятным причинам Нью-Вашингтон медленно погружался в море, и, если скорость погружения не уменьшится, самое большее через полгода остров полностью уйдет под воду. Словом, правительство посылало нам сигнал SOS. Совет собрался в присутствии американцев. Сразу же взяв слово, Джинс сказал по-французски: – В Нью-Вашингтоне у нас есть французский крейсер, два миноносца, грузовоз и небольшой танкер. Помимо этого, мы располагаем шестнадцатью пригодными для вылетов самолетами, в том числе четырьмя винтовыми и тремя геликоптерами. Но нет ни топлива, ни мазута. Можете продать нам немного? Желательно с доставкой на место. – Ни о какой продаже не может идти и речи, – ответил мой дядя. – Прийти вам на помощь – наша элементарная обязанность. Проблема лишь в транспорте. Из кораблей у нас есть только «Отважный», а он, увы, слишком мал! – Есть еще корпус «Победоносного», – заметил я, – и, главное, прицепные баржи, которые, полагаю, будет нетрудно переделать в нефтеналивные суда. Как по-вашему? – спросил я у наших инженеров. Этранж ответил не сразу: – На изготовление цистерн уйдет от десяти до двенадцати дней. Как минимум столько же – на специальное противопожарное оборудование. Итого – месяц. Две цистерны, десять на три на два метра, дадут в общей сложности сто двадцать тысяч литров. Половина – мазут, половина – авиационный бензин. – Мы бы предпочли побольше мазута и поменьше бензина. – Это можно. Каковы наши точные запасы? – Шесть миллионов литров, – сказал я. – Я пока приостановил добычу, так как все резервуары полны. – А расстояние от Порт-Леона до Нью-Вашингтона? – Примерно четыре с половиной тысячи километров. – Да, – проговорил я, – но это напрямик, через открытое море. – Если мы доверим вам «Отважный» и несколько наших парней, как думаете, вы доберетесь? – спросил дядя у Джинса. – Даже не сомневаюсь. Ваше суденышко превосходно! – Что ж, тогда можно рискнуть. Месяц спустя «Отважный» отплыл, ведя на буксире баржу со ста сорока пятью тысячами литров горючего. Как позднее рассказал Мишель, плавание прошло абсолютно спокойно: ни кальмаров, ни других морских чудовищ они не встретили. Нью-Вашингтон оказался едва возвышающейся над водой равниной с двумя усеянными домами холмами. Прибывших встретили залпами из орудий боевых кораблей. Весь город, расположенный прямо на берегу моря, был расцвечен флагами. Оркестр крейсера сыграл сначала «Марсельезу», затем американский гимн, и малютка «Отважный», провожаемый удивленными взглядами морских офицеров, проскользнул в порт. Мазут сразу же перекачали в баки аргентинского танкера, который немедленно снялся с якоря. Бензин на грузовике отправили на аэродром. Мишель был принят президентом Нью-Вашингтона, Линкольном Дональдсоном, после чего проследовал на «Сюркуф», офицеры и моряки которого пришли в восторг, узнав, что вскоре они снова смогут увидеть кусочек Франции! Для жителей Нью-Вашингтона настала напряженная пора: чтобы демонтировать и погрузить на суда все, что можно было спасти, люди не покладая рук работали от зари до зари. Потом вернулся «Порфирио Диас», и первый конвой – норвежский грузовоз, «Сюркуф», и два эсминца, до предела нагруженные людьми и оборудованием, – отплыл на материк. Об их отбытии Мишель предупредил меня по радио. В ответ я сообщил ему, что мы договорились со Взликом, который после смерти своего тестя стал верховным вождем племени: ссви уступят американцам территорию, которая в действительности принадлежала черным ссви, но на которую у племени Взлика были права, и часть их исконных земель, от Дронны до Неведомых гор. Кроме того, я получил для нас самих длинный коридор, до самого устья Дордони, рядом с которым мы намеревались построить Западный порт. Все эти дни мы тоже не сидели без дела. У подножия гор мы построили для американцев дома на землях, действительно принадлежавших ссви, главным образом по ту сторону Дронны, как раз напротив нашего маленького поста Хром. И вот первый конвой прибыл. Наблюдательный пост в устье Дронны сообщил о его приближении рано утром, когда корабли были еще на подходе. Грузовое судно и