– Никогда больше так не делай! А Стива пришли ко мне, если он боится пойти с этим к отцу. Чарли тут ни при чем: он никогда и пенса не возьмет в долг у девочки, даже и не думай о нем такого. Зато он своим поведением портит Стива, который его обожает и стремится во всем ему подражать. Никому ни слова, я со всем разберусь, и ты уж точно не будешь ни в чем виновата. – Ах ты ж господи! Вечно я хочу как лучше – и все порчу! – вздохнула Роза, сильно огорченная тем, что наговорила лишнего. Арчи успокоил ее, высказав свежее мнение, что всегда лучше говорить правду, чем лгать, а потом еще и поднял ей настроение, пообещав как можно скорее помириться с Чарли. Слово свое он сдержал наилучшим образом. Уже на следующий день, когда Роза выглянула в окно, глазам ее предстало утешительное зрелище: Арчи и Принц плечом к плечу шагали по аллее, как в добрые старые времена, и вовсю болтали, словно вознаграждая себя за вынужденное молчание длиной в несколько недель. Роза бросила рукоделие, подбежала к дверям, распахнула их настежь и смотрела на двоюродных братьев с такой счастливой улыбкой, что у мальчиков просветлели лица и они вприпрыжку взбежали по лестнице, дабы показать, что у них все хорошо. – А вот и наша маленькая миротворица! – воскликнул Арчи, с пылом пожимая ей руку. А Чарли добавил, взглянув на Розу так, что она засветилась от радости и гордости: – И моя любимая сестренка! Глава двадцать четвертая Кто? – Дядя, я поняла, для чего существуют девочки, – заявила Роза на следующий день после примирения Арчи и Принца. – И для чего же, душа моя? – осведомился доктор Алек, который «нарезал круги по палубе» – так он называл свои ежедневные променады по большому залу. – Чтобы заботиться о мальчиках, – ответила Роза, так и лучась удовлетворением. – Я сказала об этом Фиби, но она только рассмеялась и заметила, что девочкам для начала нужно научиться блюсти собственные интересы. Но это только потому, что у нее нет семи двоюродных братьев. – Тем не менее, Рози, она права, хотя и ты права тоже, потому что одно непосредственно связано с другим: заботясь о семерых парнишках, ты, сама того не сознавая, очень многое делаешь для одной барышни, – кивнул доктор Алек, с улыбкой глядя на девчушку с ясным лицом, которая устроилась на старом бамбуковом стуле после энергичных упражнений с ракеткой и воланом – они стали заменой прогулке, на которую их не пустила непогода. – Правда? Это очень хорошо; но действительно, дядя, я считаю, что должна заботиться о мальчиках, потому что они вечно идут ко мне со своими неприятностями и просят совета, и мне это очень нравится. Вот только я не всегда понимаю, как поступить, поэтому потихоньку иду к тебе – а потом изумляю их своей мудростью. – Ну хорошо, душа моя; и что тебя в этом тревожит? Вижу, что в головке у тебя что-то происходит, – давай говори дяде всю правду. Роза взяла его под руку и, прогуливаясь по залу, поведала историю про Чарли, а потом спросила, как она может помочь ему больше не сбиваться с пути, – как оно и положено настоящей сестренке. – А согласна ли ты поехать пожить месяц у тети Клары? – поинтересовался доктор, когда она закончила. – Да, сэр, хотя и без особого желания. А ты правда этого хочешь? – Лучшим лекарством для Чарли станет ежедневная доза розовой воды – или воды с Розой, или Розы с водой; согласна снабдить его этим лекарством? – рассмеялся доктор Алек. – Ты хочешь сказать, что, если я туда поеду и ему будет дома хорошо, он перестанет оттуда рваться и не попадет в беду? – Совершенно верно. – Но будет ли ему со мной хорошо? Он захочет к мальчикам. – Не переживай, без мальчиков он не останется: они же роятся вокруг тебя, точно пчелы вокруг пчелиной матки. Или ты этого не заметила? – Да, бабушка Биби упоминала, что до моего приезда они бывали здесь гораздо реже, но я никак не думала, что это как-то связано со мной, – для меня их присутствие совершенно естественно. – Наша маленькая скромница действует как магнит, но даже и не догадывается о