– Возможно, – предположил Николай, – какая-то из монет имеет историческое, культурное значение или с ней связано сентиментальное воспоминание. Быть может, её случайно бросили в фонтан и теперь хотят вернуть, а на ваш священный источник по большому счёту им наплевать. – Не исключено. Хотя для нас это мало что меняет, поскольку наш противник явно не случайный человек, раз уж обладает магическими способностями. Но надо будет пробить этот вопрос. – Исфаканец, это просто такое прозвище? – пустил Николай пробный шар. – Или вы и вправду устраиваете вечеринки в Иране? – Имя, не прозвище. Он и на самом деле живёт в Персии, в пригороде Исфахана. У него роскошная вилла, куда съезжаются по особому приглашению. – Но там же вокруг религиозные фанатики, режим аятолл, а тут вы со своими чудесами. – За границами его владения, действительно, царит шариат. Но на самой вилле просто сосредоточие пороков и разврата. Это придаёт особую пикантность и остроту вечеринкам. Вроде купания нагишом в реке, полной пираний. – Понятно. Никогда не думал, что пираний привлекает именно отсутствие одежды. А с другой стороны, господа любят наблюдать со слона за охотой аборигенов на тигра. – Я смотрю, Лиза произвела на вас впечатление? Айви сменила тему без малейшей паузы или изменения тона. Николай сперва растерялся, но потом мысленно махнул рукой. Чего ему скрывать? – Я уже начал отвыкать от общества простых людей, – пояснил он. – А Лиза не выглядит такой уж аристократкой. Вроде вас, например, или графа. Или чудной вроде демона. – Верно, – кивнула Айви. – У неё нет собственного источника силы, ей приходится работать, и, наверное, такое положение налагает определённый отпечаток на образ и стиль. – Она действительно так молода или всё дело в магии? – осторожно спросил Николай, которого на самом деле интересовала не только и не столько Лиза. Вопрос, однако, не вызвал у спутницы протеста или подозрения. В её мире, похоже, к этому относились проще. – Если под молодостью иметь в виду формальный возраст, то её внешность не соответствует вашим представлениям или стандартам, если физическое состояние, то никакого обмана или наваждения. Мы вообще редко используем магию для создания иллюзии молодости или красоты. – Правда? А почему? – Во-первых, в нашем распоряжении достаточно средств, в том числе и магических, чтобы поддерживать естественные кондиции. А во?вторых, в иллюзии нет особого смысла. Если молодость и красота только наваждение, то никакой радости это не приносит, а пользы от подделки куда меньше, чем от примитивной косметики. Нет, выглядеть можно сногсшибательно, но только выглядеть. Это всё равно что прислать заочно знакомому человеку чужую фотографию, выдав её за свою. Много ли в этом радости? Определённая польза, конечно, будет, если вы плетёте политическую интригу, занимаетесь шпионажем или чем-то подобным, но никак не для личного удовлетворения. А что до остального, то магия будет не только прикрывать изъяны и создавать нужные формы, подобно верхней одежде, но и все чувства, ощущения будут приглушены, словно покрытые толстым слоем ткани. Таким образом, обольщение, например, не принесёт в итоге удовольствия и тем более не принесёт любви. Потому и используют искушение лишь для того, чтобы подчинить своей воле. Айви прервалась, о чём-то задумалась. – А вот ей вы понравились, – чуть позже сказала она с некоторым недоверием к собственным выводам. – Не пойму, правда, чем. «А тем, наверное, что и я парень простой, которому приходилось вкалывать, чтобы заработать на жизнь», – подумал Грачевский. Но вслух ничего не сказал. * * * Впрочем, заработки в поте лица остались даже не в прошлой, а в позапрошлой жизни. Теперь он и его спутница ступили на неверную дорожку авантюристов, а то и джентльменов удачи. Во всяком случае, от способа, с помощью которого Айви разжилась медальоном, Николая, что называется, «терзали смутные сомнения». Конечно, девушка могла прикупить вещицу у какого-нибудь коллекционера, но зачем в таком случае проворачивать операцию ночью? Зачем парковать машину на соседней улице, оставляя за рулём Николая, а двигатель включённым? Всё это больше походило на ограбление музея или частной коллекции, или, скажем, какой-нибудь банковской ячейки. Он попытался осторожно прощупать почву, не столько опасаясь последствий, сколько из любопытства, но Айви от вопросов отмахивалась. Добыла и добыла. Они снова разъезжали по городам и весям, делая короткие остановки, во время которых Айви одна или с Николаем заскакивала в лавочки, дома или офисы. В чем-то похожем на аптеку она получила пузырёк с каким-то зельем. А потом коробку с пистолетом. Последний, как выяснилось, предназначался Николаю. – Считайте моим подарком на день рождения, – сказала Айви без тени иронии. – Когда у вас день рождения? – Летом. Был. Или будет. – Тогда к Рождеству. – Она протянула распечатку. – Изучите матчасть, прежде чем открывать стрельбу. Будет время, найдём подходящий стрелковый клуб или тир, чтобы там вам поставили руку и дали немного потренироваться. – В пистолете тоже какие-нибудь магические примочки? – Нет, самый обычный пистолет. Ческа Зброевка. Модель восемьдесят пять. – «Чезет», значит? – Знакомое название несколько успокоило. – Годится. А автомата нам уже недостаточно? – Автомата может и не хватить, – серьёзным тоном заявила Айви. – Иногда полезно иметь что-нибудь для скрытого ношения. …Из очередного визита «в одно место» Айви принесла бумажный пакет. – Вот, угощайтесь. Это наша еда. Николай выудил из пакета жёлто-красный фрукт размером с яблоко, но характерными полушариями напоминающий сливу или абрикос. – Что это? – Мультифрукт. – Смеётесь? Хотите сказать, из него делают тот дрянной сок? – Нет. Ваш сок готовят из концентратов обычных фруктов, сахара и аскорбиновой кислоты. А это гибрид. Но такой, какому и Мичурин с Лысенко позавидовали бы. – Что? Растёт прямо в снегу и в сибирские холода? – Разломите его, – предложила Айви. – Он легко разламывается, а косточка легко извлекается. Николай перестал ёрничать и последовал её совету. Кабину наполнил аромат зелёных яблок, клубники, дыни и много чего ещё. На разломе фрукт оказался таким же жёлто-розовым, а косточка размером с абрикосовую действительно отделилась от мякоти без труда. Николай куснул одну половинку, ожидая вкуса того самого сока, который, если по правде, не любил. Вкусы разных фруктов там мешали и даже гасили друг друга, точно световые волны при эффекте интерференции. Да и вообще, тот сок больше напоминал синтезированную химическую смесь, а зачастую ею и являлся. Но в принесённом Айви фрукте всё оказалось по-другому. Вкусы и запахи присутствовали как бы сами по себе. Они не смешивались полностью, но каждый вёл свою партию и вступал в строго определённое время. У Николая возникло ощущение, будто он берёт разные фрукты из вазы и надкусывает один за другим. – Это ещё что, – произнесла Айви, искоса наблюдая за его реакцией. – Вот если их правильно высушить, то финики, курага и кишмиш покажутся жалким подобием. Мультисухофрукт – это что-то особенное. – Похож на радио, – сказал Николай, прикончив плод. Он потёр пальцы и с удовольствием ощутил, что они не липнут один к другому. Наверное, в состав гибрида входила влажная салфетка. – Странная ассоциация, – удивилась Айви. – Это не ассоциация, а аналогия, – поправил Николай. – Ведь что есть радио? – И что же? – Ну вот вы, допустим, любите музыку и можете поставить флешку или диск с тем, что вам нравится. Иглз, Чайковский, кого вы там ещё перечисляли? А можете поступить по-иному – включить радиостанцию. И, допустим, она вещает в избранном вами стиле. Рок там или джаз. Но всё равно одни композиции вам нравятся больше, другие меньше, третьи вовсе не нравятся. Но вы-то не выбираете, выбирают за вас. Тем не менее покорно слушаете. Так и тут со вкусами. – Понимаю. – Однако и в радио имеется своя привлекательность. – Какая же? – Иногда забываешь какую-нибудь старую песню, а тебе неожиданно напоминают о ней. И от этого возникает двойное удовольствие, резонанс. На, собственно, музыку накладываются личные воспоминания. Контекст, подтекст. Вот и теперь, почувствовав вкус крыжовника, я вспомнил детство, деревню, рыбалку. А ведь я не ел его с тех самых пор, просто в голову не приходило. – Это так трогательно, – улыбнулась Айви, на этот раз вполне искренне. Но Николай не дал бы на отсечение голову, что не услышал контрапункта сарказма. * * * Назвать дорогой этот путь можно было лишь условно – по сути, они ехали по высохшему руслу ручья, частью каменистому, частью глинистому, на их счастье, засохшему и подмороженному. Повсюду торчали разного размера камни, заставляя фургон подпрыгивать или переваливаться с борта на борт. «Транспортёр» часто пробуксовывал на влажных или покрытых изморозью валунах, шёл юзом, но всё же, урча мотором, понемногу продвигался вперёд. В горы уже пришла зима, и хотя снега ещё не набралось для перекрытия путей, иней выбелил большую часть склонов, между которыми они двигались. Солнце вернуло природную черноту некоторым фрагментам поверхности, так что теперь пейзаж напоминал ломаные формы и цвета корабельного камуфляжа. Николай с удовольствием вдыхал через щель в окне горную свежесть, рассматривал скалы, ожидая что вот-вот из какой-нибудь щели поднимется бородач с автоматом или гранатомётом и нарушит безмятежность ущелья дурацким выстрелом. Айви время от времени произносила амры, призванные скрыть их от чужих глаз, но чувство безопасности не приходило. В конце концов, на обычную мину отвод глаз не подействует. Нет у мины глаз потому что. Однако им повезло. Мин на дороге не оказалось, и хотя их заметили какие-то инсургенты, случилось это под самый конец путешествия. Автоматная очередь прошла выше фургона, взметнув султанчики снега и каменной крошки на противоположном склоне. Николай по звуку попытался определить, откуда стреляли, но эхо сбивало с толку. Айви прибавила ходу, рискуя оторвать подвеску или перевернуться. Но всё обошлось, и, прежде чем неизвестный стрелок внёс правку в прицел, «Транспортёр» въехал в пещеру. – Всё. – Айви выскочила из кабины. – Сюда они не сунутся. – А если… – Тогда мало не покажется. Мирозданию лучше не наступать на мозоли. – А мы? – Нам можно. У нас дело. И пропуск. – Она качнула перед ним медальоном. Они двинулись в глубь пещеры, игнорируя боковые ходы и постепенно спускаясь. Пятый или шестой по счёту зал наполняло слабое свечение, которое Николай затруднился сравнить с каким-либо известным ему феноменом. Одна стена – с относительно ровной поверхностью – была сплошь исписана знаками, рисунками и размытыми силуэтами, словно кто-то пытался рисовать копотью от свечи. Среди букв и знаков Николай приметил знакомые, но их оказалось немного. Что же до рисунков, то такие можно встретить на форзаце любой книги по антропологии: рогатые животные спасаются бегством от людей-охотников; люди окружили большое животное и тыкают в него копьями; отпечатки ладоней. Под стеной, между кучками хлама, на циновке сидел человек. Чисто выбритого с бритой же головой, его можно было принять за буддийского монаха, если бы не одежда, которая больше подходила северному шаману – шкуры, меха, разноцветные ленты, на одной из лент череп мелкого грызуна. – Это Говорящий, – шепнула Айви. – Он находится в ментальном резонансе с Погонщиком и сможет сформулировать и перевести на нормальный язык его мысли. На взгляд Николая, всё это попахивало шарлатанством, но кому интересен его взгляд? Айви протянула Говорящему пузырёк с зельем. Тот, посмотрев тоскливым взглядом, молча откупорил его (Николай почуял что-то похожее на валерьянку и камфару) и одним махом выпил содержимое. Долгое время ничего не происходило. Молчали гости. Молчал «монах». Молчал Погонщик, если он вообще присутствовал здесь. Свечение переливалось, струилось, но не складывалось ни в какой осмысленный узор.