Борис с Витюшей залезли в фургон, и там Торопов уточнил: – Витёк, а ты почему его Сифоном зовёшь? Витюша развёл руки: – Ну дак у него фамилия – Сафонов. Как же ещё-то? Конечно же – Сифон! Это ещё с первого класса пошло. Он сам уже давно привык – бывает, при знакомстве так и представляется: «А меня Сифон». После того, как грузчики занесли новый «портал» в квартиру и отгрузили старый в фургон, Борис с Витьком наконец-то отправились по домам. По дороге на остановку Витюша вдруг остановился: – Борис Алексеевич, совсем забыл вам сказать – заходил какой-то жуткий тип, вас спрашивал. – Какой ещё жуткий тип? – Ну знаете, такой – челюсть вперёд, голова стриженая в ноль, и руки синие, в наколках всё. Даже шея синяя – видно было. – Сказал чего? – Ага. Говорит мне: «Привет, бродяга! Хорь в норе?» Я не понял ничего сразу, в пень въехал, стою, молчу. Ну он видать врубился, спросил по-другому: «Боря здесь? Не тупи». Ну, я ему сказал, что вас нет, он и пошёл тогда. Ещё сказал, что позже зайдёт. Знаете его? – Знаю, да. Это – Саня Букварь. Давний знакомый. Он как, нормально выглядел? – В смысле? – Ну – не побитый, не поцарапанный? – Да нет, в порядке был. Целый весь. С ним что-то не так? – Нет, я просто спросил. Сказал зайдёт ещё? – Ага. Борис ускорил шаг, напомнил спутнику про завтрашний день: –Побегу. Мой маршрут. Завтра – как обычно. Вперёд меня придёшь, не забудь про «Диктум». Витюша дурашливо взял «под козырёк»: – Слушаюсь, вашбродь! Глава 10 Глава 6. С самого раннего утра Борис решил весь день посвятить заготовке корпуса своей будущей «Арфии». Все составные части на гитару у него уже были: клён на боковину и низ, ель на деку, отходы щепы для внутренних пружин. Для сборки грифа всё также в наличии – канадский брус, секвойя, эбен для накладки. Анкер от Гибсона лежал на полке в дальней комнатке. А вся оставшаяся «бижутерия»: клинышки, стреплок, «пуговки» на метки, шалеровские колки и стальные лады, уже пару дней назад как заказаны, и потихоньку едут с доставкой на новый адрес его проживания. Сегодня Торопов намеревался торжественно переночевать в первый раз в своей собственной квартире и, как настоящий хозяин, принять у курьера доставленные по адресу заказы. Запланированные рабочие операции расположились в уме мастера по полочкам. Сегодня он намеревался склеить основные части будущего инструмента – корпус и гриф, с замиранием сердца ожидая финальной сборки – когда весь нужный материал напилен, склеен, выстроганы все заготовки, и остаётся только собрать всё это вместе. Это – самый желанный момент –осознавать, как в течение одного дня из разрозненных деталей возникает вполне жизнеспособное творение, которое радует глаз своим внешним видом, и при «наложении» на него рук издаёт волшебные звуки, а в случае уважительного отношения, может даже начать «говорить» и поведать свою собственную историю. Как будто и не было этих рутинных операций. Когда Борис появился в мастерской, Витёк, в присущей ему театральной манере, находился в позе ожидания – по стойке смирно возле верстака: руки вытянуты по швам, грудь выпячена вперёд, подбородок поднят вверх. Рядом, на подставке из деревоплиты высился уже горячий «Диктум», смахивающий своим обликом на пулемёт «Максим». Проходя мимо, Борис едва заметно кивнул головой: – Подручный, вольно. Приготовить волнистый клён! Пока он переодевался, Витюша успел разместить рядом с «пулемётом» пластины, чистые тканевые перчатки и наполненный водой опрыскиватель. Когда Торопов подошёл к верстаку, подмастерье в пояс поклонился ему. Мастер строго глянул на помощника, перевёл взгляд на разложенные детали, сделал над ними круговые пассы раскрытыми ладонями и негромко скомандовал: – А теперь – магия… За их спинами, из дверного проёма, ведущего в чайную, заиграл повторяющийся рифф «Путешествующих Уилбури», и Джорж запел «Обращаться с осторожностью». Волшебство началось… Оба в одно мгновение переместились в иное пространство, где отсутствуют всякое понимание привычного поведения человека. Движения выполняющих непонятные манипуляции людей напоминали в некоторые моменты ритуальные шаманские кривляния. Орошая определённые места длинной кленовой пластины из опрыскивателя, Торопов приседал, глядя, как изгибается древесина, приложенная к цилиндру «Диктума». Затем, сосредоточенно высунув изо рта язык, искривлялся уже сам в немыслимого кособока, надавливая на заготовку сильнее. В этот момент на месте приложения к раскалённому цилиндру от мокрого клёна с шипением пари́т, и он начинает мягко гнуться. Витёк, вытянув шею, лежал боком на верстаке, заворожённо наблюдая за манипуляциями учителя. Время от времени он спрыгивал со стола и перекатывался по полу, рассматривая происходящий процесс снизу. Дождавшись, когда из пор начинала выделяться смола, Борис убирал принявшую форму пластину, перемещая заготовку на новое место нагрева. Когда с изгибами было закончено, он слегка смочил их мокрой тряпкой и принялся крепить в специальной форме. Витёк, глядя на эти манипуляции