собственной притягательности – ничего, рано или поздно все ей станет ясно. – Доктор ласково погладил заалевшую щечку – мысль о том, как сильно ее любят, доставила Розе огромное удовольствие. – Так вот: если я перемещу магнит к тете Кларе, мальчики устремятся туда, как вот железо устремляется к стали, и Чарли будет дома так хорошо, что он сразу забудет об этих своих неприятных знакомцах, – по крайней мере, я очень на это надеюсь, – добавил доктор, вспомнив о том, как непросто отлучить семнадцатилетнего мальчишку от того, что он называет «пожить настоящей жизнью», но что, увы, зачастую оборачивается самой настоящей смертью. – Дядя, я готова ехать прямо сейчас! Тетя Клара постоянно меня к себе зовет – она будет очень рада. Там мне придется наряжаться, поздно ужинать, постоянно общаться с гостями и всячески модничать, но я постараюсь сделать так, чтобы на мне это не отразилось; а если что-то меня встревожит или озадачит, я сразу же прибегу к тебе, – ответила Роза, в которой желание делать добро пересилило стеснительность. На том и порешили: Розу переселили к тете Кларе, не вдаваясь в объяснения зачем, – она же была убеждена, что ей предстоит тяжелая работа, и собиралась выполнить эту работу на совесть. Насчет пчел дядя Алек не ошибся: мальчики действительно последовали за пчелиной маткой и, к вящему изумлению тети Клары, начали добросовестно ее навещать: являлись к ужину, устраивали посиделки по вечерам. Чарли оказался радушным хозяином и всячески демонстрировал свою признательность, проявляя особую доброту к своей «сестренке»: сам-то он догадался о причине ее переезда и был до глубины души тронут ее безыскусным стремлением «склонить его к добру». Розу часто тянуло назад в старый дом – удовольствия там были не столь утонченными, зато жизнь проходила с большей пользой, но она, не слушая Фиби, твердо убедила себя в том, что «девочки существуют, чтобы заботиться о мальчиках», и ее юная душа, исполненная материнской доброты, радовалась этой новой задаче. Отрадно было видеть скромную миловидную девочку в компании рослых мальчиков – она постоянно пыталась понять, помочь и порадовать, проявляя при этом терпеливую благожелательность, которая на каждом шагу творила малые чудеса. Грубые слова и манеры, небрежные привычки исчезали или приобретали приемлемую форму в присутствии нашей маленькой леди; многочисленные мужские добродетели, которые постепенно занимали их место, она встречала чистосердечным восхищением, особо ценным по причине того, что ее добрым мнением дорожили несказанно; Роза и сама пыталась подражать тем благим свойствам, которые хвалила в других: боролась с девическим тщеславием и страхами, старалась быть сильной и справедливой, отважной и откровенной, а кроме того, скромной, доброй и красивой. Все столь блистательно прошли это испытание, что по завершении месяца Мак и Стив, в свою очередь, потребовали, чтобы она погостила у них, – и Роза не отказала, потому что знала: ей приятно будет, если угрюмая тетя Джейн скажет ей на прощание, как уже сказала тетя Клара: – Хоть всю жизнь у нас живи, душечка. После гощения у Мака и Стива ее затребовали к себе на насколько недель Арчи и компания; у них ей было так весело, что хотелось остаться навсегда, если туда же приедет еще и дядя Алек. Разумеется, оставить за бортом тетю Сару было бы совсем уж некрасиво, и Роза с тайным отчаянием отправилась в «Мавзолей» – так ее кузены называли это угрюмое жилище. По счастью, оттуда до дома было рукой подать, и доктор Алек заходил в гости так часто, что визит оказался вовсе не таким удручающим, как Роза думала поначалу. Им даже несколько раз удалось совместными усилиями рассмешить тетю Сару, а кроме того, Роза впустила в дом солнечный свет, заполнила молчаливые комнаты песнями, стала готовить здоровую еду и развлекать пожилую тетушку лекциями по физиологии – в результате та повадилась забывать о приеме таблеток и даже отказалась от «Матушкиного эликсира», ибо и без него прекрасно спала после