Марьяна надеялась, что ее озлобленная тетя покажет свою сущность. Именно сегодня, как никогда, Марьяна ждала ее страшного появления. Но Полина так и не пришла, словно исчезла, словно отказалась мучить и без того измученных людей. Исчезла тогда, когда была так нужна. Марьяна смотрела в небо. Никто не спасет ее, да и сама себя она не спасет. Не сможет предотвратить своего заключения в машине Егора, вновь очнется в его объятиях, а он будет гладить ее по волосам и сбривать их под монотонные философские разъяснения и жужжание машинки. Машинки. Рука скользнула вверх, к голове, все дальше и дальше, к затылку. Марьяна нащупала злосчастное устройство, что, как клещ, цеплялось за ее кудри. Она кое-как сдернула его вместе с клочком собственных волос и поднесла к лицу. «Сломай ее, сломай эту машинку, – заухало в голове. – Сделай хотя бы это, раз сбежать не можешь». Смысла ломать машинку не было. Как только Гул закончится, все вернется в исходное положение, а значит, машинка – тоже. Она вернется в руки Егора и будет исправно работать, как раньше. «А ружье? – подсказала память. – Помнишь, ружье? То, что со знаком? Оно не потеряло своего свойства даже после Гула. Помнишь?» Ружье Константина Михайловича Марьяна помнила отлично. Во время Гула смерти Стас сделал из него выстрел, и по всем правилам патрон должен был вновь вернуться на место, но в стволе была пустая гильза. Значит, ружье сохранило свои свойства, вернувшись из Гула. И с машинкой можно попробовать. Марьяна сжала ее крепче, перевернулась на живот. Приметив чуть поодаль камешек с острым краем, она поползла к нему. Ушло на это минуты две. Марьяна торопилась – Гул мог закончиться в любую секунду, а часов перед глазами у нее не было. Напрягая мышцы, она принялась нацарапывать на корпусе устройства круг, терла острием камня по пластмассе изо всех сил. Проверяла пальцем глубину линии и снова терла. Как только почувствовала, что круг стал хорошо заметен, уткнула острие в середину эмблемы и с нажимом провернула, оставляя заметную точку. Нарисовав знак, Марьяна вынула из машинки насадку и сунула в лезвия камень. Послышался хруст. И только тут возникла шальная мысль: а что, если нацарапать знак на самой себе? Тогда, возможно, сама Марьяна сохранит возможность двигаться и сможет оказать Егору сопротивление, ведь он этого совсем не ожидает. Она бросила машинку и камень. Ногтем большого пальца впилась в кожу у сгиба локтя другой руки, до крови ее расцарапывая, но успела сделать лишь маленький порез. От отчаяния Марьяна выкрикнула: – Ненавижу тебя! – И эхо отозвалось по пустому двору. Она продолжала лежать… * * * …на заднем сиденье белого «Тахо» и не моргая смотреть на часы. Они показывали 23:01. Егор смеялся и водил по голове Марьяны машинкой. Но та не издавала ни звука. Следом оборвался и смех. – Эй! – Возглас Егора переполняли возмущение и недовольство. Машинка не работала. Егор дернулся, постучал ею о ладонь, потом о сиденье, включил и выключил. – Интересно, – хмыкнул он. – Кажется, вселенная не желает лишать тебя твоей шевелюры. Что ж… – Егор бросил машинку на пол. Смахнул с Марьяны клочки волос, которые уже успел сбрить, и осторожно уложил ее на спину, сообщив: – Стрижка отменяется, повезло тебе. Но у нас еще три часа свободного времени. Заедем перекусим? Точнее, ты полежишь тут, а я перекушу. На улице Вернадского есть отличный ресторан, «Булгаков» называется. Тут недалеко. Как раз по дороге Стасику сообщение отправлю, вместе с твоим видеообращением. Вот он обрадуется. Марьяна смотрела в потолок и ненавидела себя за глупое желание сократить путь через дворы. Это роковое решение стоило ей не только свободы и волос, оно могло стоить Стасу Платову жизни. Второй момент, который мучил Марьяну, – это страх. Страх не перед Егором и его извращенными пытками, нет. Страх узнать ответ на вопрос: куда подевалась Полина и чем она была так занята во время Гула смерти? На что же она потратила сегодня все свои силы? Глава 28 Две важные вещи 22:48 Сегодня Юрке совсем не хотелось спать. Его мысли занимали две важные вещи: здоровье брата и покупка велосипеда. На брата он никак не мог повлиять, но беспокоился о нем не на шутку, хоть и прошел уже целый день с момента того странного происшествия. Сегодня ночью Юрка слышал, как Стас вернулся. Он тихонько зашел в квартиру и сразу же закрылся в комнате, почему-то минуя кухню и холодильник (Юрка отлично знал привычки брата, и когда тот возвращался далеко за полночь, обычно сразу шел перекусить). Его беспокойные шаги были слышны еще не меньше часа, потом затихли, и Юрка решил проверить брата. Шмыгнул в коридор и приоткрыл дверь в его комнату. На стене горела лампа. В ее желтом свете Юрка разглядел лежащего на кровати Стаса. Он еле слышно постанывал, как будто скулил. Его белая футболка вымокла на груди и подмышках, волосы выглядели так, какими бывали после душа: торчали мокрыми иголками, а короткая челка поднялась вверх, будто хотела взлететь. Юрка вошел, прикрыл дверь и долго стоял посреди комнаты, не зная, что предпринять: то ли разбудить мать, то ли самому помочь. Может быть, принести воды. Со лба