– Значит, мы пройдем? – Несомненно, и, вполне вероятно, даже не заметим этого. Но нужно проследить за тем, чтобы в пространстве на тот момент не оказалось ни одного звездолета. Если данные, оставленные нашими предками, точны, все пойдет как по маслу. – Думаю, они точны. Впрочем, я намерен выслать вперед, в разведку, один из кораблей… – При той скорости, с которой мы сейчас перемещаемся, учитывая, что старые релятивистские уравнения[13][Нам они известны как «уравнения Бериаля», но вы их знаете как «уравнения Эйнштейна – Лоренца». (Примеч. Хорка.)] еще не отвергнуты, толку от этого будет не много. Космолет опередит нас всего лишь на несколько дней! – Да, пожалуй, смысла нет. А как идет изучение марсианского звездолета? – Топчемся на месте. Да ты и сам знаешь. Впрочем, возможно, и не знаешь. Обязанности верховного координатора больше не оставляют тебе времени для изысканий! Действительно, я вот уже несколько лет был верховным координатором. На мне лежала вся ответственность за поддержание обеих планет в пригодном для жизни состоянии. Но этот марсианский звездолет… Возможно, даже к лучшему, что Клобор погиб на Марсе, а то бы он точно умер сейчас – от глубочайшего разочарования… Быть может, он упустил какую-то деталь, которая ему, археологу, показалась незначительной? Несмотря на весь наш изначальный оптимизм, нам никак не удавалось восстановить двигатель. Он немногим отличался от того гиперпространственного двигателя, который использовали для своих бесплодных испытаний наши предки. Кроме того, марсианский корабль располагал космомагнитом обычного типа. И однако, документы, найденные в мертвом городе, не оставляли сомнений: марсиане, существа гуманоидного вида, посещали далекие звезды и возвращались оттуда! И неоднократно. Правда, на их корабле был еще некий специальный контур, в котором никак не могли разобраться наши лучшие специалисты, включая Кельбика. Действие его распространялось скорее на время, чем на пространство. – Я вот что подумала, Хорк, – осторожно вмешалась Рения. – Если марсиане когда-то достигали иных звездных систем, может, они там и сейчас? Может, там и мои предки, те, чьи звездолеты так и не вернулись? Я улыбнулся: – Я тоже об этом думал, Рения. Потому-то я и поручил нескольким группам ученых заняться проблемой оружия, так как предвидел и такую возможность… Мы умолкли. На экране безмятежно, словно ожидая нас, сияли звезды. Но такие далекие… Меня охватила меланхолия. Все эти годы без ласкового солнечного света! Неужели человеку суждено познать лишь крохотную частицу космоса? Пять световых лет! А ведь Вселенная раскинулась на несколько миллиардов парсеков! Кельбик, должно быть, догадался, о чем я думаю. – Рано или поздно мы обязательно раскроем секрет марсиан! Может, уже и не при нашей жизни, но какая разница? Мы переместили нашу планету. Это уже немало, поверь мне! – Оружие? – пробормотала Рения, словно пробуждаясь ото сна. – Ты действительно думаешь, что нам придется его применить? – Не знаю. Надеюсь, что нет. Но если в той солнечной системе, в которую мы вот-вот войдем, есть разумные существа, располагающие звездолетами, боюсь, они встретят нас без особой радости. Я бы предпочел, чтобы в системе Этанора вообще не было жизни! – А что, если это и есть мир драмов? – Рения содрогнулась. – Мы вооружены лучше, чем наши предки, – сказал Кельбик. – И потом, на нашей стороне вся мощь двух планет. – А сколько планет на их стороне? – возразил я. – Впрочем, такая возможность кажется мне маловероятной. Судя по ритму нашествия драмов, они летели из гораздо более далеких миров и со скоростью ниже световой. Прибывали волнами, через каждые шестьдесят лет… – Кто знает, какие чудовища водятся в этих мирах! – вздохнула Рения. – Вскоре увидим. Ждать осталось не так уж и долго. Так мы и болтали, строя планы, но даже не подозревали о том, что среди наших будущих врагов окажутся и люди! Наконец мы преодолели барьер. Я не стал высылать в разведку космолет. Отчеты различных экипажей, некогда безуспешно пытавшихся совершить это великое путешествие, совпадали до мельчайших подробностей. Сначала замедление скорости, затем остановка и невозможность продвинуться дальше, каким бы ни был расход энергии. О приближении к барьеру нас предупредили радиоуправляемые роботы. И вот тогда-то нам довелось поволноваться – из-за Луны! Теоретически масса нашего спутника, слегка увеличившаяся вследствие скорости, была вполне достаточной для преодоления барьера. Но как будет на практике? Этого мы не знали. Стало быть, необходимо было все рассчитать так, чтобы Луна не оказалась у барьера впереди Земли, иначе могло бы произойти чудовищное космическое столкновение. Все эти последние месяцы Кельбик разрабатывал теорию преодоления барьера по методу резонанса, но пришел к уравнениям, физический смысл которых был неясен и которые в то время ничем не могли нам помочь. Мы не знали наверняка, где начинается опасная зона для масс планетарного порядка, поэтому все команды астрономов внимательно наблюдали