– Вот как, и кто ими распоряжается? – Здесь есть инженеры-испытатели, во главе с товарищем Бонч-Бруевичем, а авиационной частью и тактикой применения командует лейтенант Ночных. Он командир звена и член Государственной комиссии. – Большой человек! Так что, лейтенант, у вас надо спрашивать о желании поработать на другом участке? – А где это? Радиус у нас небольшой. – Как небольшой, вы ж разведчики? – Мы – скоростные разведчики, самолеты у нас И-16, с дополнительными топливными баками и местом для установки фотоаппарата. А задача: обеспечить воздушную обстановку для проведения испытаний, обнаружить и зафиксировать пределы точности обнаружения целей и вероятные мертвые зоны действия антенн обнаружителя. Заодно разработать и описать тактику применения авиации в условиях использования радиолокаторов данных моделей. Одна модель испытания закончила, эта продолжает испытания, но они перенесены с моря на сушу. Еще одна модель пока не имеет носителя, не может быть полноценно испытана. – Та-ак! – протянул командарм. – То есть вы не против, но требуется как-то увязать это дело с испытаниями. Я правильно понял? – Да, я не могу просто так остановить их и подвергать опасности разработчиков этих систем вооружения. – Тактически, чем отличаются ваши действия от действия обычной воздушной разведки? – Мы идем звеном, четыре самолета, каждый из которых снабжен фотоаппаратом с автоматической протяжкой пленки. Снимает одна машина, затем, по очереди, остальные. У нас – новейшие, сделанные у нас в училище… – Сделанные им, тащ командарм, радиостанции, благодаря которым мы имеем шестнадцать каналов связи и можем переключаться на них в воздухе, что позволяет скрывать наши действия от радиоперехвата. Плюс, он с Тагиром код придумал, который финны пока разгадать не могут, – заулыбался Кузнецов. – Это хорошо, когда руководство понимает, каким ценным подчиненным оно командует. Но, лейтенант, вы так и не дали окончательный ответ. Почему? – Да противник тут у нас нехороший объявился. А вся авиация девятой армии здесь собрана: девять «чаек», летчики которых не имеют допуска к ночным полетам. – Как это? Армия без авиации? – удивился командарм. – Вот же начальник ВВС стоит. – Армия только формируется, на сегодняшний день у меня в подчинении эскадрилья 47-го корпуса, двенадцать машин, шесть ПС-84 и четыре самолета У-2. ПээСы и три «чайки» стоят в Кеми, а остальные здесь. Если ребята улетят, то финны выбьют эскадрилью за несколько дней. Она без прикрытия останется. – Хорошо, мы можем переместить сюда хоть полк на И-16. Не проблема, но пойми, подполковник, они должны нам помочь, как помогли вам. Я специально прилетел, сразу как узнал, что удалось разблокировать 163-ю. Сейчас в ваш адрес направляется свежая дивизия, которая сменит ее, а ее командира я заберу, толково действовал в окружении, а мне командование 54-й сменить требуется. За одного битого двух не битых дают. Этот вопрос уже оговорили. – А как же локатор? Как без него? – Александр Иванович, локатор вашей армии нужен, как собаке пятая нога. У вас радиостанций нет. И, судя по всему, полк, который прибудет, будет тоже без них, – сказал Петр. – Так это вы моих летунов сегодня чуть до инфаркта и трибунала не довели? Кто «тринадцатый»? – Это мой позывной, – скромно потупил взгляд Петр. – Он же несчастье приносит? – Так не мне же, противнику! – А когда успел, молодой вроде? – спросил Штерн, показав на орден и медаль Петра. – Здесь и успел, и под Ленинградом. Разрешите позвонить, товарищ командарм, начальнику экспедиции. Михаил Александрович громко кашлял в трубку, сказал, что не возражает против переноса места испытаний, но просит отправить его в Ленинград, условия оказались для него слишком суровы. Штерн предложил забрать больного с собой, сразу сел в самолет и вылетел в Петрозаводск. Местом базирования назначено село Реболы. Это чуть южнее, там довольно широкая низина, холмов почти нет, но болот и озер – с избытком. Все покрыто смешанным лесом. Дорог, понятное дело, тут практически нет. Есть старая Александровская железная дорога, которая некогда шла из Петербурга в Петрозаводск через Приозерск и Суоярви (Шуйский погост). Этот тракт проложили давно из-за железной руды, которая поставлялась на два чугунолитейных завода в Петрозаводске. После революции и двух войн между Финляндией и молодой Советской республикой, от РСФСР откусили два куска территории. Одну на Севере, где была оккупирована древняя Печенга и у Финляндии появился выход в Баренцево