А я увидел две слезинки, катящиеся по щекам из её глаз. Увидел и рот закрыл. Что я натворил! Разве можно так с любимым ребенком? Дрянь дело… Настенька вышла из машины и, низко понурив голову, утопала во двор дома. Сознания мне хватило доехать до гаража и поставить машину. Дома глянул в зеркало – да, видок ещё тот. Чем лечиться? Во что я влип? Я никогда в жизни не бранил свою дочь. Тот кошмар, что сотворился возле Настенькиного дома после приезда из санатория, ночью мне повторился. Только в машине она сказала: «Прости меня, папа», а во сне прокричала: «Да пошел ты нах…» Господи! С этим ужасом я проснулся. Рано ещё. Лежал, проворачивая в мозгу случившееся. Мое подсознание ещё в «Урале» просто орало о предстоящей опасности. А я не понял его и боялся дороги, боялся, что подведет здоровье… А вышло вон оно как! Сам сорвался… Отрицательное настроение просто зашкаливало – не хотелось вставать, ехать на работу… Но физически себя чувствовал гораздо лучше, чем даже вчера в эти часы: с головой все нормально, насморк не донимает – никаких симптомов недомогания. Может, дело пошло на поправку? Хотелось жить и все исправить! Да могло ли быть иначе? – такого навытворял… Вряд ли Настя простит. Но не буду за неё решать. Ни в какие предначертания свыше я не верил, не верю и не поверю в будущем. Однако не сложно понять, что вчера был самый поганый день в этом году. А может, и в жизни… Когда разворачивался во дворе Настиного дома, в незашторенное кухонное окно – Тамара всегда распахивает все шторы, уходя из квартиры – видел дочь и мать, одетых в дорогу и стоящих у выключателя. Тут свет погас. Из подъезда вышла Тамара Борисовна. А я вышел из машины. - Настя уехала, - сказала её мать, сказала с насмешкой, сказала язвительно: умеют же люди владеть своим голосом. – Куда-то очень торопилась и пошла на такси. Все понятно – на меня обиделись за вчерашнее. Думал, что пронесет – поговорим, я попрошу прощения… Но не тут-то было! Как говорится, не с моим счастьем. Что делать? Сказать, что Тамара лжет – Настю я видел в окно. Но зачем впрягать бывшую жену в наши с дочерью непонятки? Это будет неправильно. Как ни парадоксально звучит, но я был спокоен в ту минуту. И не только спокоен: размышлял так – если я немного постою у подъезда, из него вынырнет тот, кто прячется от меня. Ведь не захочет референт Главы города опаздывать на работу. Только к чему это приведет? Вряд ли дочь бросится ко мне на грудь с возгласом: «Папочка, прости меня!» Сейчас мне лучше просто уехать. Ни к чему обострять конфликт. Тамара стояла и молча смотрела на меня – никуда не спешила. Читала горечь и растерянность на моем лице и радовалась за меня. Иногда люди намного громче молчат, чем кричат. Уж мне ли не знать Тамару Борисовну, которая так качественно испоганила мою жизнь. Иначе бывшая жена в данную минуту не воспринималась. Ведь не винить же мне Пашкова, обязавшего жениться инструктора райкома в крайне короткий срок… Не поехал я на работу – вернулся домой. А когда вошел и глянул в зеркало, увидел нечто бесподобное – человека, в чьих глазах не было ни малейшего желания жить. Не было в них того блеска, который есть у каждого нормального человека, имеющего свои, хоть и приземленные, но цели и мечты. В зеркале же так и сквозила полная безнадега… Дождался открытия магазина, пошел и затарился. Взял пива, водки, сел у компьютера… а потом мозги попросту отключились, уплывая в спасительное забытье. День пировал или два? – не сразу понял. Оказалось, что три. И в это время, себя не помня, ходил в магазин за выпивкой и закуской. О, Господи, грехи наши тяжкие! Понимание того, что не с радости великой загулял, вообще убивало наповал. Когда пришел в себя, то сразу же сообразил – что-то со мной не так. Во-первых, жрать хотелось, просто слов нет. Должно быть, от пива. Выражение «кишки играют марш» подходило довольно точно. Они действительно не желали молчать и довольно громко бурчали. В туалете выстроились в ряд батарея бутылок водки и пластиковых полторашек «жигулевского» - естественно, пустых. Как я выжил, влив в себя столько спиртного, трудно сказать. А вот от гриппа в теле следа не осталось – ни сопель, ни кашля, ни причуд головы. Алкоголем, должно быть, захлебнулся, зараза. Звучит бредово, но, видимо, желание выжить подключило какие-то скрытые резервы организма. В плюсе было еще и то, что похмелья не ощущалось – будто и не пил совсем. Не верите? Да я и сам… Но в жизни случается всякое – ничего невозможного не бывает. Думаю, что