Они получили доказательство того, что не могут и подумать о том, чтобы, как предлагал Мирабо, покинуть Париж днем. Единственное, что им оставалось, – это бежать ночью, как из тюрьмы, обманув бдительность своих надзирателей. Но кто возьмет на себя организацию побега? Коммуна следит за ними непрерывно. У каждой двери выставлены часовые; днем и ночью национальные гвардейцы и активисты городских секций патрулируют сад, дворы, даже лестницы и апартаменты. Во дворце проживает множество слуг, большинство из которых предатели. Вечером они стелят матрасы в коридорах, галереях и кабинетах и спят на них вповалку. Только один человек кажется способным попытаться осуществить это рискованное предприятие: Ферзен. Мария-Антуанетта доверяет только ему. По приказу Густава III он остался во Франции в качестве секретного дипломатического агента. Любовь усиливает его изобретательность и бдительность. Он займется изготовлением дорожной кареты, установит контакт с уехавшим в Брюссель графом де Мерси, с маркизом де Буйе и с бароном де Бретёйем, официальным представителем короля за границей. Он станет душой этой операции. Ранее уже разрабатывались различные планы побега; наконец выбор делается в пользу плана монсеньора д’Агу, епископа Памье, составленного им в Солёре совместно с Бретёйем. Он предполагает бегство в направлении Монмеди и, кажется, имеет все шансы на успех. Монмеди находится недалеко от Меца. Несмотря распространение в войсках революционных настроений, Буйе еще может рассчитывать на десяток немецких батальонов и десятка три эскадронов кавалерии. Людовик XVI затребовал помощь, которую Франции должны оказывать швейцарские кантоны; а брат Марии-Антуанетты, Леопольд II, обещал прислать пятнадцатитысячный австрийский корпус. Однако один пункт продолжает вызывать беспокойство. Европейские державы сохраняют осторожную сдержанность относительно замыслов короля. Если в помощи Австрии можно быть почти уверенным, то поддержка Голландии сомнительна, Пруссии – ненадежна, Англия торгуется, Испания и Сардиния не решаются сделать выбор. Но Швеция и Россия оказывают моральную поддержку. Ферзен, через посредничество барона де Гогла, поддерживает постоянный контакт с Буйе. Генерал предлагает следовать маршрутом через Мо, Шалон, Реймс, Ретель и Повр. Но Людовик XVI обращает внимание на риск быть узнанным в Реймсе, где он короновался. Тогда принимается решение, что беглецы поедут другой дорогой, которая приведет их в Монмеди через Мо, Монмирай, Сент-Мену, Варенн, Дэн и Стэне. Буйе и Ферзен хотели бы, чтобы не вызывать подозрений, не использовать слишком большую карету, чтобы король и королева ехали порознь в легких экипажах; но монаршья чета отказалась: они предпочитают ехать все вместе. Кроме того, Людовику XVI не нравится бегство, лишенное какого бы то ни было внешнего представительства. Гогла поручено разведать дорогу. Он методично изучает почтовые станции, намечает места для постов, которые после Шалона должны будут прикрывать бегство короля и перерезать сообщение с Парижем. В Пон-де-Сом-Вель 40 гусаров Лозона под командованием графа де Шуазёля[51] и Гогла; в Сент-Мену 33 драгуна под командованием капитана д’Андуэна; в Клермоне 140 драгун из полка короля и Месье под командованием полковника де Дамаса; в Варенне 60 гусаров Лозона; в Дэне господин д’Элон и 100 гусаров, наконец, в Стэне 300 всадников Немецкого королевского полка. Для того чтобы погасить страхи, которые в тех краях непременно вызовут перемещения войск, распустят слух, будто эти люди должны ждать и сопровождать обоз с деньгами, предназначенными для выплаты жалованья полкам, сосредоточенным на границе. Кроме того, условлено, что граф де Шуазёль проедет там на двенадцать часов раньше королевской кареты, чтобы предупредить отряды. Со своей стороны Людовик XVI применил таланты каменщика и слесаря. Он устроил в коридоре, идущем вдоль его кабинета, потайной ход, через который можно было незаметно попасть в пустующие покои одного эмигранта, герцога де Вилькье, а из них выйти во Двор принцев. Теперь остается лишь назначить дату бегства. Буйе настаивает, чтобы она была как можно более ранней, поскольку дело к лету и ночи, благоприятствующие своей темнотой бегству, становятся короче. Но Людовик XVI намерен покинуть Париж не ранее первых чисел июня, после того как получит два миллиона, причитающиеся ему по цивильному листу. Отъезд назначен на 12 июня, однако из-за горничной дофина, которой не доверяют, поскольку она является любовницей господина де Гувьона, адъютанта де Лафайета, его переносят на 15-е, а потом еще раз, на 19-е. Наконец решено: понедельник, 20 