Стаса крупными каплями на виски стекал пот, из закрытых глаз сочились слезы, и блестящие следы от ручейков скатывались в уши и в волосы, подушка покрылась серыми пятнами. Пару раз Стас поднимал голову и открывал глаза, но в них Юрка видел только белки, без зрачков, и это пугало его до дрожи, но он все равно стоял рядом. Он никогда бы не бросил брата в беде. Правда, еще страшнее стало, когда Стас начал шептать. Юрка не всегда понимал смысла его слов, таких как «гул», «марь» и «презираю». Еще чаще брат произносил нехорошие слова и спрашивал непонятно у кого: «Какого хрена?» Вообще-то, он не позволял себе ругаться дома или когда они гуляли во дворе и играли в компьютерные игры. Так много нехороших слов от старшего брата Юрка не слышал никогда. Конечно, как только Стас перестанет бредить, то перестанет и материться. Можно сказать, что это даже не его слова, а чужие и это не он так ругается, а его чокнутый двойник. Пару раз брат упоминал родителей, он все повторял, как ему жаль, что он не может быть лучше. Куда уж лучше? Лучше, чем он, никого для Юрки не существовало. Лучше, умнее, сильнее, красивее. Юрка запоминал его любимые выражения – «Понял. Спасибо», «Не мучай кота», «Надо проверить», «давай ты не будешь меня доставать», «Теперь мы можем ехать?», – копировал его походку и жесты, точно так же щурился и водил пятерней по волосам. Даже тайком использовал шампунь брата, чтобы пахнуть, как он: горько и сладко одновременно, но очень вкусно и по-мужски. Как только Стас уходил куда-нибудь, Юрка брал его солнцезащитные очки со столика в прихожей и ходил в них по комнатам, очки соскальзывали на кончик носа и плохо пропускали свет, зато имели загадочную магическую силу – в них Юрка чувствовал себя уверенным и непобедимым. И вот теперь Стас, совсем другой – ослабленный и больной, лежал перед ним в бреду. Юрка замер, когда он зашептал имя Егора. Оно и понятно: между ними не так все просто. Хотя тетя Тамара часто говорила, что ее сын и Стас – пример замечательной братской дружбы. Да и мама так считала. Только Юрка знал чуточку больше. Как-то раз, когда Стас забрал его из детсада и они вместе шли по двору, перед ними возникли Егор с другом. Стас, заметив их, отправил Юрку домой, а сам остался. Но Юрке стало интересно, что у них за дела, поэтому он зашел в подъезд, а дверь оставил приоткрытой и наблюдал. Только когда Егор толкнул брата в грудь, а тот двинул Егора в плечо, Юрка догадался: у них не все так гладко, как они рассказывают своим родителям. Юрка уже вознамерился выйти на помощь брату, но тот, совсем не испугавшись врагов, отчеканил: – Я вышел из игры. Я вышел, запомни уже! – А я – не вышел, – сказал на это Егор, улыбнулся и отступил. Их стычка была неожиданностью и выглядела странной. Когда Егор приходил вместе с тетей Тамарой в гости или на праздники, то парни здоровались друг с другом за руку, улыбались, любезно беседовали и даже смеялись над совместными шутками. А сами, выходит, ненавидели друг друга… Неужели это длится до сих пор? Брат вскоре перестал бредить, стих и мерно засопел. Его голова соскользнула с подушки и завалилась набок, руки вытянулись вдоль тела, а сам он будто уменьшился и похудел, затерявшись под одеялом. Юрка прилег рядом с ним, всего-то на минутку, но сам не заметил, как уснул, а когда проснулся, Стас уже ушел. Целый день Юрка думал об увиденном и беспокоился. Пока его мысли не заняла вторая важная вещь. 23:00 Дорогой горный велосипед ждал его в магазине по Линейной улице под вывеской «Спорт и туризм». Юрка мечтал о велосипеде почти год, и не только мечтал. На Рождество брат подарил ему керамическую свинью-копилку со словами: – Достал ныть, что велика у тебя нет. Сам на него накопи. Если не хватит, я добавлю. Юрке хватило мозгов, чтобы догадаться: Стас вряд ли имел при себе нужную сумму, учитывая, что он частенько называл себя нищим студентом. Но подарок Юрка принял с благодарностью. Больше полугода он собирал монеты как помешанный. Выуживал пыльные копейки из-под шкафов по всему дому, выскабливал ножом из щелей пола в гараже брата, выпрашивал у мамы, подбирал на улице и вылавливал в городских фонтанах, пока никто не видит. Стас только посмеивался над экспериментом «Юра копит на велосипед», но порой и сам подкидывал в копилку десятирублевки. Правда, старший брат с каким-то странным удовольствием наблюдал, как Юрка идет к цели, а тот удивлял всех настырностью и железной волей. Он осознавал, что, если денег ему не хватит (а такое вполне могло произойти), ему все равно купят велосипед. Именно этот и никакой другой. Особые надежды возлагались на ближайший Новый год. Но свинья без дела не оставалась, и Юрка, без сомнений, богател. Он бы мог с легкостью купить лучший конструктор в городе – он любил конструкторы и вечно разбрасывал мелкие пластмассовые детали по своей комнате, за что получал от брата подзатыльники, – но конструкторы блекли на фоне сине-красного блестящего велосипеда «Ай икс три». И вот сегодня вечером, десятого сентября, устроившись на кровати и отгородившись от мира двумя подушками, Юрка, как коршун, навис над своей керамической свиньей.