– Заедешь за мной в половине девятого? Надеюсь, к этому времени я буду еще жива. – Мрачное веселье? – усмехнулся Стас. Девушка подмигнула ему, чего не делала даже в школьные годы, когда они встречались. Он улыбнулся. И именно сейчас возникло желание вернуть тот внезапный момент сближения. Теперь бы Стас не растерялся, но, будучи беспросветным идиотом, он все испортил минуту назад. А может, никакого сближения не было, и всему виной выпитое пиво или… кровь? Стас уже ни в чем не был уверен наверняка. Глава 22 Малышка, не могла бы ты вернуться домой? Без пяти четыре утра Марьяна открыла дверь своей квартиры. И именно сейчас, сделав шаг в темноту прихожей, ощутила, насколько стены, мебель и даже запах ее просторного трехкомнатного жилища пропитаны одиночеством. Из-за своего душевного отшельничества Марьяна осталась сегодня в баре «Соломон». Впервые она приняла решение не возвращаться в свой уютный когда-то уголок как можно дольше. Да, в «Соломоне» она несколько часов просидела за столиком с двумя странными личностями: парнем, которого пару дней назад люто ненавидела, и парнем, которого пару дней назад не знала вовсе. И в конце концов, нисколько не пожалела о времени, проведенном в их обществе, даже несмотря на то, что случилось под конец посиделок. Она почувствовала сегодня полноту жизни, возможно, не всю, но существенную ее часть. Будто побывала на встрече с друзьями, настоящими друзьями, которым можно рассказать все и которых у нее не было. Она не стала включать в прихожей свет. Сбросила туфли, с удовольствием ступив на прохладный паркет босиком, чего никогда раньше не делала. Положила сумочку на полку узкого стеллажа и распахнула двустворчатую дверь в гостиную. Марьяна не сразу заметила, что ее квартира изменилась, и на компьютерном столе не хватает смятых оберток от шоколада, что грязный бокал из-под вина стоит в кухонной раковине, а не на полу гостиной и что книги, разбросанные по дивану, теперь сложены в аккуратную стопку. Она ничего не заметила. С усталым выдохом Марьяна сняла жакет, кинула его на диван, расстегнула молнию на джинсах. И опустилась в кресло с чувством странного неуместного блаженства. Блаженство не рождается в моменты, когда человек находится в состоянии борьбы за жизнь, когда он испуган и постоянно ждет смерти или несчастного случая. Но Марьяна ощущала именно блаженство, погружалась в него, как погружаются в теплую ванну с ароматной пеной. Она улыбнулась и прикрыла глаза, впуская в себя дрему и готовясь уснуть прямо здесь, сидя в кресле, с косметикой на лице, не почистив зубы. Наверняка так бы и случилось, если бы не заиграла музыка, тихая приятная мелодия эстрадного оркестра, и бархатный голос Фрэнка Синатры не пропел: Baby, won't you please come home? Марьяна распахнула глаза и сдавила пальцами подлокотники кресла. С ужасом уставилась в темный потолок гостиной, не до конца понимая, что происходит. Песня тем временем продолжалась, звук доносился из кухни. Синатра пел, а Марьяна переводила (она отлично владела английским, да и слова песни были очень простыми): «Малышка, не могла бы ты вернуться домой? Твой папа совсем один. Я тщетно пытался не называть твое имя. Когда ты ушла, ты разбила мне сердце…» Марьяну бросило в пот. Господи, что это? Что это?.. Она медленно поднялась и повернула голову в сторону дверного проема. В темноте он казался черным квадратным туннелем, вратами ада, распахнутыми настежь и источающими зло. Песня продолжалась: «…я никогда не думал, что мы расстанемся… ты услышишь, как я говорю… малышка, вернись домой… твой папа так одинок…» Марьяна закрыла рот ладонью и, неслышно переступая босыми ногами, вышла из гостиной в коридор. Мысль позвонить Платову и попросить его приехать возникла уже через пару секунд. Телефон лежал в сумочке. Всего пара шагов – и Марьяна сделала бы спасительный звонок Стасу. Но музыка… музыка завораживала своей мягкостью, теплом, нежностью, томностью и пластичностью звука; приятный мужской баритон разливался по квартире и манил за собой, узнать, увидеть, что там, на кухне. «Малышка, вернись домой… твой папа так одинок…» Марьяна бросила взгляд на сумочку и отвернулась. Миновала коридор и остановилась у распахнутой двери, ведущей в кухню. «Когда ты ушла, ты разбила мне сердце… малышка, не могла бы ты вернуться домой?..» Она задержала дыхание, все еще зажимая ладонью рот, чтобы не завопить от ужаса, и шагнула вперед. В темноте кухни, освещенная экраном телефона, над столом возвышалась громада. Непоколебимая, чудовищной высоты статуя титана или… вулкан, у подножия которого, в его гнетущей и опасной тени, находилась она, крошечная и беззащитная девочка, готовая к тому, что на ее голову вот-вот обрушатся тонны кипящей лавы и пепла – в голове Марьяны возникла именно эта ассоциация. – Присядь, – тихо велел отец. Выключил музыку на телефоне, погасил экран и добавил: – Ты знаешь, который час? Он со скрипом придвинул стул и сел, не сводя с Марьяны глаз. Повисла тишина. Отец засучил рукава рубашки (его