крейсер «Сюркуф» из-за слишком большой осадки стали на якорь на самой Дронне, а эсминцы поднялись по Илю. Потом, большим караваном, составленным из крупных лодок, мы отбуксировали переселенцев к их новым владениям. Было решено, что американцы удовлетворятся пока землями ссви, отложив завоевание территории сслвипов – ее нужно было именно завоевывать – до лучших времен. Мишель вернулся на самолете незадолго до прихода седьмого, последнего конвоя. Остров к тому времени почти полностью затонул, но в Новой Америке уже вырос один город и семь деревень, а на полях созрел и был убран первый урожай. Город – Новый Нью-Вашингтон, как его в шутку называли американцы, – насчитывал пять тысяч жителей. Население Новой Франции тоже увеличилось за счет шестисот моряков с «Сюркуфа», шестидесяти аргентинцев, пожелавших жить в «латинской стране», и полусотни канадских французов. Последних сначала отпугнул наш коллективизм, пусть и распространявшийся только на промышленные предприятия, но вскоре они убедились, что никто не мешает им ходить в церковь, если так подсказывает им сердце. Норвежцы – сразу же после катастрофы они подобрали в море пассажиров тонувшего норвежского лайнера, и теперь их было человек двести пятьдесят – обосновались, по их собственной просьбе, в нашем небольшом анклаве близ устья Дордони. Там они построили рыболовный порт. Нации жили не вполне изолированно друг от друга, и международные браки были обычным делом. К счастью, у американцев оказалось гораздо больше женщин, чем мужчин, и многие моряки с «Сюркуфа» нашли себе жен еще в Старом Нью-Вашингтоне. Спустя год после Великого Исхода, когда у меня уже родился первенец, Бернар, Мишель женился на восемнадцатилетней красавице-норвежке, Инге Унсет, дочери капитана норвежского грузового судна. Мы помогли американцам смонтировать заводы. Они, в свою очередь, уступили нам часть своих станков и четыре самолета. Вместе с двумя американскими коллегами я обнаружил на их территории, но на землях сслвипов, значительные нефтяные месторождения. Еще через пять лет мы основали Объединенные государства Теллуса. Но прежде нам еще пришлось отвоевывать земли у сслвипов, и был момент, когда мы сами оказались на волосок от войны с американцами! Боевые действия развязали сслвипы. Как-то вечером около сотни их воинов внезапно напали на небольшой американский пост и истребили десять человек из двенадцати, составлявших гарнизон. Двум американцам удалось спастись, унесшись прочь на машине. Как только об этом стало известно, в воздух поднялись два самолета, но отыскать убийц не удалось: равнины опустели, а леса покрывали слишком обширные пространства. Легкая колонна, снаряженная американцами для миссии мщения, понесла большие потери и вернулась ни с чем. Тогда, учитывая наш богатый опыт, они обратились за помощью к нам и к нашим союзникам ссви. То была самая странная война, какую только можно себе представить! В центре ехали на грузовиках мы и американцы, над нами кружили четыре или пять самолетов, впереди летел геликоптер-разведчик, а вокруг гарцевали существа иного мира, вооруженные луками и стрелами! Кампания была трудной, не обошлось без потерь. Быстро поняв, что в очередном бою они сразу же будут разбиты, сслвипы начали опустошать приграничные районы, отравлять источники и колодцы, совершать налеты на Новую Америку, на территорию ссви и даже на Новую Францию, пробираясь к нам через горы. Эсминцы обнаружили на побережье и обстреляли две деревни сслвипов, самолеты разбомбили еще несколько селений, однако все это ничего не дало. Но когда мы углубились во вражескую территорию, перейдя даже будущую границу Новой Америки, сслвипы решили, что настал час решающей битвы. На рассвете к нашему лагерю, сразу со всех сторон, галопом устремилось более пятидесяти тысяч воинов. Джинс, командовавший экспедицией, немедленно вызвал авиацию, и с аэродромов Нью-Вашингтона и Кобальт-Сити тотчас же взлетели самолеты. При скорости в тысячу километров в час они должны были долететь достаточно быстро, но долго ли мы смогли бы продержаться? Ситуация выглядела