июня, в полночь. Через тридцать шесть часов королевская семья будет в замке Тоннель в окрестностях Монмеди, который маркиз де Буйе приказал подготовить к ее приезду. Ферзен действует, успевает всюду. Он следит за изготовлением каретником Жаном-Луи большого экипажа, добывает, благодаря сообщничеству двух своих друзей, паспортов: одного на имя Квентина Кроуфорда, англичанина, другого – на имя баронессы Корф, вдовы русского полковника, которая даже одолжила королю триста тысяч ливров. Он ежедневно приходит в Тюильри, откуда выходит нагруженный свертками. Он переносит в свой дом пожитки, белье Марии-Антуанетты, серебро и печати, которые доверил ему Людовик XVI. Он занимается организацией поездки. В карете займут места король, королева, Мадам Елизавета, дофин, Мадам Руаяль и госпожа де Турзель. Две горничные поедут следом в кабриолете. Остается решить, кто из дворян будет сопровождать и, в случае необходимости, защищать беглецов. Ферзен предпочел бы не оставлять на произвол дорожных случайностей свою любимую, но Людовик XVI четко дает понять, что обойдется без него, потому что он, король Франции, не хочет прибыть в Монмеди под защитой иностранца. Тогда выбирают троих телохранителей: де Валори, де Мутье и де Мальдена. Они будут переодеты в слуг. Один поскачет впереди готовить смену лошадей, двое остальных будут сопровождать карету: один верхом, другой за кучера. Хотя никто не сомневается в их преданности, их введут в курс в самый последний момент. Сам Ферзен выведет карету из Парижа и довезет королевскую семью до Бонди, где его роль закончится. Хозяева Тюильри считают часы, они живут в лихорадочном возбуждении и тревоге. Необходимость постоянно контролировать свои слова, жесты, вплоть до взглядов, становится изнурительным испытанием для их нервов. Наконец наступает 20 июня; все предусмотрено, даже смерть короля в дороге… Было пять часов, когда Ферзен вошел в спальню Марии-Антуанетты. Людовик XVI, заложив руки за спину, тяжелым мерным шагом ходил по комнате. Мария-Антуанетта сидела за рукоделием, но не могла вышивать, потому что иголка дрожала в ее пальцах. Ферзен, неслышно подходя на цыпочках, открыл каждую дверь комнаты и, убедившись, что никто не подслушивает, вернулся к королеве. Мария-Антуанетта отложила вышивание. – Господи, друг мой, – сказала она, – приближается ужасная четверть часа. – Вы готовы, господин Ферзен? – спросил король. – Да, сир, я приобрел у старьевщика на улице Сент-Оноре одежду для троих ваших телохранителей. Они будут в ливреях слуг принца Конде… – Сколько трудов и сложностей! – простонала Мария-Антуанеттаа. – Ах, Луи, если бы вы послушали меня, мы бы уехали еще два года назад, на следующий день после четырнадцатого июля. – Вам отлично известно, – буркнул Людовик XVI, – что маршал де Бройль и Месье воспротивились этому. – Вы король или нет? – с досадой возразила молодая женщина. – Вы могли бы настоять на своем, но у вас нет воли, вы – тряпка… А какую прекрасную возможность вы упустили в прошлом году в Сен-Клу! За нами там почти не следили, было бы так легко переправиться через Сену, добраться до леса, а затем до Шантийи! Господин де Ла Тур дю Пэн предоставлял в ваше распоряжение полки… – Мадам, – мягко заметил Ферзен, – сейчас не время для сожалений. Выслушайте меня со всем вниманием, чтобы хорошенько усвоить, что вы должны делать. Малейшая задержка, любой неверный шаг, и наш план рухнет… Сегодня после обеда я, чтобы отвести подозрения, отогнал карету к моему другу Кроуфорду, как если бы он сам должен был отправиться на ней в путешествие. – Вы все предусмотрели, – прошептала Мария-Антуанетта, с восхищением глядя на него. – Предосторожности не бывают лишними. Выйдя отсюда, я отправлюсь на улицу Клиши, где карета будет загружена в моем присутствии. – Главное, не забудьте провизию, – вставил король. – Ах, Луи, – возмущенно воскликнула королева, – как вы можете думать о еде, когда мы готовимся подвергнуть наши жизни опасности! – Успокойтесь, сир, – ответил Ферзен; при этом уголки его губ немного скривились в презрительной усмешке, – я собственноручно положил в кофры тушеную говядину, холодную телятину и шампанское. Идем дальше… В восемь часов я буду в Пале-Рояле; Мутье, Валори и Мальден, как только покинут вас, присоединятся ко мне. – Полагаю, – заметила Мария-Антуанетта, – что господина де Мальдена мы оставим при себе. Он может нам пригодиться, чтобы проводить до места, когда мы выйдем из дворца. – Но куда вы его денете до того момента? – Я его спрячу в шкаф, – решил Людовик XVI. – Хорошо! Мне будет достаточно Мутье и Валори; я отправлю их к Кроуфорду с моим кучером