море, а второй здесь, в Прионежской Пятине, во вторую финско-советскую войну финнов остановили под самым Петрозаводском. Затем немного отбросили от города и заключили Тартуский договор. Корелов или карелов финны объявили разделенным финским народом, а Великая Финляндия должна была простираться от Белого до Балтийского моря, с выходом к Ледовитому океану. Вот так отблагодарили «бедные чухонцы» людей, которые создали им государство. «Не делай добра, не получишь дерьма!» – гласит старая русская пословица. Но кто ж к народной мудрости будет прислушиваться. Пришлось Советской власти проводить дополнительные изыскания и соединять Петрозаводск еще одной железнодорожной веткой в первую пятилетку и Беломоро-Балтийский канал строить. В условиях надвигающейся новой войны дорога из Ленинграда в Мурманск через Приозерск стала жизненной необходимостью. Вот вдоль нее и надо было наступать. Но командующий 8-й армией комдив Хабаров, согласно кивнув первому маршалу Ворошилову, разработал и начал осуществлять грандиозную операцию по освобождению Прионежской тайги именно поперек течения всех местных речек, за исключением Шуи. Процесс «освобождения» пошел немного не по тому сценарию, который нарисовали в штабах. На сопредельной стороне действовал полковник Паасонен и его 4-й разведывательный батальон шюцкора. Короче, с 54-й дивизией приключилась та же коллизия, что и со 163-й дивизией. Уже 7 декабря сняли командующего 8-й армией, вместо него назначили и.о. командарма Курдюмова, который решил отделаться от проблемы бюрократическим маневром: события происходили на стыке двух армий, восьмой и девятой, он издал приказ, которым 54-я дивизия передавалась девятой армии. С глаз долой, из сердца вон. В результате прокомандовал всего несколько дней, и его заменил Штерн, который 13 декабря прибыл, а 14-го вступил в командование армией, имея приказ Ворошилова либо деблокировать, либо отвести злополучную дивизию на исходные. До войны 8-я армия относилась к другому округу, Архангельскому, штаб базировался в Петрозаводске. Основные склады находились в Лодейном Поле. Там же базировалась авиация, большей частью. Еще имелась авиация на штатных аэродромах в Архангельской области. Армия росла как на дрожжах, но развертывалась на основе кадрированных полков, получая вооружение и технику со складов, арсеналов и парковых дивизионов армейских корпусов. То есть с консервации. И нуждающуюся в профилактике и обновлении. К моменту приема командования армией Штерн имел приказ с разрешением отвода дивизии, которая не принадлежала его армии, и не менее категорический приказ деблокировать ее. Снабжение дивизии как со стороны 8-й, так и со стороны 9-й армий не осуществлялось: у одной не было авиации, а у другой она числилась в соседней армии, была снята со снабжения. Более чем прикольная ситуация. А тут еще и погода постаралась: этот район считается самым снежным в Европе. Глубина снежного покрова доходит ежегодно до двух метров. Низкая облачность и густой снег блокировали все поставки, как продовольствия, так и боеприпасов. Горная цепь, практически незаметная сверху, не давала Сибирскому антициклону пройти на юг. На стыке двух климатических фронтов роились облака и валил густой снег. Отъезд Бонч-Бруевича в Питер, вызванный простудой и обострением неизвестной болезни, которую позже назовут «лучевой», вызвал изменение положения Петра в экспедиции. Зам – это ЗАМ, а И.О. – это совсем другое дело! Ё-ма-ё! В прямое подчинение перешло 24 человека, обслуживающего персонала станции, большинство из которых составляли инженеры НИИ-9, механики бензомоторных генераторов, инженеры-измерители и инженеры КиПа. Народ гражданский большей частью, высокооплачиваемый и капризный. Село Реболы – довольно большое, расположено на западном берегу озера. В течение бурной истории ХХ века успело побывать в составе Российской империи, княжества Финляндского, добровольно присоединиться к РСФСР и к независимой Финляндии. Было обменяно Тартуским договором, вместе с округой, на какие-то территории на северо-западе Николаев-на-Мурмане волости РСФСР. Кто там считал и подписывал? В общем, территория СССР. В селе базируется целый погранотряд: 73-й. Кстати, ему «принадлежала» застава в Гусинском, и еще пара сотен километров северо-западной границы СССР до самой параллели Кандалакши. Экспедицию поселили в казармах погранотряда, но по дороге провезя мимо здоровенных воронок. Все члены экспедиции внимание на них обратили. Оказалось, что село обстреливается