критической: пятьсот американцев и триста французов, пусть даже хорошо вооруженных, и пять тысяч ссви против пятидесяти тысяч свирепых врагов, вооруженных луками, легко посылающими стрелы на четыреста метров! И главное – невозможно было воспользоваться маневренностью грузовиков: неприятель окружал нас кольцом глубиной в тридцать рядов. Мы поставили все пятьдесят машин, кроме нашего старого бронированного грузовика, в круг, легли за пулеметы и принялись ждать. Когда сслвипы оказались метрах в шестистах от нас, мы открыли огонь. Не следовало выжидать так долго – нас едва не поглотило этой черной волной. Тщетно автоматы и пулеметы косили врагов, как спелую пшеницу, тщетно ссви посылали в них стрелу за стрелой! Через минуту-другую у нас было уже десять человек убитых и более восьмидесяти раненых, у ссви – сто убитых и вдвое больше раненых. Отчаянная отвага сслвипов наводила ужас, их живучесть казалась просто невероятной. Я лично видел, как один из них продолжал мчаться даже после того, как очередью, выпущенной из двадцатимиллиметрового пулемета, ему оторвало всю руку целиком, и свалился замертво лишь в паре шагов от какого-то американца. Лишь когда сслвипы пошли на приступ в третий раз, наконец подоспели самолеты, но вступить в бой уже не могли: все смешалось в невообразимой свалке. В этой фазе сражения Мишель получил стрелу в правую руку, а я сам – в левую ногу, чуть ниже колена; впрочем, оба ранения оказались легкими. Как только враг был отброшен, самолеты принялись поливать его пулеметным огнем и забрасывать ракетами и бомбами, обращая в беспорядочное бегство. На открытой равнине ряды сслвипов расстроились, и мы преследовали их на грузовиках, расстреливая в упор, в то время как Взлик, во главе своих ссви, настигал и истреблял одиночек. Кое-где враг еще пытался переходить в контратаки, и вечером мы нашли один из наших грузовиков, в котором были только трупы, сплошь утыканные стрелами. Уцелевшие сслвипы бежали под покровом темноты. Вместо них нам пришлось сражаться с десятками тигрозавров, привлеченных запахом крови, и в этом бою мы потеряли еще шестерых. Наши общие потери составили: убитые – двадцать два американца, двенадцать французов, двести двадцать семь ссви, раненые – сто сорок пять американцев, восемьдесят семь французов и девятьсот шестьдесят ссви. Сслвипы, по самым грубым подсчетам, оставили на поле боя не менее двадцати тысяч своих воинов. После этого истребления американцы построили целую цепь фортов вдоль своей границы, защиту которой облегчало то обстоятельство, что она пролегла по гребню естественного сброса, протянувшемуся от моря до самых гор, почти на семьсот километров. Два следующих года прошли спокойно, в мирном труде, но мы с сожалением увидели, что американцы все больше замыкаются в себе. Мы почти не общались, за исключением единичных случаев – как тот экипаж самолета и мы, – а если и встречались, то лишь для обмена сырьем или промышленными изделиями. К тому времени американцы открыли у себя угольные шахты, менее богатые, чем наши, но с лихвой покрывавшие все их нужды. К тому же среди нас мало кто говорил по-английски, ну и все такое. Обычаи у нас тоже были разными. Они с подозрением относились к нашему коллективизму, хотя он был крайне умеренным, и называли наш совет диктатурой. Кроме того, у американцев сохранялись глупые предубеждения против «туземцев», предубеждения, которые мы ничуть не разделяли: в наших школах училось более двухсот детишек-ссви. Зато с норвежцами у нас установились превосходные отношения. Мы поставляли им материалы, необходимые для постройки рыбацких судов, а они в изобилии снабжали нас всеми дарами моря. Уцелевшие земные рыбы размножились в невероятном количестве, да и теллусийские были просто великолепны на вкус. «Героический период» закончился, и, чтобы больше не давать американцам повода для критики, мы реорганизовали наши институции. После долгих – в чисто французском духе – дискуссий было решено, что отныне Новая Франция будет состоять из: 1) государства Кобальт (5000 человек), со столицей Кобальт-Сити (800 человек) и