В глазах госпожи де Пикиньи сверкнул недобрый огонек. – Оказывается, она умеет прыгать на огромную высоту, что и доказала, прыгнув из постели лакея в постель короля. Мария-Антуанетта фыркнула в свой кружевной платочек. Когда же она подняла голову, увидела перед собой присевшую в реверансе бледную молодую женщину с тонкими чертами лица. – Ах, мадам, – сказала Мария-Антуанетта, – я так давно вас не видела. Вы выздоровели? Герцогиня Шартрская жалко улыбнулась: – Ваше высочество очень добры, что интересуется моим здоровьем. Мне немного лучше, мои роды, как вы знаете, были тяжелыми, ребенок умер. – Утешьтесь тем, что у вас будут другие дети. Хотела бы я сказать то же самое о себе. Но вы снова с нами, чем очень меня обрадовали. Вы знаете, что сегодня вечером причесаны лучше, чем богиня? Мария-Антуанетта с завистью рассматривала прическу герцогини Шартрской, завитки и пряди, деликатно присыпанные голубоватой пудрой. – Такой шедевр может сотворить лишь настоящий художник, – сказала она. – Его зовут Леонар, – поведала герцогиня Шартрская. – Он новый куафер, которого мне рекомендовали. – Не могли бы вы прислать его ко мне? – с жаром попросила Мария-Антуанетта. – Мой Ларсенёр в сравнении с ним просто приказчик из лавки… – Я завтра же передам ему ваше желание, мадам, и он все бросит, чтобы примчаться к вам. Мария-Антуанетта собиралась поблагодарить, как вдруг комната наполнилась ропотом. Вошла госпожа Дюбарри. Часть присутствующих бросилась к ней. – Ах, вот она, великая прыгунья, воскрешающая мертвых! – громко произнесла дофина. – Берегитесь, ваше высочество, – шепнула госпожа де Пикиньи, – с нею герцог Ришелье. – Как он уродлив! – воскликнула Мария-Антуанетта. – Сам он так не считает и в свои семьдесят пять лет не собирается складывать оружие. Чтобы сохранить свежий цвет лица, он каждый вечер кладет на щеки ломтики телятины. Эта кухня очень веселит его сына, герцога де Фронзака; когда он узнал про эту хитрость, воскликнул: «Черт побери! Я знал, что мой отец старый козел, но не знал, что он гримируется под теленка…» – Хватит, моя милая, вы меня уморите до смерти! – воскликнула Мария-Антуанетта, заливисто хохоча. Однако ее взгляд вновь обратился на госпожу Дюбарри. – Вы видите, она даже не осмеливается на меня посмотреть, она боится, ее мучает нечистая совесть. Вы знаете, что она однажды сказала королю на мой счет? «Луи, берегитесь, эта рыжая малышка вполне способна позволить задрать себе подол где-нибудь в темном уголке!» – Какая наглость! – воскликнула госпожа де Пикиньи. – Это еще не все. Она утверждает, будто у меня большая ступня, жирные, мужиковатые бедра и сомнительной упругости грудь… О! Она мне за это заплатит! Можно подумать, что она совершенство! Вот вы, вы находите ее красивой? – Она стареет. Я рассмотрела ее вчера при свете дня, кожа на лице увядает и вся усыпана конопушками. – Я очень довольна. Это ей за рыжую малышку. Женщины замолчали, погрузившись в созерцание пар, танцующих менуэт. – Ваше высочество заметили графиню де Прованс? – спросила вдруг герцогиня. – Действительно, я вижу там мою свояченицу. Она танцует, как слон. В центре зала с трудом передвигалась молодая черноволосая женщина со вздернутым носом, ширина которой почти равнялась ее росту. – Какой любопытный экземпляр, – продолжала Мария-Антуанетта, – со своей конской гривой и усами над верхней губой она напоминает дракона. Госпожа де Пикиньи обнажила в язвительном смехе свои острые зубы. – А взгляните на ее грудь, мадам. Корсет как будто выплевывает ее по причине несварения. – Что не мешает ее мужу находить ее вполне по его вкусу. – У него сохраняется пыл первой брачной ночи, – заметила госпожа де Пикиньи с тонкой усмешкой. – Если верить Месье[19], он вел себя в тот раз очень мужественно. «Четыре раза. Друзья мои, – объявил он на следующий день, – вы