длинных прогулок и поездок в экипаже, на которые Розе удавалось ее заманить. Весна шла своим чередом, и домой Роза вернулась только в мае. Ее прозвали «Розой на месяц», потому что у каждой из тетушек она прогостила по месяцу, оставив по себе столь приятные отзвуки цветения и аромата, что каждый хотел заполучить обратно этот семейный цветок. Дядя Алек от души радовался возвращению своего сокровища, но год, предоставленный ему для его эксперимента, подходил к концу, и его терзали тайные сомнения, что на следующие двенадцать месяцев Роза решит обосноваться у тетушки Джесси или даже у тетушки Клары – последнее ради Чарли. Доктор ничего не говорил вслух, однако с немалой тревогой дожидался того дня, когда предстояло принять окончательное решение, а пока что пытался сделать все возможное, чтобы завершить дело, которому положил столь успешное начало. Роза была бесконечно счастлива – почти каждый день она выходила из дома, чтобы наблюдать дивное пробуждение мира, ибо весна пришла ранняя и дружная, как будто стремясь внести свой вклад в доброе дело. На каштанах у Розы под окнами набухли почки, в саду, за которым она ухаживала, из-под земли, будто по волшебству, выскакивали зеленые ростки, бесстрашные цветки тут же распускали свои бутоны, птицы безмятежно распевали над головой, и каждое утро родные голоса выкрикивали хором: – Доброе утро, кузина, правда нынче отличная погода? Никто не помнил даты того вечернего разговора, с которого начался эксперимент доктора (то есть никто, кроме него самого), поэтому, когда однажды вечером тетушек пригласили на чай, они явились, ничего не подозревая, уселись в кружок и завели общую беседу; и тут вошел их брат Алек с двумя фотографиями в руках. – Помните? – спросил он, показывая одну из них тете Кларе – та сидела ближе других. – Ну разумеется; такой она и была, когда приехала. Печальное, недетское личико, впалые щечки, большие темные глаза. Фотографию пустили по кругу, и все сошлись на том, что «такой-то Роза и была год назад». Когда все пришли к единому мнению, доктор представил на обозрение вторую фотографию, которую приняли с величайшим одобрением и похвалили за «очаровательное сходство». Сходство действительно имелось, как имелся и яркий контраст с первым изображением: на втором запечатлелось цветущее, улыбающееся личико, так и лучащееся здоровьем и девичьим лукавством, без тени меланхолии, хотя глаза не утратили мягкости и приобрели вдумчивость, а складочки у рта свидетельствовали о душевной чуткости. Доктор Алек поставил обе фотографии на камин и, отойдя на пару шагов, несколько минут вглядывался в них с величайшим удовлетворением, после чего развернулся и отрывисто произнес, указывая на два личика: – Ну, час настал. Что скажете, дамы: мой эксперимент увенчался успехом? – Господи, твоя воля, да кто б в этом сомневался! – воскликнула бабушка Изобилия, спустив от изумления петлю на вязанье. – Полнейшим успехом, – подтвердила бабушка Мира, улыбаясь с явственным одобрением. – Она действительно поздоровела, вот только внешность обманчива – из такой конституции ничего путного не выйдет, – проскрипела тетя Сара. – Не могу не признать, что в том, что касается здоровья, эксперимент оказался успешным, – великодушно отметила тетя Джейн, которая не могла забыть, с какой добротой Роза относилась к ее Маку. – Согласна, я даже больше скажу: на мой взгляд, Алек сотворил чудо – через два-три года из нее выйдет настоящая красавица, – добавила тетя Клара, убежденная, что лучшего комплимента не найти. – Я с самого начала чувствовала, что все у него получится, и очень рада, что вы позволили ему попробовать, а теперь он достоин куда более громких похвал и более высоких наград! – воскликнула тетя Джесси и с энтузиазмом захлопала в ладоши – красный чулочек Джейми в результате заполоскался в воздухе, точно красное знамя. Дядя Алек отвесил им грациозный поклон и произнес благодарно, но сдержанно: – Благодарю вас. Теперь главный вопрос: стоит ли мне продолжать? Дело в том, что это только начало. Вы плохо себе представляете, сколько препятствий я преодолел, сколько ошибок наделал, сколько времени потратил на осмысление, сколько испытал волнений. Сестра Сара совершенно права: у Розы хрупкое здоровье, она стремительно расцветает при свете солнца, но без него столь же стремительно увянет. У нее нет явных слабостей, но она унаследовала материнскую чувствительность, а потому нуждается в мудрой заботе и ласковом обращении – иначе пылкая душа быстро истощит силы тонко организованного тела. Мне кажется, я нашел верный способ лечения, и мне кажется, что совместными усилиями мы с вами сумеем вырастить из нее добропорядочную и славную женщину, которая станет нам всем утешением и отрадой. Тут доктор Алек прервал свою речь, чтобы перевести дух, ибо говорил с большим душевным волнением и слегка охрип на последних словах. Негромкий гомон тетушек придал ему сил, и он продолжил, очаровательно улыбаясь, ибо этот хитрец пытался заставить их всех отдать голоса в его пользу, когда настанет время. – Я не хочу действовать эгоистически или произвольно на основании только лишь того, что я ее опекун: пусть Роза сама принимает все решения. Всем нам приятно ее общество, и если она решит поселиться не у меня, а у кого-то из вас, так тому и быть. Собственно, я сам подбил ее зимой на эти визиты, чтобы она составила представление, что ее ждет в каждом доме, и выбрала для себя тот, где ей лучше всего. Ведь это совершенно справедливо, не так ли? Подчинитесь ли вы, как и я, ее выбору? – Разумеется! – подтвердили тетушки, немало взволнованные мыслью, что Роза может поселиться у них на целый год. – Вот и отлично! Она сейчас появится, тогда и решим насчет следующего года. Года, кстати, чрезвычайно важного, потому что после столь благоприятного начала расцветать она будет стремительно – к тому все предпосылки. Так что прошу об одном: не разрушьте результаты моего труда, проявите мудрость и ласку в обращении с моей девочкой, ибо, если с ней что-то случится, сердце мое будет разбито. После этих слов доктор Алек резко повернулся ко всем спиной и сделал вид, что продолжает разглядывать фотографии, но все дамы поняли, насколько дорога эта девочка одинокому мужчине, который много лет назад был влюблен в ее мать, а теперь нашел свое счастье в заботе о маленькой Розе, так разительно на нее похожей. Славные дамы вздохнули, подали глазами друг другу знаки, что ни одна из них не станет сетовать, если ее не выберут, ни одна не попытается лишить братца Алека «отрады его сердца» – так мальчики называли Розу. И тут из сада раздался радующий душу гул веселых голосов, и на всех серьезных лицах расцвели улыбки. Доктор Алек тут же повернулся к родным, закинул голову и произнес: – Она идет. Ну, начинаем! Двоюродные ходили петь майские песни и теперь ввалились в гостиную, нагруженные полученными подарками. – Ну вот и наша славная шотландская розочка со своими шипами, – произнес доктор Алек, глядя на Розу с необычайной гордостью и нежностью: она как раз показывала тетушке Мире свою корзинку с весенними первоцветами, молодыми листьями и занятными мхами. – Мальчики, оставьте вещи в прихожей, а если хотите присутствовать, сидите тихо – мы заняты делом, – объявила бабушка Биби, грозя пальцем неуемному Клану: мальчишки роились вокруг, разбрызгивая веселье, порожденное весенним солнышком и упражнениями на свежем воздухе. – Разумеется, мы хотим присутствовать! Как же без субботнего ужина? – осведомился Вождь и навел порядок в рядах своих соратников: кому кивнул, на кого прикрикнул, кого встряхнул. – А что тут такое? Трибунал? – поинтересовался Чарли, глядя на дам с притворным почтением и искренним любопытством – ведь, судя по лицам, происходило нечто занимательное. Доктор Алек изложил суть в нескольких словах, стараясь говорить кратко и сдержанно; речь его тем не менее произвела сильное впечатление – мальчики тут же принялись посулами, подкупом и призывами заманивать кузину каждый к себе.