городом Порт-Леон (324 человека); 2) территории Западный порт, с одноименной столицей (600 жителей); 3) территории Нефтяных скважин, где осталось всего 50 человек; 4) территории Больё-Шахтерский, расположенной у Волшебного озера, с городом Больё (400 человек) и Северным портом (60 человек). Таким образом, население Новой Франции достигло почти шести тысяч человек. В Порт-Леоне, Больё и Западном порту были свои муниципальные советы. Центральное правительство состояло из пятидесяти депутатов парламента, избираемых всеобщим прямым голосованием, и несменяемого совета, состоявшего из семи человек: вначале ими были мой дядя, Мишель, Этранж, Бевен, Луи, кюре и я. Парламент имел право вносить законопроекты, назначать министров и утверждать их решения. Совет, помимо законодательных прав, имел право вето, приостанавливавшее любые решения сроком на шесть месяцев. В случае объявления чрезвычайного положения, вынесенного не менее чем двумя третями голосов, совет сосредоточивал всю полноту власти в своих руках сроком на полгода; при необходимости этот период мог быть продлен. Образовались три политические партии: коллективистская, во главе с Луи (двадцать семь мест в парламенте), консервативно-крестьянская (двадцать семь мест) и либеральная, во главе с Этранжем (десять мест). Последней, в обязательном порядке – по доброй французской традиции, которая гласит, что править должно меньшинство, – доставались все министерские портфели. Изменения в управлении никоим образом не отразились на нашей жизни. Если завод, машины, шахты и корабли по-прежнему оставались народной собственностью, то земля во все времена принадлежала обрабатывавшим ее крестьянам. Мы расширили сеть рельсовых и шоссейных дорог. Американцы последовали в этом нашему примеру. У них было больше, чем у нас, паровозов, зато нам удалось создать мощные электродвигатели. Самая длинная железнодорожная линия связывала Кобальт-Сити с Западным портом, проходя через Порт-Леон. Наши отношения с американцами продолжали портиться. Первая серьезная размолвка произошла из-за канадского эсминца, на котором служили главным образом канадские французы. Решив поселиться с нами, последние, разумеется, захотели привести к нам и свой корабль, что вызвало множество затруднений. В конечном счете мы оставили американцам все вооружение и перепрофилировали эсминец в быстроходное грузовое судно. Вторым поводом для недовольства послужил наш отказ совместно разрабатывать нефтяное месторождение, расположенное на землях ссви близ горы Тьмы. У американцев имелась и своя нефть, пусть и залегавшая глубже, да и потом, как мы знали, ссви не очень-то обрадуются присутствию американцев на своей территории. И вот 5 июля 9 года теллусийской эры произошло открытое столкновение. В тот день около дюжины ссви захотели, согласно договору о праве беспрепятственного прохода, пересечь восточную оконечность американской территории, которая в этом месте врезалась в их собственные земли. Они направлялись к нашему посту Больё-Горному, чтобы обменять дичь на стальные наконечники для стрел. Словом, они проникли в Америку и уже были видны с нашего поста, находившегося на другом берегу в верховьях Дронны, когда трое вооруженных автоматами американцев остановили их и приказали повернуть обратно – требование совершенно абсурдное, так как до Больё по прямой оставалось метров сто, а до границы в обратном направлении – километров пятнадцать. Глава ссви Авитхц ответил им по-французски, что он думает об этом. Придя в ярость, американцы дали три автоматные очереди, убив двух ссви и двух ранив, в том числе Авитхца, которого они захватили в плен. Остальные ссви под градом пуль пересекли Дронну и сообщили обо всем командиру нашего поста, Пьеру Лефрану, который, чтобы разобраться во всем на месте, вместе со ссви спустился к реке. И горько об этом пожалел, так как с противоположного берега ударила автоматная очередь, убив еще одного ссви и ранив самого Лефрана. Взбешенные, его товарищи ответили десятком ракет, которые подожгли и превратили в развалины ферму на американском берегу. По счастливой случайности мы с Мишелем проезжали в это время неподалеку. Погрузив Лефрана и раненых ссви в грузовик, я погнал машину прямиком в Кобальт-Сити. По прибытии я сразу же побежал в дом совета, который, срочно собравшись вместе с парламентом, проголосовал за введение чрезвычайного положения. Лежа на носилках, Лефран рассказал о случившемся, и ссви подтвердили его слова. Мы еще спорили, не зная, что предпринять, когда пришла радиограмма с поста Понт-о-Ссви на Везере: наблюдатели отчетливо слышали грохот боевых барабанов, и по всей территории ссви поднимались дымные столбы сигнальных костров: каким-то непонятным способом Взлик был уже извещен о случившемся и теперь собирал своих воинов. Можно было не сомневаться, что в подобных обстоятельствах на его сторону встанут и другие племена. Зная мстительный и совершенно беспощадный нрав наших союзников, я тут же подумал об изолированных американских фермах, расположенных вдоль границы, и о том, во что они могут превратиться через пару часов. Я незамедлительно отправил к Взлику на геликоптере курьера с посланием, в котором просил подождать один день, а сам вместе с остальными членами совета бросился на передающую радиостанцию, чтобы связаться с Нью-Вашингтоном. События набирали ход. Когда мы прибыли, радист протянул мне новую радиограмму: американский эсминец обстреливал Западный порт. «Отважный» и «Сюркуф» отвечали. На всякий случай совет отдал приказ о всеобщей мобилизации. Самолеты с полными баками и боекомплектом были готовы взлететь по первому сигналу. Установив связь, мы обратились по радио к американскому правительству с просьбой приостановить военные действия и дождаться прибытия полномочных представителей. Американцы согласились, и мы узнали, что бомбардировка нашего порта прекратилась. Впрочем, на эсминце, полагаю, были только рады выйти из боя: радиоуправляемая ракета с «Сюркуфа» разворотила им всю носовую часть. Мишель, мой дядя и я незамедлительно сели в самолет и уже через полчаса были в Нью-Вашингтоне. Переговоры начались бурно. Американцы вели себя заносчиво, и Мишель вынужден был им напомнить, что без нас они давно уже были бы съедены морскими чудовищами или умерли от голода на своих оставшихся без горючего кораблях. В конце концов была создана комиссия для расследования, в которую вошли Джинс, Смит, мой дядя, я и брат Взлика, Иссци. Оба американца, проявив благородство, признали вину своих соотечественников, которые были приговорены к десяти годам заключения каждый. Ссви в качестве компенсации получили десять тысяч стальных наконечников для стрел. Странная штука, но после этой стычки, едва не кончившейся трагически, отношения между нами сразу улучшились. К концу 10 года они были уже настолько дружественными, что мы выступили с предложением основать Объединенные государства Теллуса. Конференция от 7 января 11 года собрала представителей американцев, канадцев, аргентинцев, норвежцев и французов. Была принята федеральная конституция. Она предоставляла каждому государству широкую автономию, но предусматривала федеральное правительство, резиденцией которого стал новый город Унион, выстроенный в месте слияния Дордони и Дронны, там, где мы когда-то убили первого тигрозавра. Окружающая территория площадью двести квадратных километров была объявлена федеральной землей. Самым сложным оказался вопрос об охотничьих угодьях ссви. Тут американцы показали всю свою несговорчивость. Лишь после долгих споров был принят закон о неприкосновенности земель наших союзников, а также других племен, которые примкнули бы к нам в течение ближайших ста лет. Все будущие колонии, основанные на новых местах, считались федеральными землями до тех пор, пока их население не достигало пятидесяти тысяч человек, после чего они переходили в разряд государств с правом установления своих собственных законов. Затем, 25 августа 12 года, состоялось первое заседание федерального парламента, на котором мой дядя был избран первым президентом Объединенных государств Теллуса. Впервые развернулось федеральное знамя, полуночно-синее полотнище с