слышите: четыре раза я побывал под пологом наслаждения!» Решили поздравить его супругу с таким счастливым началом. «Но, месье, – ответила она графу д’Артуа, принесшему ей поздравления, – я не понимаю, что вы хотите сказать… Я совсем ничего не заметила…» Со слезами на глазах Мария-Антуанетта задыхалась от хохота. Госпожа де Пикиньи, гордая своим успехом, обвела присутствующих веселым взглядом. – Мне кажется, – сказала она, – у нас сегодня вечером большой выбор: все наши старые знакомые собрались. Не хватает только тетушек… – Вы вовремя о них вспомнили. Вот они… Вошли три дочери Людовика XV; все они были одеты по одной модели: длинный шлейф, прицепленный к талии, извивался вокруг вышитых золотом юбок; мантильи из черной тафты укутывали их до подбородка. – Господи! – прошептала герцогиня. – Как они одеты! – Вот дьявольская троица: Тряпка, Лоскут и Ворона, как их зовет отец… Королю нет причин гордиться этаким потомством! – Тсс! – шепнула госпожа де Пикиньи. – Мадам Этикет… Мария-Антуанетта замолчала. Госпожа де Ноай приближалась. – Я сегодня не в настроении ее выслушивать, – сказала дофина. В этот момент она заметила графа д’Артуа, прокладывавшего себе путь между группами гостей, и подала ему знак. Младший принц, быстрый, словно ящерица, тотчас подбежал к ней. – Шарль, – игривым тоном обратилась к нему Мария-Антуанетта, – вы не пригласите меня на этот контрданс? – Моя милая сестра, – ответил Артуа, – я ваш слуга, идемте… – И ведите себя прилично, договорились? Не распускайте руки, мы не в лесу. Госпожа де Ноай подошла как раз в тот момент, когда дофина, которую ее спутник незаметно щекотал, смешалась с парами, увлекаемыми музыкой. Глава XIV. В лесу Фонтенбло Запряженный одной лошадью кабриолет медленно катил по аллее, ведущей к Апремонскому ущелью. Лесом мягко и незаметно овладела осень с ее тихим ветерком и нежными улыбками неба. Колеса шуршали по опавшим листьям, устилавшим посыпанную мелким белым песком дорожку, и экипаж на мягкой подвеске покачивался между пучками пожелтевшей травы, одетыми в золото листвы дубами и полуоблетевшими березами. Иногда дорогу пересекал олень и убегал по освещенным солнцем полянам. Мария-Антуанетта сидела рядом с графом д’Артуа, который держал поводья, предоставив лошади идти, как ей заблагорассудится. Приоткрыв рот, насупившись, принц, казалось, был занят мрачными мыслями. Дофина, наблюдавшая за ним, толкнула его локтем в бок: – Эй, Шарль, вы мрачный, точно капуцин; сегодня утром вы скучный спутник. Граф вздрогнул и посмотрел на невестку. Из-под голубого бархатного берета искрились под солнечными лучами глаза Марии-Антуанетты, а щеки под воздействием лесного ветерка приобрели перламутровую прозрачность. – Господи! – воскликнул он. – Как вы хороши! Молодая женщина рассмеялась: – А поэтому у вас такой мрачный вид? Вы совершенно не галантны. Артуа вздохнул: – Повезло же этому чертову Берри жениться на такой женщине, как вы! Впрочем, всегда одно и то же: простакам все достается полной чашей. Дофина грустно вздохнула: – Вы ошибаетесь, мой дорогой, он еще не пробовал из этой чаши. – Какая досада! – усмехнулся молодой человек. – Ах, Антуанетта, хотите знать, кто вы есть? В трех словах: жемчужина перед свиньей. – Артуа! – воскликнула дофина. – Не будьте так грубы, прошу вас, и помните, что говорите о моем муже. – И это ваша вина: знай вы латынь, я бы сказал вам эту истину на языке Вергилия. Почему так: моему брату дали в жены самую красивую принцессу Европы, а мне… – Замолчите, Шарль, – жеманничая, остановила его Мария-Антуанетта. – Есть другие. Уверена, что вам найдут такую невесту, в которую вы влюбитесь настолько, что даже не будете смотреть в мою сторону. Принц опустил голову и пробормотал: – Кажется, уже нашли. И это самое печальное. – Что? – воскликнула заинтересовавшаяся Мария-Антуанетта.