* * * В салоне включилось освещение. Стас прищурился. Он смотрел в потолок, и тот медленно кружился в водовороте. Серая обшивка салона морщилась, разрывалась на мелкие лоскуты, а те перекладывались, как пятнашки, и снова становились целыми. Все вокруг кренилось в сторону. «Черт, – подумал он, – как это похоже на опьянение, когда накатывает эйфория, такая ложная и приятная, которую невозможно держать в себе, которую хочется выплеснуть, выплеснуть…» Он сел и зажал ладонью рот, глубоко вдохнул носом, сдерживая тошноту. Распахнул дверь, и его тут же вырвало в траву. А потом трава начала отдаляться, следом отдалилась и дверь, затем – пробивающие темень фары и серый кузов машины. Перед глазами возникли деревья, кривая тропинка. Она двоилась. Стаса снова вырвало, чем-то черно-зеленым, маслянистым и горьким. Изо рта полезли комья водорослей, смешанные с песком, гнилыми останками насекомых и полупереваренными красными листьями. И пока он блевал этим, держась за шершавый ствол, который, кажется, ехал то вниз, то вбок, да еще и крутился вокруг своей оси, кто-то шептал ему на ухо: «Ну что? Ты доволен? Думаешь, перехитрил нас?» Он закашлялся. – Если ты не отдашь нам виновного, мы заберем невинного, – услышал он сквозь шум в ушах. Совсем рядом. Кто-то обхватил его за плечи, впился в кожу ногтями и закричал мужским басом: – Мы изведем тебя до смерти! ДО СМЕРТИ! Ты сдохнешь в нашей Башне, ублюдок!! Стас глубоко вдохнул, и вместе с воздухом в его организм вошло что-то новое, еще им не изведанное, темное, чужое. Уши словно забились ватой, а Стас впал в гипнотический транс, утонул в расплывчатом сером бреду. Стоял и покачивался, опустив руки. Он вдохнул еще раз, затягивая в себя пряный лесной воздух, тот потек по гортани в легкие, глубже и глубже, проник в кровь, разлился по сосудам, устремился в мозг. Не просто кислород, а что-то живое и жадное. Оно хотело проникнуть. По позвоночнику пробежала волна дрожи, и сознание выбросило мощным энергетическим толчком, словно взорвалась голова. В следующую бесконечно долгую, вязкую секунду он смотрел на себя сверху и видел одинокую сутулую фигуру у самого края обрыва, внизу у его ног дышало озеро, круглое, похожее на инфернальное гигантское блюдце или кратер вулкана, полный кипящей пузырящейся крови. Уровень воды опустился, оголяя стены полуразрушенной башни без крыши. По площадке наверху распростерлись голые полуистлевшие тела. Мертвецы простирали руки, зовя к себе. – Иди же! Теперь это наш общий ад! Наша общая Башня! – Они зашлись хохотом, наблюдая ужас на лице их жертвы. Стаса продолжало покачивать, во рту собралась слюна, указывая на новый рвотный позыв. Тело дернулось и подалось вперед, навстречу озеру и утопающей в нем «башне молчания». Он взмахнул руками, успевая при этом перенести тяжесть тела назад, и неуклюже приземлился на копчик. – Дьявол! – выругался он. Вроде бы громко выругался, во всю глотку. – Дьявол, дьявол! Но сколько бы он ни повторял слово «дьявол», оно не становилось для него ругательным и не высвобождало негатив. Голос Стаса был для этого слишком тонким и дрожащим, почти неслышным. Черные деревья вокруг озера стали уменьшаться, пока не растворились в воздухе, башня утонула в воде полностью, вокруг замелькали звериные маски, замелькали быстро, как в адском водовороте. – Еж, иди прямо, – сказал ему кто-то. – Иди-иди. Иди туда. Видишь свет фар? Всегда оставляй свет фар. Запомни: всегда оставляй свет фар! Это твой маяк в темноте. Ведь все мы – корабли. И ты тоже. Свяжись с кораблями! Найди их! Перед лицом внезапно выросло огромное серое пятно, вытянутое справа и слева. В пятне открылось отверстие, и Стас полетел навстречу другому пятну, светлому. На себе он ощутил что-то бархатистое, мягкое, будто шкуру животного. Стас обнял шкуру, она почему-то не обняла его в ответ. – Платов уснул? – спросил кто-то. – Как убитый. Я накрыла его своим жакетом, – произнесли женским голосом. – Как думаешь, у нас есть хоть один шанс отыскать Бежова? – Для начала мне нужно знать, кто такой Бежов. Стас приоткрыл глаза. Над головой снова маячила серая обшивка салона, потом сиденье, на котором спал Стас, потянуло куда-то вбок. – Бежов – это тот, в чьей смерти Стас считает себя виноватым, – сказал женский голос. – Но я знаю, как на самом деле все было. Стас показывал мне видео. Он не виноват. Он думает, что виноват, но… нет. Я даже не знала, что он способен мучиться совестью. Оказывается, способен… Лицо Стаса загорело огнем, стало мокрым. Вокруг все расплылось, а голова принялась мерно покачиваться из стороны в