с противоположной стороны. Финны разоружили несколько фортов в Свеаборге, старой русской крепости вокруг Гельсингфорса, немцы предоставили лафеты от крупнокалиберных орудий, и финны взгромоздили девятидюймовые крепостные орудия Свеаборга на эти «железяки». Ведут спорадический обстрел всего и вся в зоне поражения этих пушек-гаубиц. Иногда достается и Реболам. Три-четыре обстрела в неделю. От одного до трех снарядов в залпе. Приятное соседство! На все сто! Новоиспеченный начальник экспедиции пришел в расположение оной и застал «стихийный митинг», посвященный этому событию. Не назначению нового начальства, а воронкам вокруг Ребол. Дескать, линять надо отсюда, пока не накрыли. В Гусинском было страшно, но там погранцы все блокировали, и армейцы старались, а тут… Что мы можем предпринять? Домой надо, навоевались! В ходе «дискуссии» главный идеолог «пораженцев» Володя Иванов бросил фразу: «Кабы у нас две станции было…», Петр тут же показал на него пальцем: – Владимир Иванович, а вот теперь я слышу дело! Видать, не мне одному это в голову пришло! Сколько станций для ГОСов сделано? – Четыре, одна – макетная, стационарная, там много чего наворотили, но тяжеленная, почти с пол «РИФа». И три автомобильных. Наша, три автомобиля, вторая – такая же, и третья, на пяти машинах со станцией помех и контрольно-измерительной аппаратурой. – То есть, Владимир Иванович, мы мыслим в одном направлении. Мне лично кажется, что мы нашли заказчика на наши изделия! – Это кого еще? – мрачно прореагировал инженер Иванов. – ГАУ, главное артиллерийское управление. И оно нас в темечко до крови расцелует, если мы укажем координаты батарей, обстреливающих Реболы. Длительное молчание, шелест листочков, один вопрос: – Я правильно помню: девять дюймов? – Правильно! – А премия будет? – Ленинскую обещать не могу, ее вроде как отменили… – ответил Петр. – Но если мы это сделаем… Все поняли, что дело пахнет керосином и БОЛЬШИМИ деньгами. Петр побежал на радиостанцию. Ему вслед кричали: – Хронометры не забудьте заказать! Облет района выявил еще одну новую напасть: высокую плотность зенитного огня в некоторых районах, опять-таки на заметку артиллеристам, но облачность прижимала машины к земле, и провести аэрофотосъемку района пока не удавалось. Несмотря на наличие на этом участке фронта довольно большого количества нашей авиации, активность финской была довольно высокой. Здесь, чуть южнее, действовал финский регулярный истребительный полк LeR 1, а бомбардировочная ночная авиаэскадрилья действовала с аэродрома Йоэнсуу. Но и облет района полностью завершить не удалось, облачность начала «садиться», пошел сильный снег, добирались обратно практически по верхушкам деревьев. Синоптики дают прогноз, что непогода продлится от четырех до семи дней. Ночью из Гусинского прибыл капитан Хабаров. Привез письма из Ейска и Ленинграда для всех. Приехал не один, а с «подменным фондом»: с еще одним незнакомым летчиком-политруком, шестью техниками и мотористами, и еще четыре человека сопровождают какой-то груз на железной дороге. Теперь возвращать их из Кеми придется и перехватывать в Кочкоме. «Груз» оказался полевой типографией, ведь обещал начПО училища не забыть про отправленное на войну звено! Транспортных сложностей здесь выше крыши! По территории Карелии проходит две железнодорожные ветки. Есть Октябрьская железная дорога и «Орловская». Соединялись они через Суоярви до революции. В первые же дни боев поселок был взят, и, по идее, должны были активизироваться перевозки по северному участку второй дороги, но этого не произошло. Самостоятельных железнодорожных войск у армии не было, они входили в состав НКВД и НКПС. Там ремонт поврежденных в боях путей почему-то не был запланирован. Место, куда мы перелетели, больших запасов топлива не имело. Рядом находилась 5-я эскадрилья 49-го истребительного полка, которая занималась… снабжением окруженных войск. Они быстро высасывали то, что успевали привезти бензовозы по заснеженной дороге, перевозя по два мешка ПДММ-100 за вылет. Несмотря на весь идиотизм приказа, парни 49-го полка мужественно вылетали практически в любую погоду. Но дни были слишком коротки. То есть вопрос о нормальном функционировании звена просто не стоял. Там, на Севере, мы находились в гораздо лучших условиях. Этот самка собаки Штерн нас обманул. Разговор об этом состоялся на второй день после перелета между Петром, Кузнецовым и прибывшим Хабаровым. Хабаров предупредил всех, что политрук стучит куда-то наверх, и в училище от него просто избавились. Нашли место, куда сплавить! – Так, Петя, ты у нас на язык самый неуправляемый, поэтому держись подальше от звена, тем более что ты самый младший по званию, хоть и считаешься «большим начальством». Иначе греха не оберемся. Саня, ты будешь ведущим у Веденеева, но обоих к вылетам допущу только тогда, когда код выучите и зачет Тагиру сдадите. Времени особо нет, два дня даю на зачет. Зря ты его приволок, но деваться некуда. Петру, которому такое приказание было явно против шерсти, все сказанное не понравилось, и он «полез в бутылку»: – Михал Григорич, не дело говоришь, ой не дело. Не так надо вопрос ставить: бензина – нет, ракет – нет, подсветку так и не привезли, и где Матюшин – никто не знает. Там же, на железной дороге, болтается наш народ, которому неизвестно, где мы и что. Вот и надо отправить этого Веденеева решить вопрос со снабжением и обеспечением испытаний, а не подстраиваться под него. Отправим его к Штерну, пусть выбивает обещанное. Заодно пусть протолкнет сюда колонну машин из НИИ-9. А несданный зачет – это веская причина. – Вот, говнюк, неймется тебе. Ладно, отправим его для связи в штаб армии. Если стучит, то ему самое место быть поближе к начальству. Так и договорились, на полном серьезе рассказали Николаю Веденееву об имеющихся проблемах, о том, что туркменским он не владеет, и о том, что говорил Наполеон про снабжение. Выписали командировочное удостоверение, посадили на машину, идущую из Реболов в Петрозаводск. Кузнецов грозно махал ему вслед пальцем: умри, а снабжение должно быть. Он там пригрелся при штабе армии, прижился, позванивал и пытался получить отчет о наших действиях, чтобы передать это в газеты и командующему. Но топливо, продовольствие и боеприпасы пошли, и пачками листовки. На четвертый день пришли машины из Питера, одну из которых втащили на высоту 290,0, гору Мягловаара. Вторую – за Емельяновкой на высоту 253,2. Треугольник получился не очень, но Нижние Тулевары находились под огнем противника, и там располагать станцию было слишком опасно. Двадцать шестого снег прекратился, облачность поднялась, и синоптики дали 2500, как ее нижнюю границу. Звено вылетело на облет района Кухмо. И тут выяснилось, что карты, предоставленные штабом армии, не имеют ничего общего с имеющейся конфигурацией дорог у противника. 54-я наступала по самому настоящему болоту. Дорога, которая по картам еще царского Генштаба, была, в настоящее время отсутствует. Разветвленная сеть проселочных дорог находится юго-западнее места начала наступления и занята противником. Очень много «вороньих гнезд» на деревьях. Это – воздушные и артиллерийские наблюдатели. Чтобы выполнить полный облет этой сети дорог, требуется три-четыре вылета. Основная сплошная линия обороны проходит по западному берегу реки Хуккайоки, примерно в пяти километрах от линии границы, использует все удобные для обороны места и перекрывает все лесные дороги. Глубина обороны на большинстве участков более тридцати километров. Сам командующий не прилетел, приказал доставить все ему в Петрозаводск. Пришлось Кузнецову с раненой рукой лететь в Пески на У-2, пассажиром. Остальным предстояло совершить еще три вылета, чтобы завершить рекогносцировку. Но погода нас не баловала, вновь пошел снег и облачность опустилась. Противник активности не проявлял, его истребители работали исключительно по неохраняемым бомбардировщикам и связным самолетам. Те самые «вороньи гнезда» заменяли ему локатор. Там сидели добровольцы-наблюдатели, которые определяли марку самолета и передавали это в штаб ВВС/ПВО округи. Вступать в бои с истребителями полку LeR1 во избежание потерь воспрещалось. И тут наши локаторы засекли финскую батарею. Базы в тридцать километров хватило, чтобы высчитать ее координаты. Самим нам ответить с земли было нечем, пришлось взлетать парой, и отстреляться ракетами с малой высоты. Смогли повредить тягач и грузовик с расчетом. Еще до вылета сообщили в штаб армии о том, что засекли и вылетаем. В этот раз Штерн прилетел лично, тем более что орудие смогли захватить и подорвать пограничники Ребольского отряда, ведь экспедиция жила у них, и их тоже беспокоили эти обстрелы. Эвакуировать орудие оказалось невозможно. Тогда и удалось задать вопрос командующему об орудиях корпусной или армейской артиллерии и о возможности вести контрбатарейную игру. Только перемещаться надо к Лендерам, там сосредоточена артиллерия противника. Там находится узел ПВО и какой-то штаб (8-й дивизии финнов, как позже выяснилось). Выяснилось, даже дивизионные артиллерийские полки участия в наступлении не принимали. Передовым полкам, кроме 76-мм «полковух» и противотанковых «сорокапяток», бороться даже с деревоземляными огневыми точками просто нечем. А основной артиллерии Красной Армии только дали команду подтягиваться к передовой. Вторая проблема: полное отсутствие бронированных бульдозеров. 