с зажимами, закатил глаза и с придыханием произнёс: – Цулага… А «Уилбури» к этому моменту уже закончили исполнять последнюю песню. Борис выпрямился, легонько помотал головой в разные стороны: – Подручный, ставь чайник. Будем делать перекур – устал я. Отдыхали за чаем в полной тишине. Когда закончили, Борис попросил Витька достать со стеллажа давно уже заготовленные бруски для грифа: – Аккуратно сними, они сверху лежат, будем «болвана» на гриф заклеивать, а я пока нижней декой займусь. Пока Витёк таскал стремянку, и влезал под самый потолок, сам Борис перенёс на верстак несколько тонких щитов. Когда уже начал размечать контуры, подмастерье подошёл с охапкой заготовок: – Борис Алексеевич, а что так много деталей? Всё для грифа? Я думал, он из одного куска вырезается. Нет? Торопов принялся терпеливо объяснять: – Не всё так просто вокруг нас, как нам думается, Витюша. С грифом ещё веселее дела будут, чем с корпусом. Хотя и там, и тут – свои заморочки. Но гриф – очень и очень ответственная часть. Основная работа музыканта проводится на нём. Угадать нужно по многим параметрам – удобство для руки, упругость, и ещё он должен держать большие нагрузки на изгиб, на кручение, и сохранять форму. Тот гриф, который мне нужен, должен выдерживать давление примерно в сотню килограмм. Можешь представить? Гриф постоянно держит стокилограммовый груз, примерно, три двухпудовые гири! Вот и заготовок поэтому несколько. Эта на само тело, то есть шейку, вот – на головку, а эта – на пятку. Секвойя для вставки на тыльной стороне. Эбен для накладки. Да ещё и анкер необходимо врезать. Витёк опечаленно заметил: – Так ещё же нету его! – Витюша, всё есть. Я без анкера и не начал бы делать. Помнишь тот хлам грязный, который ты очищать хотел? Гибсон ломаный. – Помню, конечно. – Я его сам взялся чистить, отвлечься нужно было. И своим глазам с трудом поверил, когда обнаружил в нём анкер! Целенький! На нём даже резьба была не крученая ни разу. Витя округлил глаза: – От ничоси! Борис кивнул головой: – То самое «ничоси» и есть, и ему – целых сто лет! Модель из самых первых Гибсонов. По всем понятиям – антиквариат. Мы с тобой не должны опозориться – анкер винтажный, верхняя дека из моно-пластины, порожки будут из мамонтовой кости, но музыкальный мастер – это, в первую очередь, столяр высшей категории, а уж потом всё остальное. Вот так! Ну всё, давай за работу. Пока Витёк раскладывал по местам бруски клёна, Торопов достал заготовленные шаблоны на нижнюю деку, начал размечать по ним заготовки. Затем выбрал подходящую пластину на верх, зажав указательным и большим пальцем заготовку за уголок и держа на весу, начал отстукивать по ней костяшками пальцев. Витёк завороженно смотрел на это действо: – Учитель, да вы колдун! А зачем стучать-то, гульдены должны посыпаться? – Нет, юморист, гульдены появляются в конце трудов тяжких, а сейчас должен быть слышен тоненький звон в середине, вот примерно на площади ладони. Если тупой «бум», то эта дощечка на деку не пойдёт пока, надо слегка помочить водой и положить на просушку – может, освободятся внутренние волокна и со временем тоже «зазвенят». Надо ждать. Может, полгода, а может, и пару лет. Никакие цифровые технологии тут не помогут. – Борис Алексеевич, а почему именно ель берут на верхнюю часть? Торопов отложил очередную «отстуканную» пластину: – Витюша, у ели наивысший показатель акустической константы. В ней звук распространяется со скоростью шесть тысяч метров в секунду. Таковы научные данные. А музыкантам и мастеровым о звучании ели известно уже многие века, хоть они и не знали этих мудрёных цифр. Ель в гитаре – лучший резонатор, можно так сказать. Ты с клёном закончил? – Вроде всё приготовил. – Тогда давай, на завтра приготовь контробечайки и достань коробку с прищепками. И не забудь собрать в одно место все небольшие струбцины, какие есть. Разложишь их на верстаке рядами. Запомни – не кучкой, а рядами! Ферштейн? – Йес, босс. А что потом будем делать? И Борис, занявшись подготовкой деталей грифа для склейки, принялся рассказывать Витьку по пунктам детали своего плана, которые вынашивал в сознании не один год: – А потом, Витюша, вытащим из формы сегодняшнюю боковину, запилим её в размер и будем крепить по внутреннему краю контрики, чтобы создать крепёж для обеих дек. Зафиксируем всё струбцинами, обмотаем верёвкой. Оставим на просушку. Потом разметим место под пружины на деках. Пружины я тоже сделаю по-своему – оставлю у них верхушки необработанные, чтоб не заглаживать волокна. Они со временем от вибрации должны «запеть». Запоминай – это и есть секреты мастера, такого тебе больше никто не расскажет. Ну и вот, на верх заготовочку я, наконец-то, выбрал. Он поднял повыше выбранную пластину и стукнул по ней костяшками пальцев: – Ну, слышишь? – Вроде… – На, сам попробуй. В своих руках лучше. Вот, видишь место? А за этот уголок держи. Витёк выполнил все указания и начал постукивать. Глядя на его сосредоточенное лицо, Борис не выдержал, засмеялся: