Глава 1 "Дилижанс" В грозы, в бури, в житейскую стынь, В дни тяжелых утрат и когда тебе грустно Казаться улыбчивым и простым — Самое высшее в мире искусство. /С. Есенин/ 1 Было нечто поэтичное в том, что снова начну работать в Увелке. Не журналистом уже, не инструктором райкома партии и даже не начальником котельной, а простым водителем на собственном автомобиле, развозящим пассажиров. Устроиться куда-нибудь работягой мне и в голову не приходило. Исполнять нудное дело – типа: бери больше, кидай дальше – казалось весьма скучным занятием, а я не терпел скуки. И к черной печати «Садко» тоже душа не лежала. Всё, хватит – с бизнесом покончено навсегда! Дети выросли, выучились, самостоятельные – а мне одному много ли надо? На кусок хлеба машиной заработаю, а всё свободное время – литературе. У меня хватило иронии, чтобы немного посмеяться над собой, глянув в зеркало заднего вида, а потом подмигнул отражению и отправился к железнодорожному вокзалу, где была стоянка частного такси. Ничего лучшего придумать не мог, как крутиться по сельским дорогам. Наберусь на них уверенности водительской, а уж потом… Пусть старуха с косой сама ищет меня на асфальтовых трассах. Будь я проклят, если стану выполнять за посланницу сатаны её работу. Впрочем, сильно подозревал, что уже проклят при самом рождении. Диспетчер такси у вокзала, подняв на меня свои небесно лазурные глаза, сказала весьма флегматично: - Нет, нам машины пока не нужны. Обратитесь-ка вы в «Дилижанс». - А где это? - За базаром у них вагончик стоит. Диспетчер такси «Дилижанс» была дивной красавицей лет двадцати пяти – безупречные черты и правильный овал лица, а густые каштановые волосы отливали медью на солнечном свете. На девушке не было украшений. Впрочем, как любой живой цветок, она не нуждалась в позолоте. Простенькая рубашка и затертые до дыр джинсы не портили стройной фигуры с манящими формами. Она была миниатюрна, и её макушка едва доходила мне до подбородка. Осиная талия подчеркивала соблазнительные округлости грудей и бедер. В Челябинске красотке с такими статями проходу не было бы от поклонников. Конечно, девица с такою внешностью запросто могла оказаться особой легкого поведения, но вообще-то милое личико её сияло той чистотой и невинностью, о которой мечтает каждый мужчина. Укорив себя за вульгарные мысли, я представился и озвучил причину своего появления. Улыбнувшись, она взяла трубку проводного телефона и позвонила кому-то: - Шеф, нам ещё нужны машины? И ко мне: - Какая у вас тачка? Я кивнул в окно вагончика. Она продолжила диалог по телефону: - Новенькая пятерочка. Хорошо. Понятно. Положив трубку на аппарат: - Вы приняты. Работа простая – на сутки через сутки. В конце смены сдаем проценты хозяину. То есть диспетчеру. Всё ясно? Тогда завтра к восьми часам. Кстати, вас как зовут? Мы познакомились. Серебряный голос Наташи был под стать её потрясающей внешности. - Я вас помню, - сказала она. – Вы работали каким-то начальником в Комитете у Клипы. А я в бригаде маляров-штукатуров вместе с мамой и мужем. Трудно было представить, что девушка с ангельской внешностью умеет белить потолки и штукатурить стены. И руки её, доступные взгляду, были ухожены. Спешить сейчас некуда. И завтра, естественно, здесь будет сидеть другой диспетчер. А мне очень хотелось работать с этим. - Сегодня работы нет? Наташа пожала плечами: - Ну, посидите, коль не торопитесь. Если будут звонки и не будет машин – заработаете. На следующее утро я подъехал, когда Наташа сдавала смену. Она выгнала из вагончика всех мужчин и мыла пол. Новый диспетчер – пожилая женщина из села – внимания не привлекла. После влажной уборки и с открытой дверью вагончик был полон солнечного света, и прокопченные стены его, казалось, светились чистотой. Что скажешь – не офис в конторе «ЧеГРЭС», но зато какой воздух свежий! И кроме диспетчерского стола с диванчиком в нем были два лежака вдоль стен, на которых можно было не только сидеть и смотреть телевизор, ожидая вызова, но даже прилечь и вздремнуть – скажем, в ночные часы. Приняв дежурство, новый диспетчер по имени Таня первым делом позавтракала приготовленной дома лапшой