сторону. – Он поражает меня каждым своим поступком, – продолжил тем временем женский голос. – У-у, а меня-то он как поражает, не представляешь, с самого детства все поражает и поражает, – тихо рассмеялся мужской. Стас дернул головой. Так сильно дернул, что, кажется, голова потрескалась, и внутри что-то булькнуло. Мозги размякли и вытекли… из ушей. Как в тот вечер, когда из них лилась кровь. Он схватился за уши. – Дайте салфетки! Вытекает! – …знаешь, Роб, я ведь даже понятия не имела, что он из детдома, – спокойно продолжил диалог женский голос. Он утонул в звуконепроницаемой вате, потом снова появился. Утонул и появился. Как волна, накатывающая на берег. – …он ведь довольно замкнутый человек… нет, конечно… ты правильно говоришь… на самом деле, я понимаю его сегодняшний поступок… нежелание выдавать рыболова… понимаю… – Я тоже понимаю, – последовало мужским голосом. Стас никак не мог понять: почему он слышит этих людей, а они его – нет. Его бросило в пот, хотя он был уже настолько потным, что вонь наверняка чувствовалась в соседней области. Стас дернулся, чтобы сесть, приподнял голову, но что-то огромное и тяжелое, как бетонная плита, легло ему на грудь. Дышать стало трудно. Стаса качнуло и отбросило в сторону. Бетонная плита переместилась на его лоб и до хруста сдавила череп. – Кажется, у него жар, – с беспокойством сказал женский голос. Тут же разболелась голова, руки завалились на одну сторону, а поднять их не хватило сил. Кто-то долго-долго бормотал под ухом, вокруг ощущалось мягкое приятное тепло, пахло ванилью… А потом все исчезло. Стас снова открыл глаза. Марьяна все так же сидела за рулем, по радио все так же завывали о несчастной любви, в окне все так же проносились силуэты деревьев и ночная трасса. – Почти приехали, – сообщила Марьяна. – Ты как раз вовремя проснулся. Уже будить тебя хотела. Роб! – крикнула она, не отрывая взгляда от дороги. – Просыпайся, любитель мотоциклов! Скоро въедем в город. Отвезу тебя до гостиницы, там и отоспишься. – Слышишь, Стас, – хрипло отозвался с заднего сиденья Роберт, – пока ты спал, она присвоила твою тачку. Стас молчал. Ему сейчас было не до шуток. Он в напряжении ждал, когда Марьяна повернет к нему лицо. – Мари? – «Черт, это дежавю – слишком неприятное дежавю». – Марьяна? – Ну что за нетерпение? – проворчала она. С раздражением посмотрела на него, вскинула брови. Как же Стас был счастлив увидеть ее рассерженную мину. Сейчас он был рад ей любой, главное, чтобы она оставалась настоящей. Он откинулся на спинку сиденья и, потянувшись, ответил: – Да ничего. Приятно иметь личного водителя. Раз уж взялась, то как раз масло поменять надо, да и подшипники гудят. – Ага, сейчас, – усмехнулась девушка: она будто забыла, что ненавидит Стаса всеми фибрами души. К «Золотому колосу» они подъехали, когда часы на панели показывали 01:12. Ночной город встретил их пустыми дорогами, поэтому те места, где днем собирались пробки, они не проехали, а пролетели. Роберт, сонный и опухший, кое-как вылез из салона «Камри», но почему-то уходить в гостиницу не спешил. Он взъерошил волосы на затылке и наклонился к окну с пассажирской стороны, где сидел Стас. Тот опустил стекло. – Слушайте, – забормотал Роберт, – на первом этаже гостиницы есть бар «Соломон». Кажется, там подают классное пиво. И работает он до утра. Сегодня моя первая ночь в Леногорске после четырех лет спокойной жизни. Я все равно не усну, так, может быть, посидим немного? Закажем чего-нибудь? Как вы на это смотрите? У него был такой смущенный вид, будто он предлагал что-то противозаконное. – Я понимаю, все хотят спать… но… возможно, завтра мы умрем, а так и не выпьем вместе пива, – добавил он, сводя свой отчаянный душевный призыв к шутке. Стас кивнул, отстегнул ремень безопасности. – Конечно, Роб. О чем речь. Марьяна заглушила двигатель и сказала чуть виновато: – Простите, ребята, но я безумно устала. Вызову такси, чтобы Стасу не пришлось меня везти, а потом возвращаться. Вы не обидитесь, если я уеду? В глазах Роберта мелькнуло разочарование, но он ответил с присущей ему беспечной деликатностью: – Конечно, нет. Я и сам бы прямо тут свалился и уснул, но… мой организм требует поплакаться Платову в жилетку. Все вышли из машины. Марьяна отдала Стасу ключи. – Может, останешься? – еще раз спросил Роберт, ткнул пальцем в золотистую вывеску «Бар «Соломон» на торце здания гостиницы. – Кухня там работает до утра, я узнавал. Марьяна мотнула головой. – Нет, Роб. Мне надо домой. – У тебя трое детей, мать-одиночка? – усмехнулся Роберт. Стас подтолкнул его к зданию.