— Ты слишком доверяешь мне. У тебя есть семья и... Не успела она закончить своё предложение, как он наклонился вперёд и накрыл её рот своим, слова растворились на его губах. Вместо того, чтобы почувствовать наполненное страстью блаженство, он ощутил удар по голени, когда она пнула его. — Какого чёрта здесь происходит? Деррек узнал голос Аарона. Он повернулся к брату как раз во время, чтобы получить кулаком по лицу. Деррек отшатнулся, но восстановил равновесие. Он поднял руку к щеке. — Впечатляюще. Не знал, что ты так умеешь. Аарон с дикостью во взгляде смотрел на Мэгги, не обращая внимания на Деррека. — Я же говорил, что он всё ещё любит тебя, а ты не верила. Ведь правда? — сказал Аарон, повернувшись к Дерреку. — Скажи, что любишь её. Скажи правду. Деррек ухмыльнулся. — Я не обязан, что либо говорить ей. — Пошли, — сказал Аарон, беря Мэгги за руку. — А ты, — добавил он, повернувшись к Дерреку, — ищи себе нового адвоката, потому что это последний раз, когда ты нас видишь. И его друг, парень, которого он называл братом, увёл её, а Деррек смотрел на Мэгги. У неё был потерянный, печальный взгляд. Его рука сжалась в кулак. Он был зол не только на Аарона, но и на себя, потому что не смог себя контролировать. Да что с ним происходит? Той же ночью, сидя в большом пустом доме, который он приобрёл два года назад и который занимал огромную площадь в восемь тысяч квадратных футов (прим.пер.: семьсот сорок три кв.м.), он задумался о том, что натворил. У него есть большой дом, классные тачки; всё, о чём люди могут только мечтать. У него карьера, о которой он мечтал. А сейчас он сидит, уставившись в огромное окно, глядя на прилив и размышляя, для чего всё это? Включённый телевизор при выключенном свете придавал комнате лёгкое освещение и отбрасывал на стены причудливые тени. Он держал лёд на левой стороне лица. Поцеловать Мэгги было глупо, но если бы ему предложили шанс всё исправить, он поступил бы так же. Аарон тоже был виноват, ведь он знал, что его брат чувствует к Мэгги. Да блин, каждый парень в Аркадии испытывал то же самое к ней. Она симпатичная и умная, да ещё и кокетка. Всегда была, всегда будет. Она нравилась им всем, вот почему они принесли торжественно поклялись никогда не воспринимать Мэгги всерьёз. Говоря проще, она была недосягаема. Ничто, особенно женщина, не могло встать между братьями, они всегда и во всём находили компромисс. Но Аарон, видимо, не понимал значения клятвы. После отъезда Мэгги в колледж, они вздохнули с облегчением. По крайней мере, он—то точно, потому что знал тогда и знает сейчас: он любил Мэгги и отказался от любви, чтобы между ним и братьями не образовалась пропасть. Он считал, что это была жертва ради семьи, но сейчас понимал, что это самая большая ошибка в его жизни. Ему нужно было тогда поехать за Мэгги и сказать о своих чувствах. Не следовало отпускать её. Деррек испустил стон разочарования. Ему совсем не хотелось думать ни о Мэгги, ни об Аароне. Он откинул голову назад, направляя свои мысли к Райану Майклу Гаррисону. У него есть сын, сын, которого он ещё даже не держал. В день, когда Райан родился, медсестра хотела дать ему подержать ребёнка, но он, сославшись на больное горло и нежелание заразить малыша, отказался. Правда была в том, что он испугался, испугался взять своего сына. Но сейчас, думая об этом, он больше всего на свете боялся, что у него никогда не будет возможности успокоить сына. За окном волна разбилась о скалы. Деррек встал на ноги и осмотрелся. Решительность наполнила его, когда он осознал, что сын дал его жизни новую цель и смысл. Он будет бороться за него и не остановится, пока не получит половину опеки. Глава 4 Был полдень следующего дня, когда Джилл выбралась из спальни в гостиную. — Живая, — сказала Сэнди. — С трудом. — Райан не давал спать, да? — Не то слово, — сказала Джилл, утопая в кресле напротив дивана, на котором сидела Сэнди. — За что мне это? — Забота о новорождённом трудна лишь в самом начале, вскоре будет лучше... легче. Джилл помотала головой. — Ты не понимаешь. Думаю, я не нравлюсь Райану. — Конечно, ты ему нравишься, — сказала Сэнди, улыбаясь. — Ему просто нужно привыкнуть. Джилл сдула прядь запутанных волос с глаз. — Мне нужно кофе. — Не думаю, что это хорошая идея, пока ты кормишь грудью. — Больше не кормлю. — С каких пор? — Примерно с полуночи. И сейчас Райан спит. Он ненавидит меня. Джилл закрыла лицо руками. Сэнди подошла к Джилл и обняла её за плечи. — Дорогая, он не ненавидит тебя. Всё будет хорошо. Я приготовлю для тебя чай и омлет, — сказала Сэнди, направляясь на кухню. — Мне никогда не было так... — сказала Джилл. — Я так устала и ... подавлена, будто ревела с момента рождения Райана. Что со мной не так? — Ему четыре дня отроду. Подожди немного. Джилл видела своё отражение в окне. Кто эта женщина, смотрящая на неё? Что случилось с Джилл Гаррисон, девушкой, на которую засматривались парни в старшей школе? Что случилось с молодой энергичной женщиной, за которой бегали толпы парней, чтобы сопровождать её на котильон в Нью Йорк? Джилл попыталась встать, но села обратно в кресло. Это бесполезно. В возрасте двадцати восьми лет она стала немощной развалюшкой. — Ты в порядке? — спросила Сэнди, выглядывая из кухни. Джилл откинулась в своём любимом кресле. — Да, всё прекрасно. — Гормональные изменения, небольшая послеродовая депрессия. Вот и всё, — заверила Сэнди. — С тобой всё в порядке. Поешь, потом прими душ. Станешь новым человеком без возраста. Зазвонил телефон, но прежде, чем ответить, Джилл услышала плач из соседней комнаты и поняла, что её свободное время кончилось. Не обращая внимания на звонок, она направилась в спальню. — Будет легче, — крикнула Сэнди. — Я обещаю. Джилл не поверила ей. Сэнди просто пытается её успокоить. Вот если бы Райан позволил ей поспать хотя бы полчасика, она смогла бы справиться с чем угодно. Только тридцать минут, и всё будет прекрасно. Три часа спустя, после съеденного омлета и разговоров по телефону во время прогулки по парку, Джилл полегчало. По крайней мере, её волосы были чистыми, и она почистила зубы до очередного плача Райана. Лёгкие у её ребёнка определённо были в папочкину родню. Её взросление было тихим, потому что никто в их семье не разговаривал и не обращал внимания друг на друга. Каждый день стояла такая тишина, что было слышно, как муха пролетает. Она и её сестра с детства учились держать голос и эмоции под контролем. Дети должны быть на виду, но их не должно быть слышно. Если их с сестрой заставали за чрезмерным баловством или они слишком громко смеялись, что было редкостью, их наказывали десятью минутами на деревянном стуле. Джилл заглянула в кроватку и увидела плачущего Райана. Что делали её родители, когда она плакала? Она прочитала множество книг о материнстве. Её пугало, что она не ощущала тех нерушимых уз, связывающих мать и дитя, о которых ей говорили медсёстры в больнице. Она не чувствовала связи, но больше всего на свете хотела её. Больше всего в жизни она хотела ребёнка, а сейчас не могла даже вспомнить, почему. Её ребёнок даже не был на неё похож. Может, она забрала домой не того малыша? Её сердце ускорило темп. Она проверила бирочку, сверяя имя и цифры со своими. Они совпадали. — Что такое, Райан? Что случилось? Она взяла его на руки, поцеловала его крошечный подбородок и вдохнула такой приятных детский аромат. Затем она направилась в гостиную, где Лекси, дочь Сэнди, сидела на полу и рисовала в альбоме. Рядом в кресле сидела Сэнди, подогнув ноги под себя. Она помогала Джилл писать ежемесячную колонку. Джилл мечтала, что однажды она и Райан будут выглядеть отдохнувшими и мирными. Сэнди отставила ноутбук и подошла к Джилл. — Я принесу его бутылочку. Как он? — Доктор сказал, что пока он кушает и растёт меня не должен волновать его плач. Звук разговора на улице привлёк их внимание. Сэнди подошла к окну и выглянула сквозь занавески. — Боже мой! Не может быть. Это он. — Кто? — спросила Джилл. — Голливуд. — Кто?