Мария-Антуанетта позвонила. Вошла госпожа Кампан. – Принесите мне спички и головню, – сказала она. Когда горничная передала ей затребованные предметы, королева чиркнула спичкой, зажгла головню и, аккуратно держа брошюру за угол, поднесла к огню. – Вот так! – воскликнула она, бросая ее в камин. «Наставления» вспыхнули разом. Мария-Антуанетта послала им на прощание воздушный поцелуй: – Какой прекрасный костер, моя милая! Можно подумать, дьявольские языки… Схватив госпожу де Полиньяк за руку, она потянула ее к себе, и обе, словно одержимые, принялись отплясывать перед этим благодетельным аутодафе. Глава XI. Супружеские подвиги Подобно отшельнику, Иосиф II проповедовал в пустыне. После нескольких недель вполне заслуженного отдыха Мария-Антуанетта вернулась к своим привычным занятиям: азартным играм и развлечениям. Водные прогулки в Шуази, спектакли, ночные шалости на террасе и в рощах Версальского дворца чередовались с увеселениями в Трианоне. Хотя королева спала отдельно, она тем не менее при случае вела себя с мужем очень предупредительно. Увидела печаль в глазах короля? Разве праздник в Трианоне – не лучшее средство прогнать меланхолию? Спешно организуют представление в китайском стиле с комедией, балетами и ужином. Тысяча восемьсот венецианских фонарей освещают до рассвета пары, танцующие под музыку оркестра французской гвардии, одетого мандаринами. Развеселился ли король? Никто этого не знает, но Неккер заплатил четыреста тысяч ливров. В октябре двор переехал в Фонтенбло. Потом в Марли, в Компьень, в Шуази. Мария-Антуанетта любит этот большой дворец, стоящий вдали от Парижа, посреди большого леса. По ее желанию для нее оборудовали новые апартаменты. Скульпторы, художники и обойщики переделали по требованиям дня будуар, спальню и музыкальный салон. И поскольку королева испытывает потребность в тишине, чтобы подумать, она может, если ей заблагорассудится, подняться по потайной лестнице в турецкий будуар. Только госпожа де Полиньяк, герцог де Куаньи и минутные фавориты получат доступ в это святилище, когда им нужно будет просить милости и подарки для себя и своих друзей. А тем временем Людовик XVI, после сильных колебаний, все-таки сдержал обещание, данное Иосифу II. Скорее мертвый, чем живой, он отдал себя в руки господина де Лассона, первого хирурга своей жены. Операция прошла столь удачно, что по возвращении в Версаль Мария-Антуанетта сообщила госпоже Кампан, от которой у нее больше нет секретов, что стала королевой Франции в полном смысле слова. Она не испытала от этого ни удивления, ни наслаждения. Человек, с которым она должна делить ложе, не из тех, кто возбуждает сильные чувства к себе, вызывает эмоции и физический экстаз. Он действует энергично, как будто желая наверстать упущенное время, но на свой манер; он совсем не похож на скрипача, изящно водящего смычком по инструменту, на котором играет, а скорее напоминает каменщика, укрепляющего постройку сильными мазками мастерка… Заканчивающаяся зима не прошла для Марии-Антуанетты без волнений. Во-первых, она с удовлетворением отмечает, что к ее советам прислушались, между «Короной и Соединенными Штатами Северной Америки» заключен союз. Франция направит флот и вспомогательный корпус на помощь повстанцам. Но в момент объявления войны англичанам произошли важные события в Германии. Курфюрст Баварский умер, не оставив наследников. Иосиф II потребовал передать ему некоторые округа Нижней Баварии и в обеспечение своих притязаний сразу направил двенадцатитысячный корпус оккупировать их. Реакция Фридриха II была моментальной: он сосредоточил армию на границах Богемии и заявил, что является защитником баварцев, курфюрст Саксонский и герцог Цвайбрюккенский присоединились к прусскому королю[37], и все трое угрожающе рычали вокруг Иосифа II, не желавшего выплюнуть кость, которую схватил. При этой новости Франция возмутилась и заявила, что