со мной случился шок. Все вместе перемешалось – недомогание, обида Настеньки, алкоголь – и в результате: я здоров, но потерял уважение дочери. Надо же так опростоволоситься? Помню, когда Витя маленьким был у меня в гостях, всякий раз одергивал отца, который пытался внушить ребенку, что его мама – дрянь, что из неё разрушилась наша семья, а он стал сиротой. Внушал Егору Кузьмичу: «Нельзя говорить малышу плохого о его маме. Мама – это святое слово. Парень возненавидит тебя». Ну, ненависти особой не наблюдалось, хотя отчуждение было. Когда дед брал на руки внука со словами гордости: «Последний из рода Агарковых – наша опора и надежда», тот не испытывал никакой радости. Как же я мог сказать Настеньке плохие слова о её матери? Совсем разум отшибло гриппом! Понимания того, что же со мной произошло, не было. Мало того, у меня вместо гриппа завелась паранойя. А это уже совсем ни в какие рамки. Надо бы с дочерью объясниться и извиниться, в конце концов, сославшись на плохое самочувствие из-за усталости и болезни. Так вот, эта паранойя настойчиво убеждала, что я ни в чем не виноват. Во-первых сказал правду о своих чувствах к её матери. Во-вторых, был больным и уставшим. В-третьих, я отец, а она дочь – мое право её воспитывать, а её обязанность внимать и повиноваться. А не хочет – пусть катится к черту. «Мавр» её зачал-вырастил-образовал – «мавр», сделав свое, может удалиться от родительских забот. Вот только засада состоит в том, что я очень люблю свою дочь – смотреть на неё, общаться с ней, гордиться ей… всегда было для меня великой радостью. Что сказать теперь? Как подойти? Нутром чувствую – любая попытка ускорить наше примирение добром не кончится. Отдать все на откуп великому доктору? – время ведь лечит любые болезни. В такой ситуации мне в жизни не приходилось быть. Потянулись тоскливые дни. Это сейчас я понимаю, что не понимаю, как такое могло произойти – будто дьявол владел моими устами и языком. Забавный вышел каламбур. Хотя… даже если бы я не прислушивался к своей паранойи, сомневаюсь, что смог бы хоть как-то повлиять на наши отношения с дочерью – которых не стало. Вернее сказать, уверен в этом. Ведь я оскорбил её чувства к матери… Есть, правда, подозрения… Но это всего лишь подозрения, которые, как говорится, к делу не пришьешь. И не буду о них, хотя морально становится немного легче. Только не знаю – радоваться этому или мылить веревку? Странно, но никакой жалости к себе не было – я не плакал, не нервничал, не впадал в ступор. Как не было и самокопания на тему – а если бы… и почему это случилось со мной? Есть вещи, повлиять на которые я не смогу. И одна их них – это отношения с Настиной мамой. Сейчас она, конечно, на коне. Высшая цель её жизни – измываться над людьми – достигла своего апогея. Настенька избегает меня – я страдаю – Тамара ликует. Была мысль – все бросить и бежать, куда глаза глядят. Куда-то далеко, где меня никто не знает. Была мысль и пропала. Вывод напрашивался только один – думать и думать крепко о жизни такой непростой. Ведь неправильная оценка ситуации может стоить для моего, и так уже далекого от идеала здоровья, очень дорого. Жизнь-то у меня одна. И, судя по возникающим подозрениям, ценна исключительно для меня. Вот тогда появилась цель. Не буду говорить хорошая она или плохая, но она теперь есть. Это паранойя мне подсказала: я должен добиться успеха в жизни и на этой почве – прощения дочери. Проанализировав ситуацию, стал строить планы – как жить дальше? Если вы думаете, что я больше стал пить из-за постигшего меня горя, то вынужден вас расстроить – интенсивнее стал писать. Теперь садился к компьютеру, чтобы заглушить свою печаль, а все люди и прежние увлечения стали далекими-предалеками. Может, время такое пришло и нет иных причин? Вот только по ходу новой жизни выяснилась ещё одна бяка, которая нравилась и не нравилась одновременно. Мне стала нравится прошлая моя жизнь – все, что было со мной в ушедшие годы, спешил занести в память компьютерную в виде рассказов о себе любимом. Самым сильным стимулом побуждения к этому стал разрыв отношений с дочерью. Это так думаю я. А так ли оно на самом деле? - вопрос конечно интересный. Очень не нравилось мне то, что задумки детских лет так и остаются задумками. Мне всегда писать хотелось про пиратов и индейцев, о космических путешествиях и о путешествиях вообще. Все думал – вот поднабью руку на современной прозе и возьмусь за романтику. Но, увы… Может, звучит это бредово, но сидя за