из курятины. Её большие карие глаза были спокойными, но в их темной глубине затаилась вселенская грусть. Я спросил, чтобы что-то сказать: - Нет в колхозе работы? - Да и колхоза давно уже нет. - Какая красавица ваша напарница – ей бы замуж за начальника да дома сидеть, или спонсора богатенького, чтоб по курортам кататься. - У ней муж в тюрьме сидит. А Наташка – девка правильная и независимая: собой не торгует. - Ну и зря! Красота не вечна: станет девушка бабушкой, и никто не позарится. - Тоже верно, - сказала Татьяна грустно и устало. Но, похоже, сама мысль о том, что женщине можно зарабатывать своим телом, вызывала у неё неприязнь или даже отвращение. Вздохнув она добавила. – Это сейчас трудно представить, но в молодости я была очень красива. Однако всегда была… правильной – так воспитали. Конечно, с возрастом взгляды меняются – мне уже нечем мужчин привлечь, но я не хочу, чтобы мою дочь называли шлюхой. - Сколько ей? Уже двадцать? Будет зарабатывать, как захочет, и вас не спросит. - А у вас есть дочь? - Да и ей двадцать два. - Где работает? - Референтом Главы города Южноуральска. - Конечно, выучилась и работу хорошую нашла… А необразованным и безработным одна дорога из села – на панель, - сказала Татьяна и горько вздохнула, будто переживая за всех женщин мира. Мне пришла в голову странная мысль, к которой то и дело потом возвращался: если Наташу, как рассаду, пересадить с плохой почву в хорошую – приодеть, дать возможность ухаживать за собой – то она обязательно расцветет в ослепительную красавицу, которой равных на свете не сыщешь. Мысль эта так прочно засела во мне, что девушка сама, улыбнувшись, однажды спросила: - Что, запали на меня? Конечно, приятно, но не советую. С мужем я скоро разведусь и выйду за другого. Так что… Про разницу в нашем возрасте не было сказано ни слова. С пятилетней дочерью Наташи, которая частенько появлялась на рабочем месте мамы, когда бабушка была занята шопингом, мы быстро подружились. Катюша – девочка общительная, а рассказывать сказки я умею. Когда бабушку увидел, вспомнил – эту женщину я действительно видел в строительной бригаде Комитета по делам строительства и архитектуре при Администрации Увельского района. Познакомившись ближе с коллективом таксистов, понял, что в глазах окружающих её мужчин Наташа пользуется безупречной репутацией, и мой интерес к красивой молодой девушке не вызовет кривотолков. Когда все молчали, тупо уставившись в тихо ворчащий телевизор или отлеживали бока, ожидая клиентов, я вел с диспетчером бесконечные беседы – рассказывал о себе или слушал её. Потом вспоминая, чувствовал, что кровь течет в жилах быстрее от мыслей об этой ровеснице моей дочери. За те несколько месяцев, что я проработал в «Дилижансе» мы немало с ней обсудили тем. Самой животрепещущей оказалась мое писательское мастерство. Наташа нашла в инете, прочитала и потом утверждала, что ей нравятся мои рассказы. - Как это у вас получается? - Слова слагать в предложения руку набил ещё в газете. А сюжеты подсказывает жизнь. - Обо мне можете написать? Ужасно хочется прославиться. - Писать о том, как мы сидели и болтали, неинтересно. Нужна завораживающая интрига, чтобы читателей привлечь. Наташа подняла на меня глаза, в которых плясали искорки смеха. - Я бы хотела такого рассказа, который мне не стыдно читать. - Тогда не поступай так, за что тебе потом будет стыдно. И обратная сторона медали – не стыдись того, что естественно. Скажем, в близости мужчины и женщины нет ничего предосудительного, если они оба свободны и не связаны узами брака с другими людьми. - И вы готовы написать о себе такое? - Я неженатый человек… И потом – даже в сексе есть элементы эротики. А эротика – это восхищение красотой тела. Вот как бы ты хотела, чтобы было написано о тебе. Два примера на выбор. «Ложбинка между её грудями, видимая в очень смело расстегнутую рубашку, однажды сведет меня с ума» и «И тут я увидел Наташу верхом на розовом жирафе». Какой больше нравится? Диспетчер-красавица от души рассмеялась. Потом, застегнув одну пуговицу на своей рубашке, сказала: - Конечно, первый. Я жирафов боюсь и никогда на него не сяду.