раздел Баварии осуществляется без ее согласия. Положение Австрии сложное. Мария-Терезия бдит; она выбрасывает против Фридриха свой лучший козырь: дочь. Императрица пишет Марии-Антуанетте одно письмо за другим, в которых внушает, что Людовик XVI может вытащить Австрию из западни, в которую ее завлек Иосиф II. Она льстит, блещет красноречием, увлекается патетикой; поочередно взывает к привязанности и самолюбию своей обожаемой дочери, к ненависти, которую та, бывшая австрийская эрцгерцогиня, должна испытывать к Фридриху; виртуозно играет на всех струнах ее чувствительного сердца. Необходимо любой ценой предотвратить войну, одна мысль о которой убивает ее. В результате ценой нескольких слезинок, своевременно пролитых в объятиях Людовика XVI, Мария-Антуанетта спасла союз. Все зависит от нее: благополучие Австрийского дома, процветание Европы, даже судьба всей планеты. Разволновавшаяся Мария-Антуанетта приняла дело близко к сердцу, однако непредвиденное событие отвлекло ее и заставило умерить дочернее рвение. Людовик XVI, на протяжении нескольких месяцев проявлявший похвальную настойчивость в исполнении супружеского долга, в начале весны получает наконец награду за свои усилия. Каждое утро королева спрашивает себя: не беременна ли она? «Я столь сильно хочу, чтобы было именно так, что принимаю до сердечных болей мысли, мелькающие у меня в голове». Ее тошнит, недомогания становятся конкретнее. После совещания врачи выносят вердикт: вне всяких сомнений, королева беременна. Двор потрясен этой новостью, которую напрасно ждал шесть лет. Месье и граф д’Артуа, надеявшиеся наследовать Людовику XVI, первый сам, второй для своего сына, с трудом скрывают охватившее их разочарование. Их сторонники отказываются верить, что Людовик XVI оказался способным на подобный подвиг; они вспоминают факты, сопоставляют даты. В ночь на Марди Гра[38], на балу в Опере, королеву видели входящей в ложу герцога де Куаньи, где она пробыла довольно долгое время и вышла с припухшими глазами, вся растрепанная и в сильном возбуждении. Слух передавался из уст в уста и дошел до Версаля. По пути он набрал силу и уверенность. Подозрение превратилось в уверенность, гипотеза обрела подтверждение; продаваемые из-под полы памфлеты обеспечивают ему необходимую рекламу. Очень скоро не остается тех, кто не знал бы, что, по всей вероятности, отцом ребенка, которого носит королева, является герцог де Куаньи. Как истинный куртизан, герцог находит эту честь, сколь бы лестной она ни была, несколько стеснительной. Король, до которого слух тоже дошел, может рассердиться. Охваченный страхом, первый конюший исчезает из Версаля, и, пока Мария-Антуанетта высмеивает его храбрость, он намеренно выставляет напоказ, демонстративно афиширует связь с одной танцовщицей из Оперы. Если Мария-Терезия пришла в восторг от новости о беременности дочери, сама Мария-Антуанетта испытывает не меньшее удовлетворение от своего состояния. Ее положение королевы упрочилось. Нося в себе будущее трона, она является предметом самых просвещенных забот, самой изысканной предупредительности. Она, всегда любившая детей до такой степени, что взяла на воспитание маленького крестьянина, который живет в ее апартаментах, теперь с радостью думает, что в скором времени будет нянчиться с дофином, потому что она, разумеется, и мысли не допускает о том, что родится дочь. Эта мысль заставляет ее послушно исполнять советы Лассона. Никаких экстравагантных выходок, балов, охот и безумных шалостей. Ей дозволены только короткие прогулки, то, что она садится за игорный стол, едва терпимо. В мае назначен акушер. Разворачивается настоящее сражение за выбор человека, на которого ляжет тяжелая ответственность. Окружение королевы хотело бы, чтобы это был Левре, известный практик. Но в хор рекомендаций вставляет свое слово аббат Вермон. И это слово божьего человека кладет конец амбициям мирян. Акушером