54-я дивизия не окружена, она засыпана снегом, и противник не дает возможности почистить путь, по которому она прошла. Одиночные снайперы выбивают механиков-водителей и совершают обстрел групп прикрытия, рассеивая их. Требуется возводить опорные пункты и вешать на танки скреперы, как это сделали по нашему рецепту в 44-й дивизии. Определили основной наблюдательный пункт противника на горе Риковара. Еще один, поменьше, находится на вершине горы Хоманвара. Четырехугольник дорог в четырех километрах от границы – ключ к узлу обороны. Так как по дороге и окрестным лесам вообще никто не ходит, но видны свежие воронки, то участок минирован, а подрывается зверье. Многие хутора вообще стоят не занятые никем, видимо, местных жителей финны отселили и круто им не доверяют: они и русскоязычные, и православные. Церквушек с православным крестом сохранилось довольно много. Командарм долго шевелил своими усиками, прежде чем слово молвить. – Меня интересует треугольник Вяртсиля – Сортавала – Колатсельга. Отсюда достанете? – Если с посадкой в Петрозаводске, то да, достанем, но наши локаторы туда не достают. – А они там очень нужны? – Соседи говорят, что активность авиации финнов там высокая. – Есть такое. Ну, что ж, вот, высота 242,0, Лиозотур. Там находится ЗНП армии. Подъехать можно через Поросозеро, проводят. Третью станцию – установить в Кинелахти, там горушка прямо в поселке, доминирующая над местностью. Сами же жаловались, что база маловата. Такой треугольник устроит? – Великоват, точность уменьшится, возможно, придется еще станции ставить. – Ставьте. Вот, знакомьтесь, комкор Воронов, начальник артиллерии РККА. Николай Николаевич, вы познакомились с установкой? Что скажете? – Моя фамилия, оказывается, фигурирует в составе их комиссии, вот только я об этом узнал всего день назад. Метод расчета баллистических кривых мне не совсем понятен. – Это метод интерполяции, для уменьшения среднеквадратической ошибки. Имеет свои недостатки, но позволяет создать электромеханические вычислители, значительно ускоряющие работу. Оптимальное расстояние между станциями данной мощности – пятьдесят километров, товарищ комкор. – поздоровавшись и пожав протянутую руку, сказал Петр. – Это мне уже говорили и показали опытный прибор-синхронизатор измерений. Для двух и более станций. – «Видать, Владимир Иванович расстарался, на “Ленинку” работает», – подумал я, но вмешиваться в диалог не стал, Петр сам твердо усвоил достоинства и недостатки прибора, который было необходимо синхронизировать во что бы то ни стало. Внимание со стороны начарта РККА вполне шло в русле задуманного. – Ну, меня последнее время просто задергали всякими комиссиями и рассмотрением изобретений, которые чаще всего оборачивались фикцией, поэтому я дал команду адъютанту этими запросами меня не беспокоить. Хотелось бы ознакомиться с результатами тактического взаимодействия довольно дорогостоящей техники с войсками. – Николай Николаевич, мы на войне, а не на рынке. Результат есть: артиллерия 9-й армии разгромила 9-ю дивизию финнов и разблокировала 163-ю дивизию, в результате действий одного звена самолетов-разведчиков и одного прибора. Так что прибор уже окупился, – за всех ответил Штерн и продолжил: – А у меня артиллерия отстала, благодаря предвоенным планам, и действовать пришлось опять этому же звену и погранотряду. Одним орудием крупного калибра у финнов стало меньше, плюс теперь я могу на направлении Кумхо задействовать более грузоподъемную авиацию, так как начал контролировать воздушное пространство в этом районе, и имеющихся истребителей должно хватить. Я ведь попытался снабжать 54-ю дивизию с помощью транспортников и Р-5, так их сбивать финны начали, пришлось истребители задействовать, а это просто смешно. Но после сброса груза они превращались в грозную технику, и потерь стало много меньше. Что скажете? – Разрешите, товарищ командующий? – вновь подал голос неугомонный Петр, того и глядишь настроит против себя Воронова. – Говорите. – Сорок девятый полк не имеет связных радиостанций, судя по пятой эскадрилье. – Николай Николаевич, а где Найденов?