пиджак висел позади него, на спинке стула). – Папа, что ты здесь делаешь? – выдохнула испуганная до полусмерти Марьяна. Приблизилась и села на край второго стула, напротив отца. Оперлась руками на стол и сложила пальцы в замок, чтобы они не дрожали. – У тебя есть ключи от квартиры? Я же меняла замок месяц назад. Глупая, ну конечно, у отца есть ключи от твоей квартиры. Он знает пароли от твоих аккаунтов, ему известно, сколько сейчас денег на счету твоего телефона и когда ты в последний раз оплачивала услуги провайдера. Он следит за историей твоего браузера, всех браузеров, которыми ты пользуешься. Наверняка он отлично знаком с твоим гинекологом и отмечает в календаре дни твоих месячных. Он в курсе, какой маркой косметики ты пользуешься, какой стиральный порошок покупаешь, какую предпочитаешь музыку и сколько калорий потребляешь в течение дня. Он знает о тебе все. Но Марьяна до сих пор не могла поверить в то, что видит. Ее отец здесь, в четыре часа утра, на ее кухне. Страх заполонил разум: глаза отца, отражающие огни города в окне, не предвещали приятного разговора. В темноте она не видела выражения его лица, лишь блеск глаз, свирепое и многообещающее сияние угрозы. Босые ноги Марьяны заледенели, хотя пол был теплым. – И давно у тебя проблемы? – спросил отец. Она застыла, сжав пальцы в замке сильнее, впилась ногтями в тыльные стороны ладоней. Боже, неужели отец узнал о Гуле смерти? Но как он услышал его? – Ты о чем? – осторожно уточнила она. – Ты прекрасно понимаешь о чем. Она опустила глаза. – Почти двое суток. На это отец коротко и злобно рассмеялся, а Марьяна нахмурилась от недоумения. – Ты за кого меня держишь? – рассердился он. – За двое суток ты бы не успела опустошить столько бутылок с вином и текилой. Я нашел их у мусорного ведра на кухне, за диваном в гостиной, под раковиной в ванной… Так когда у тебя начались проблемы с алкоголем, Марьяна? Полгода? Год назад? Почему твоя мать ничего не говорила об этом? Марьяна прикусила губу и ничего не ответила. Она была уверена в том, что у нее нет проблем с алкоголем. Ведь не напивается же она в стельку и не устраивает дебоши в общественных местах, не продает последние вещи, чтобы купить выпивку. Она – нормальная. Но отец, увидев обстановку квартиры, посчитал иначе. – Ты не посещаешь учебу, не ночуешь дома, возвращаешься под утро. – Он принюхался и добавил чуть брезгливо: – И навеселе… Где ты была? С кем? Опять с ним? Марьяна вскочила. – Я была с друзьями, – объявила она с вызовом. – Разве я не могу посидеть с друзьями в баре, папа? Мне всегда сидеть дома? Сидеть дома только потому, что ты когда-то не уследил за мной и теперь боишься повторить свою ошибку? Она отчетливо услышала, как скрипнули друг о друга зубы отца, щелкнула челюсть. – Сядь на место и не смей повышать голос, – процедил он. И опять она разглядела в темноте блеск его бешеных глаз. Он помолчал и произнес более мягко: – Марьяна, я беспокоюсь о тебе, это нормально. Я люблю тебя, как ты не понимаешь? Марьяна осталась стоять и с обидой выпалила: – Твоя любовь похожа на пресс для металлолома! От столь странного для лексикона девушки сравнения отец опешил. Он не привык слышать от дочери грубости, обвинения или возражения. Она всегда поступала так, как он хотел, чтобы она поступила. И говорила то, что он хотел услышать. Сегодня был не тот случай. Марьяна ждала взрыва, но его не последовало. – Хорошо, Марьяна, – сказал отец, еще больше смягчая голос (чувствовалось усилие, с которым он это делал). – Я не запрещаю тебе встречаться с друзьями. Друзья должны быть у каждого. Нормальные, приличные друзья, а не этот… недоносок на «Камри». Он опять тебя подвозил, верно? Один мой звонок – и у него не будет автомобиля, не будет водительских прав и не будет желания тебя подвозить. – Он пристукнул по столу ладонью. – Сядь и выслушай! Марьяна мгновенно опустилась на стул и притихла. – Ты должна меня понять, Марьяна, – продолжил отец, – если бы это был нормальный молодой человек, я бы слова тебе не сказал. Но по моей просьбе твоего «знакомого» проверили… И знаешь что? Сама послушай. Я озвучу только важное. – Он включил телефон, открыл какой-то документ и стал читать: – Платов Станислав Викторович, девяносто девятого года рождения, четвертая группа крови, усыновлен из Леногорского детского дома номер один супружеской парой, Дианой и Виктором Платовыми. Его нашли в трехмесячном возрасте на скамье в одном из дворов Леногорска и передали в дом малютки. Кто его биологические родители, не установлено, но наверняка наркоманы. Рос беспокойным, напористым, с детства имел криминальные наклонности. В юности его характеризовали как грубого и отчаянного подростка с плохой успеваемостью. Он фигурировал в деле о нападении на предпринимателя Сергея Ульянова, потом был еще один вопиющий случай… – Папа, прекрати, – не выдержала Марьяна. Она знала о Платове намного больше, чем ее отец, и давно перестала удивляться подробностям его жизни. Но это дурацкое «досье» выводило ее из себя.