станет Вермон, родной брат аббата. Он грубоват и неуклюж на вид, зато превосходный специалист. Ежедневно после обеда Мария-Антуанетта гуляет по часу, а остальное время занимается в своих покоях рукоделием: вышивает или плетет кошельки. Она умиляется беременным женщинам и родителям многодетных семейств, она приказывает отпустить из тюрем всех бедняков, посаженных туда за то, что не могли оплатить услуги кормилиц своих младенцев. По мере того, как идут дни, она набирает соответствующий обстоятельствам вес, который считает чрезмерным; поскольку жалуется Вермону на увеличение объема своих бедер и груди, тот с успокаивающей грубостью отвечает: – Эх, мадам, на что вы жалуетесь? Подумайте о том, что вы от природы пузатая и сисястая. Тем временем приходит новость, рискующая нарушить гармоничное развитие этой беременности. Баварское дело приобрело неприятный оборот: Фридрих II объявил Австрии войну и вторгся в Богемию. Мария-Терезия взывает о помощи. В ответ на этот призыв Мария-Антуанетта разражается слезами. Испугавшийся король обещает вмешательство Франции, но, поскольку он бессилен в одиночку утишить столь сильную боль, то письмом просит помощи у отдыхающей у родителей госпожи де Полиньяк, которая вскакивает в почтовую карету и без остановок мчится к подруге, неся ей утешение своих ласк и поцелуев. Но австро-прусский конфликт благодаря посредничеству Франции затихает, и мало-помалу Мария-Антуанетта избавляется от своих тревог. 31 июля она впервые чувствует, как ребенок шевелится в ней, и, радостная, прибегает к королю, разговаривающему со своим братом, графом д’Артуа. – Сир, – говорит она, – я пришла просить у вас правосудия в отношении одного из ваших подданных, который грубо меня оскорбил… – Кто он? – восклицает возмущенный Людовик XVI. – Назовите его имя, и я отправлю его в Бастилию. – Не думайте, что я лгу, – продолжает Мария-Антуанетта, – но он оказался настолько дерзким, что нанес мне несколько ударов ногой в живот… это ваш ребенок!.. Пока Людовик XVI выражает свою радость, хлопая себя по ляжкам, Артуа, усмехнувшись, шутливо замечает: – В таком случае он может и моему брату дать пинка по заднице. 4 августа о беременности королевы объявлено официально. В церквях служат Te Deum, архиепископ Парижский приказывает совершать публичные молебны. От имени короля и королевы беднякам раздают двести тысяч ливров. По мере приближения срока король оказывает все больше забот и внимания жене, которая, напуганная своими размерами, начинает утверждать, что в ней шевелятся не один, а два ребенка. По десять раз на дню он ходит из своих покоев в покои королевы, донимает расспросами врачей и акушера и, поскольку опасается, что Мария-Антуанетта скучает, поступает вопреки своим вкусам и устраивает для нее бал-маскарад, на котором она будет присутствовать только в качестве зрительницы. В результате в один из декабрьских вечеров королева получает нежданное удовольствие полюбоваться на шестидесятисемилетнего господина де Морепа в образе Купидона, госпожу де Морепа в образе Венеры, а господина де Верженна с глобусом на голове, картой Америки на груди и картой Англии на спине, в то время как старая маршальша де Мирпуа нарядилась Авророй и другие участники в том же духе. Наконец, 20 декабря 1778 года, вскоре после полуночи, у Марии-Антуанетты начинаются первые схватки. В три часа госпожа де Шиме бежит за королем, а госпожа де Ламбаль приказывает известить принцев и принцесс крови. Королевская фамилия собирается в комнате будущей матери, где уже находятся придворные дамы и госпожа де Полиньяк, поскольку, в соответствии с традицией, королева Франции рожает на публике, и толпа куртизанов заполняет покои государыни. В восемь часов начинаются сильные схватки. Толпа в комнате настолько плотная, что едва можно шевельнуться. Люди толкаются, задыхаются. Два савойских дворянина, в стремлении ничего не упустить из