за Луной, будучи готовыми отметить малейшее изменение в ее орбите. Наступил момент, когда наши роботы остановились, не в силах продвинуться дальше. Через несколько часов нам пришлось самим преодолеть барьер, с Луной позади Земли. С этой стороны нам, таким образом, ничто не угрожало. На всякий пожарный случай всех, кто находился на нашем спутнике, мы перевезли на Землю. Оставив членов Совета в зале управления, мы с Кельбиком уединились в лаборатории. Рения, остававшаяся дома с Арелем, нашим новорожденным сыном, присоединилась к нам за несколько минут до критического момента. Впрочем, момента прохождения барьера никто даже не заметил: на то, что он остался позади, нам указал лишь тот факт, что через пару часов наши космолеты смогли снова свободно взлететь. Ни сила тяготения, ни магнитное поле, ни скорость света – ничто в этот миг не изменилось. Луна вместе с нами преодолела барьер без значительных осложнений, чему я очень обрадовался: помимо бесценного материала, содержавшегося в ее лабораториях, мне всегда нравилось, как Луна выглядит ночью, и я бы сильно расстроился, если бы нам пришлось оставить эту верную спутницу Земли. Итак, за какие-то пять лет мы преодолели примерно половину пути. Теперь проблема барьера была успешно решена, и еще года четыре нас не ждало ничего интересного. То были самые тягостные годы. Мы практически не выходили на поверхность, представлявшую собой унылую ледяную пустошь под черным небом, усеянным звездами. В самих городах жизнь протекала крайне монотонно. Впрочем, текнам, возобновившим свои личные исследования, каким-то образом удавалось сохранять бодрое настроение; у триллов с моральным духом было хуже. На тех и других давили воспоминания о мятеже фаталистов и о тех ужасных репрессиях, к которым пришлось прибегнуть. Недостаток солнечного света, постоянное пребывание в одних и тех же, уже надоевших парках приглушали радость. Прогулки по поверхности ее и вовсе не приносили, и лишь отдельные молодые любители приключений находили удовольствие в групповых восхождениях на горные вершины, покрытые замерзшим воздухом. Звезда, являвшаяся целью нашего странствия, увеличивалась в размерах, но очень медленно. Теперь она располагала диском, видимым в обычные телескопы, но ее планеты можно было различить лишь с помощью гипертелескопа: это не сообщало нам о них ничего нового, потому что в гипертелескоп любое небесное тело, звезда или планета, выглядело обычной точкой. Начать торможение мы смогли, лишь когда приблизились к Этанору на расстояние в половину светового года. А спустя еще несколько месяцев, когда мы уже заметно снизили скорость, я возглавил разведывательную экспедицию. Мы должны были вылететь на одном из больших боевых космолетов, которых на всякий случай понастроили несметное количество. Он назывался «Клинган», что означает «Ужас». Как видите, мы так и не избавились от привычки давать нашим боевым машинам тщеславные имена! Длиной немногим более ста метров, при максимальном диаметре в двадцать пять метров, он был буквально напичкан всеми полузабытыми старыми вооружениями, которые удалось реконструировать работникам нашей мирной науки, а также кое-какими новинками. Я решил принять участие в экспедиции, чтобы на месте определить, подходит ли нам эта солнечная система и не следует ли нам, не снижая скорости, взять курс на какую-нибудь другую звезду. Разумеется, Кельбик пожелал сопровождать меня, и, хотя, наверное, было бы благоразумнее оставить его на Земле, я согласился. Моя высокая должность отдалила меня от остальных смертных, за редкими исключениями, и, раз уж Рения не могла отправиться со мной, я был рад иметь рядом хоть кого-то из тех, кому мог доверять! Экипажем, в который входило с полсотни человек, командовал венерианин Тирил. Для управления кораблем вполне хватило бы и дюжины; остальные образовывали боевые группы, но я от души надеялся, что использовать их не придется. Мы вылетели утром – свет Этанора был уже достаточно силен, чтобы это слово снова приобрело прежний смысл. Рения проводила меня до входного шлюза, а затем удалилась – маленький силуэт в спасиандре на дорожке, покрытой замерзшим воздухом. Мы с Кельбиком устроились в командной рубке, и «Клинган» устремился в небо, с каждой секундой набирая скорость. Часть четвертая. Одиссея Земли Глава 1. Место занято! Мы рассчитывали достичь системы Этанора за две недели. Она состояла из одиннадцати планет, из которых по крайней мере две – судя по их расположению – могли оказаться пригодными для жизни, при условии, что атмосфера нам подойдет. Конечно, мы собирались не приступить к немедленной колонизации этих планет, а вывести Венеру и Землю на подходящие орбиты. Мы уже приближались к девятой планете – внешней по нашему курсу, – когда гиперрадары на волнах Хека внезапно обнаружили три быстродвижущихся объекта, летевших прямо на нас. Я спал и был разбужен сигналом тревоги. Кельбик открыл дверь моей каюты, бросил мне несколько слов и тут же исчез. Я быстро вскочил и поспешил на командный пункт, где и нашел его склонившимся над экраном. – Похоже, Хорк, – воскликнул он, – все указывает на то, что место уже занято! – Действительно. Тирил, боевая тревога! Не отрывая глаз, мы следили за тремя точками на экране, в то время как по всему «Клингану» люди занимали свои посты, готовясь, быть может, к первому космическому сражению землян с далеких времен вторжения драмов. Наконец на экране отчетливо обрисовались три звездолета, более удлиненные, чем наш: они перемещались довольно-таки быстро, без видимых сопел. Судя по всему, неизвестные использовали принцип космомагнетизма или другую, столь же прогрессивную технику. Внезапно от передового корабля отделилась сверкающая точка, на мгновение замерла рядом с ним, а затем на огромной скорости устремилась к нам. – Тирил, внимание… – начал было я, но тут же умолк. Сверкающая точка описала идеальный полукруг и снова прилипла к борту корабля. Затем маневр повторился трижды. – Я понял, – сказал Кельбик. – Они предупреждают, что у них есть оружие, но прибегать к нему им не хотелось бы. – Вероятно, ты прав. Ответьте им точно так же и начинайте торможение. Из недр «Клингана» вырвались десять телеуправляемых торпед, которые мгновенно преодолели четверть расстояния, отделявшего нас от незнакомцев, и вернулись в свои гнезда. Мало-помалу мы сближались, и наконец, оставив позади два своих спутника, один из кораблей остановился примерно в тридцати километрах от нас. Теперь его было отлично видно на смотровых экранах: перед нами висела длинная блестящая сигара без единого иллюминатора или какого-либо заклепочного соединения. – Попробуем связаться с ними по радио, – сказал я. Довольно долго мы посылали сигналы на различных волнах, не находя нужной. Наконец наш приемник запищал, экран телевизора на мгновение вспыхнул и тут же погас. Но за этот короткий миг нам удалось разглядеть человеческое лицо. Какого оно было цвета, мы сказать не могли: по экрану бежали радужные всплески. – На какой мы были волне в момент приема? Тридцать сантиметров? Ищите на тридцати! Наш экран снова осветился, на сей раз устойчиво. На нас смотрел человек. Не какой-нибудь гуманоид, отдаленно напоминающий людей, но абсолютно похожий на нас человек! У него было энергичное загорелое лицо, проницательные синие глаза и длинные рыжие волосы, ниспадавшие из-под серебристого шлема. Он заговорил. Язык его был мне незнаком, но мучительно что-то напоминал. Кельбик толкнул меня локтем и пробормотал: – Хорк, похоже, это наречие, родственное древнему языку клум начала тысячелетия! – Как, ты знаешь язык, на котором никто не говорит вот уже четыреста лет? – Я выучил его студентом, чтобы проверить перевод – кстати, не слишком точный – одного клумского математического труда, сделанный в четыре тысячи пятисотом году стариком Берином. Я могу ошибаться, но, по-моему, этот человек спрашивает, кто мы такие. – Что ж, попробуй ему ответить. С трудом подбирая слова, Кельбик произнес короткую фразу. На лице человека на экране отразилось удивление, затем радость. Он тотчас же, не менее коротко ответил. – Он выражает свое облегчение по поводу того, что мы – люди. Он боялся, что мы окажемся драмами. – Стало быть, они знают про драмов? Кельбик посмотрел на меня с жалостью: – Учитывая тот факт, что они люди и говорят на клумском языке, скорее всего, это потомки экипажа одного из наших затерявшихся в гиперпространстве звездолетов, ты так не думаешь? Я повернулся к капитану: – Тирил, вы всегда увлекались историей. Скажите, был ли среди пропавших звездолетов хотя бы один с клумским экипажем? Капитан ненадолго задумался. – Полагаю, что да. Третий или пятый, а может, даже и оба. Начиная с десятого, вылетевшего в четыре тысячи сто девятнадцатом году, уже был введен универсальный язык, хотя древние местные языки вышли из употребления в период между четыре тысячи двухсотым и четыре тысячи трехсотым годом. С экрана хлынул новый поток вопросов, на сей раз более настойчивых. Кельбик не очень уверенно перевел: – Если я правильно понял – язык сильно изменился, – он снова спрашивает, откуда мы. Мне ответить? – Естественно! В течение следующих нескольких минут говорил один Кельбик. Человек в шлеме слушал. Я видел, как выражение недоверия на лице его сменялось изумлением, затем восхищением. Он произнес несколько слов и прервал связь. – Он переговорит со своим правительством. Мы должны оставаться на месте, пока он не получит указаний. Мы, в свою очередь, связались с Землей на волнах Хека. Я приказал продолжить торможение и предложил Совету привести в боевую готовность наш флот. Затем началось томительное ожидание. Три звездолета по-прежнему плавали перед нами в космосе, но теперь ближайший был всего в двадцати километрах, а остальные два – километрах в ста. Они не подавали признаков жизни. Наши люди оставались на боевых постах, готовые к худшему. Трижды, но безуспешно мы пытались возобновить связь. Время тянулось все более и более медленно. Наконец, через двенадцать с лишним часов, экран снова осветился.