пятью белыми звездами, символизирующими пять государств-основателей: Новую Америку, Новую Францию, Аргентину, Теллусийскую Канаду и Норвегию. Двумя официальными языками стали английский и французский. Я не стану входить в подробности принятых тогда законов, они действуют до сих пор, и вы их прекрасно знаете. Скажу только, что армия, флот, авиация и производство оружия были целиком переданы в ведение федерального правительства. Заглядывая далеко вперед, мы оставили за ним еще и атомную энергию, которая когда-нибудь появится у нас на Теллусе. Глава 6. Начертанный путь С тех пор прошло уже пятьдесят лет, но Теллус по-прежнему вертится! Годы президентства моего дяди – все семь лет – ушли на организационные работы. Мы расширяли железнодорожную сеть, скорее для будущих поколений, нежели для себя, так как общая численность нашего населения не достигала и двадцати пяти тысяч душ. Впрочем, нас становилось все больше и больше. Природные запасы были неисчерпаемы, поля давали великолепные урожаи, и семьи становились все более многочисленными. У меня одиннадцать детей, и все они живы, у Мишеля – восемь. Средняя семья в первом поколении состояла из шести человек, во втором – уже из семи. Одновременно мы констатировали поразительное увеличение человеческого роста. На нашей старушке Земле, согласно статистике, средним считался рост метр шестьдесят пять. Примерно таким же был средний рост французов. А сегодня для Новой Франции эта цифра поднялась до метра семидесяти восьми, для Новой Америки – до метра восьмидесяти двух, а для Норвегии – до метра восьмидесяти шести! Только аргентинцы и их чистокровные потомки в этом отстают – метр семьдесят один. При следующих президентах, американце Кроуфорде и норвежце Хансене, главные наши усилия были направлены на развитие промышленности. Мы построили авиационный завод, способный не только выпускать обычные модели, но и разрабатывать новые. Здесь, на Теллусе, американскому инженеру Стоуну удалось осуществить идею, которую он вынашивал еще на Земле, и его самолет «Корнет» побил все рекорды высоты. Мы стали также и исследователями. Остаток своей жизни я провел в бесконечных экспедициях, составляя геологические и топографические карты, в одиночку или с двумя американскими коллегами, чуть позднее – с тремя моими старшими сыновьями: Бернаром, Жаком и Мартеном. Я облетел всю планету, плавал почти во всех океанах, побывал на бесчисленных островах и многих континентах. А какие великие открытия мы делали! Впрочем, и техника у нас была такая, о какой ни Колумб, ни Васко да Гама не могли даже и мечтать! Я задыхался в шестидесятиградусную жару на экваторе, замерзал на обоих полюсах, сражался или заключал союзы с красными, черными и желтыми ссви, противостоял кальмарам и гидрам, которые по-прежнему внушали мне непреодолимый страх. И всегда меня сопровождал Мишель, а дома, порой по нескольку месяцев, ждала Мартина. Я не хочу приписывать славу всех этих открытий себе одному: они были бы невозможны без мужества и находчивости моряков или летчиков, которые участвовали вместе со мной в экспедициях! О неоценимой помощи Мишеля не стоит и говорить, да и без абсолютной преданности моей жены я бы, вероятно, не перенес ту ужасную болотную лихорадку, которая приковала меня к постели на целых полгода по возвращении из третьей экспедиции. Мартина трижды сопровождала меня, без единой жалобы разделяя со мной все тяготы и опасности путешествий. И я был не один такой! Страстное стремление к открытиям овладело всеми нами. Что сказать, допустим, о беспримерном подвиге Пола Брингера и Натаниэля Готорна, которые вдвоем на машине отправились на юг, объехали по побережью весь «Старый материк», разбили автомобиль за семь с лишним тысяч километров от Новой Франции и все-таки вернулись пешком, пройдя все эти тысячи километров среди голиафов, тигрозавров и враждебных туземцев? А что сказать о приключениях капитана Унсета, свояка Мишеля, который со своим сыном Эриком и тринадцатью матросами за семь месяцев и двадцать дней совершил первое кругосветное плавание на борту «Отважного»?