редкого бесплатного зрелища, кое являет собой лежащая на кровати возле камина королева, вспомнив свои привычки горцев, забираются на мебель. В половине двенадцатого рождается ребенок. Это девочка. Едва она появляется на свет, Мария-Антуанетта литшается чувств. – Воздуху! Горячей воды! – кричит акушер. – Необходимо пустить кровь из ноги. Людовик XVI резко распахивает законопаченные окна. Но тазика с горячей водой все нет. Вермон режет насухую, кровь брызжет, королева открывает глаза. Она спасена! Она спасена, но облегчение, испытываемое ею от избавления, далеко не полное. Она надеялась на дофина, а произвела на свет принцессу! Она смотрит на мужа так, как на лекарство, не произведшее ожидаемого действия, вздыхает и думает: «Значит, придется начинать все сначала»… Но король не помышляет о будущем. Гордый своим новым статусом, он предается радостям отцовства. Он также полон признательности жене и неожиданно открывает щедрость души. Что он может подарить королеве, которая так хорошо рожает детей? Как раз в этот момент придворный ювелир Бёмер является к нему предложить бриллиантовое колье. Украшение стоит миллион шестьсот тысяч ливров, но равного ему нет во всей Европе. Вот прекрасный подарок за рождение ребенка. Когда несколько дней спустя Мария-Антуанетта впервые видит это колье, ее глаза загораются. Но, едва услышав цену, она роняет свою белокурую голову на подушку. – Нет, Луи, – произносит она смиренным голосом, – мы ведем войну с англичанами… Боевой корабль будет нам полезнее этой игрушки. Людовик XVI не впечатлительный человек, но от этого ответа у него начинается звон в ушах. Неужто Мария-Антуанетта вдруг стала рассудительной? Глава XII. Сердце пробуждается Она ждала… Снаружи мартовское солнце, зябко кутающееся в тучи, спешило скрыться за деревьями Трианона. Она сидела в малом салоне в белом дезабилье и шали лебяжьего пуха, и ее светлый силуэт выделялся на темном фоне. Напротив нее в камине пылали дрова, словно представляя для нее одной сине-розовый огненный балет. Но ее глаза, ее мысли, ее сердце давно уже были не здесь, они устремились навстречу тому, кто спешил к ней. Напряженно вслушиваясь, она вздрагивала от шороха колес проезжающей кареты, от стука копыт. Внезапно скрипнувшая дверь наполнила ее приятным волнением. Но это была всего лишь госпожа Кампан. – Ваше величество желает, чтобы зажгли люстру? – спросила горничная. – Позже, – ответила Мария-Антуанетта. – Как только господин Ферзен приедет, проводите его сюда и проследите, чтобы нас оставили вдвоем. Она вновь погрузилась в болезненную мечтательность, заново проходя по цветущим берегам реки воспоминаний. Какое счастье она испытала, ощутив, что ее сердце живо! Это было в августе прошлого года в Версале, в День святого Людовика. Госпожа де Шиме представила ей молодого дворянина, приехавшего из Швеции: – Граф Аксель Ферзен. Она закрыла глаза, и тотчас перед ее мысленным взором четко возник образ серьезного юноши, которого она четыре года назад она увидела на балу у госпожи де Ноай. Она протянула ему руку, со словами: – О! Да это же старый знакомый! Она смотрела на него, немного смущенная фамильярностью своего непроизвольного жеста. За эти несколько лет он еще больше вырос, плечи его стали шире, а мужская красота лица приобрела законченность. Он же, со своей стороны, пытался найти в этой величественной, но раздавшейся от беременности королеве звонко смеющуюся дофину, танцевавшую, точно сильфида. Эти общие воспоминания сблизили их. И поскольку он заговорил о новой шведской военной форме, которую привез с собой, она выразила желание увидеть его в ней. Через несколько дней он приехал в Версаль, великолепный в прекрасном голубом мундире с белым жилетом и в плаще с белой шелковой подкладкой; когда он поклонился ей среди восхищенного шепота придворных дам, Мария-Антуанеттаа испытала простодушную гордость от одержанного им успеха.