Бальтазаром и пятью лошадьми. Они запрягут карету и перегонят ее к заставе Сен-Мартен. Сам же я в десять часов, переодетый кучером, буду на Королевском дворе с маленьким крытым экипажем. Я схожу за госпожой де Турзель и детьми во Двор принцев и начиная с одиннадцати часов буду ждать вас двоих и Мадам Елизавету на углу улицы Эшель, напротив дворца Гайарбуа. Вы не перепутаете? – Я все прекрасно поняла, в одиннадцать часов мы будем на улице Эшель, – повторила Мария-Антуанетта. – Но как быть с горничными? – Вы по-прежнему намерены взять с собой госпожу Невиль и госпожу Брюнье? Вы их предупредили? – Пока еще нет, я жду последней минуты, когда мы разбудим детей… Вы возьмете этих женщин с собой? – В экипаже у меня для них не будет места; но в половине седьмого им достаточно будет просто выйти из дворца; желтый кабриолет с тремя лошадьми будет стоять на набережной Опера, возле бань Гиньяра; они сядут в него, и их отвезут в Клэй, где вы их найдете завтра утром. Людовик XVI подошел к шведу и протянул ему руку. – Господин Ферзен, – сказал он, – вы наш спаситель. Что бы ни случилось, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали… До вечера! Он вышел. Едва дверь за ним закрылась, Мария-Антуанетта бросилась в объятия Ферзена и разрыдалась. – Аксель, – простонала она, – я так больше не могу. Он прижал ее к себе, пощупал кисти рук, потом лоб. – Боже мой! – сказал он. – Вы вся горите и дрожите! Вам надо взять себя в руки, любимая! Подумайте о том, что вам понадобится все ваше спокойствие, все мужество… – Будьте снисходительны, Аксель; если бы вы знали, каких усилий над собой мне стоит держать себя в руках! Какую отвратительную комедию мне приходится играть! – Она жалко улыбнулась и продолжила: – Это меня отвлекает от тех, что мы играли в Трианоне… Сегодня утром я, как обычно, пошла к мессе, затем мы все вместе завтракали. Когда вы уйдете, я отведу детей в сад Бутен, в Тиволи, где они погуляют, а по возвращении отдам распоряжения на завтра. Любое изменение в наших привычках могло бы вызвать подозрения… Наконец-то мы вырвемся отсюда! Я здесь задыхаюсь, и иногда мне кажется, что я предпочла бы умереть, чем оставаться здесь и дальше… – Наберитесь терпения, – посоветовал он. – Через несколько часов вы будете свободны. – Не смотрите на меня так, Аксель, я страшная… да, я знаю, что говорю… Вот взять хотя бы мои белокурые волосы, которые вам так нравились, – они каждый день понемногу седеют… Не верите? Смотрите… – Она приподняла локоны и показала совершенно седые корни. – Видите, что они со мной сделали. – Любимая, неужели вы думаете, что мне необходимо, чтобы ваши волосы оставались белокурыми, чтобы любить вас? Верьте мне, скоро уже никто не заставит вас больше страдать, я буду рядом с вами, и мы снова будем счастливы. Он осторожно укачивал ее, как маленького ребенка, который никак не хочет засыпать, и чувствовал, что ее тело, прижимающееся к нему, постепенно расслабляется, успокаивается. – Аксель, – прошептала она, закрыв глаза, – вы правда не боитесь? – Нисколько… Однако должен вам признаться, что вчера испытал сильный страх. Я обкатывал большую карету на Венсеннской дороге, мчался во весь опор, гоня шестерку лошадей, как вдруг встретил герцога Орлеанского, прогуливающегося с госпожой де Бюффон… Напуганная Мария-Антуанетта высвободилась. – Его? – воскликнула она. – Если он что-нибудь унюхал, мы погибли… И что вы сделали? – Я посчитал благоразумным остановиться. «Вы сошли с ума? – спросил меня герцог. – Гоняя так, вы сломаете себе шею!» – «Не хочу, чтобы моя карета сломалась по дороге», – ответил я. «Она очень большая, – заметил он. – Вы, часом, не намереваетесь похитить весь хор Оперы?» – «Нет, монсеньор, я оставляю его вам…» Не слишком успокоенная, Мария-Антуанетта настаивала: – Он больше не задавал вам вопросов? Он не нашел странным… – Он посмеялся, и мы тут же расстались. Не бойтесь, моя королева, все пройдет превосходно… Кстати, Шуазёль уехал? – В два часа, вместе с Леонаром. Ферзен нахмурил брови: – С Леонаром? Зачем он вам понадобился? – Он везет мои бриллианты и парадное одеяние короля. – Вам следовало бы выбрать кого-нибудь другого, этот фигаро слишком болтлив. Мария-Антуанетта покраснела и опустила голову: – Он ведь еще и мой парикмахер, Аксель, вы забыли? Вы меня разлюбите там, если я не буду носить красивые прически… Ферзен восхитился тем, что даже в этой полной опасностей ситуации она сохранила свое кокетство. – Простите, – сказал он, – но я никому не доверяю. Я бы хотел в одиночку спасти вас… А сейчас я должен вас покинуть… Ах! Я отдал бы десять лет жизни за возможность сопровождать вас!