компьютером, я писал воспоминания – оживлял ушедшие годы, а ложась в постель, придумывал всевозможные приключения – на кораблях с парусами, в падишахском гареме, на космических трассах… Не скажу, что это было раздвоение личности. Скорее так – за компьютером я работал, выполняя задуманную программу, а на диване отдыхал. Жить и работать в подобном ключе мне было интересно и скучно. Понять, как могут уживаться два диаметрально противоположных качества, не могу. Единственное, что напрашивается – моя новая болезнь. Вот только данное утверждение имеет смысл, если она действительно есть, и я её не придумал. И она начинает мне нравиться. Была душа Мария, с которой мы плохо ладили, теперь паранойя объявилась – откуда? зачем мне она? Прикинув и так, и эдак, и понимая, что ничего не понимаю, просто махнул на все это рукой. Жизнь продолжается, и это сейчас самое главное. Такие вот пироги. Так я жил день за днем, шагая к старости и могиле бодрым шагом. Но иногда накатывала такая апатия, что просто слов нет. Состояние, в которое впадали мой организм и сознание можно описать словами – он стал, как трава, то есть никакой. Мозги ни на что не реагировали, организму ничего-никуда не хотелось. Просто лежал на диване, уставившись в потолок, ни о чем не думая. Паранойя же с душой Марией до хрипоты спорили, выясняя что со мной и не настал ли последний день. Веры в то, что они определят диагноз не было никакой. Мне просто ничего не хотелось. Вообще ничего – даже верить во что-то. У великих людей всех времен и народов присутствовала одна общая болезнь – эпилепсия. Меня, видимо, угораздило начать новую династию – апатитов (от слова апатия). Другими словами – вставить свои пять копеек в скрижали истории. Когда первый раз такое случилось, я успел все же подумать, что вот он – конец моего существования. Жизнь заканчивается, ничего не добившись. Обидно. А потом ничего – привыкать стал. Да и длятся приступы апатии совсем не долго – ну, день-два… а потом проходят без следа. Будто напился… но похмельное состояние напрочь отсутствует. Первая мысль после апатии – я жив, а это уже дорогого стоит. Мало того – я полон энергии, готов горы свернуть хоть на дороге, хоть за компьютером. И в душе играет марш оптимизма. Если посмотреть на приступы с другой стороны, то они полезны моему здоровью, как подзарядка аккумулятору. Возможно, что новая болезнь (апатия) появилась во мне, как защитная реакция организма на стрессовое состояние. Ведь я испытал настоящий шок от конфликта с дочерью – ведь мог и бы того… умом тронуться. Короче, полезное приобретение. Но какой ценой… Однако не зря говорят – все, что случается, к лучшему. В этом свете, может, стоит свою новую болезнь звать нирваной, а не апатией. По крайней мере, такое название звучит оптимистичнее. Я подумаю. И как только надумаю, тут же и с вами поделюсь. Итак, я будто заново родился с этой апатией-нирваной… Так, стоп! Неправильная формулировка! Я не стал моложе, красивее, богаче… Просто я смирился с тем, что случилось, и осознал, что жизнь моя не закончилась. И оставшуюся её часть попытаюсь прожить с максимальной отдачей в творчестве. Ну, не за рулем же, елы-палы… Так что сомнения прочь – дорогу осилит идущий! Звучало это довольно серьезно, но, по большому счету, все эти слова относились к личному самовнушению. А что, скажите на милость, остается делать, когда любимая дочь не хочет со мной общаться? Очень уж нервирует позиция Тамары Борисовны. Ведь получается, чтобы найти контакт с дочерью, надо просить прощения у её матери. За что просить? За то, что начиная семейную жизнь, она навязала мне общество своей матери – буйно помешанной алкоголички? За то, что отказала мне в праве на жилплощадь, когда я свою потерял? За то что ноги вытерла о мою родню? Вопросы, вопросы… Хватит, наелся до самой старости. Боюсь, мне эти обиды никогда не забыть. От таких выводов стало намного легче. Тоска по дочери отодвинулась куда-то на периферию. Она уже не донимала головной или сердечной болью. Вам интересно, на чем это я сосредоточился? Скажу – мне не жалко. Тщательно проанализировав свою жизнь, пришел к выводу, что время проб и ошибок прошло. Пора всерьез заняться тем, для чего создала меня природа. По моему разумению, это литература. Мне это нравится, мне это надо… Хотя, кто знает, что на самом деле получится. Я был твердо убежден в своем выборе и решении, но тогда еще не знал, что остракизм, которому подвергла меня моя дочь из своей жизни, продлится долгие-долгие годы.