Патрульный полицейский Лундберг наверняка единственный, кто никуда не спешит. Заложив руки за спину, он медленно шагает по Регерингсгатан мимо рождественских витрин. Тающий на крышах снег тяжелыми каплями стучит по его форменной фуражке, а ботинки шлепают по снежной слякоти. Возле универмага «НК» он сворачивает на Смоландсгатан, где меньше автомобилей и нет такой толкучки. Медленно спускается с горы, чтобы не поскользнуться, останавливается и стряхивает с фуражки капли воды перед зданием, где когда-то находился полицейский участок округа Якоб. Лундберг молод, на службе он еще новичок, поэтому не может помнить старый полицейский участок, который уже много лет закрыт, а его район теперь относится к полицейскому участку округа Клара. Патрульный Лундберг служит в участке округа Клара, и на Смоландсгатан он по служебным делам. На углу Норландсгатан есть кондитерская. Он входит туда. У него есть приказ взять у одной из продавщиц, которая обслуживает несколько столиков, конверт с неизвестным ему содержимым. Он ждет ее, облокотившись на стойку со сладостями, и глазеет вокруг. Сейчас десять часов утра и кондитерская почти пуста. За столиком прямо напротив него сидит мужчина с чашечкой кофе. Лундбергу мужчина кажется знакомым, и он начинает рыться в памяти. Мужчина сует руку в карман за деньгами и рассеянным взглядом скользит по патрульному. Лундберг чувствует, как у него на затылке шевелятся волосы. Мужчина с Гёта-канала! Лундберг почти уверен, что это он. Много раз в полицейском участке патрульный подробно изучал его фото и хорошо его запомнил. В азарте он чуть не забывает о конверте, который продавщица подает как раз в тот момент, когда мужчина встает и кладет на столик несколько монеток. Он с непокрытой головой и без плаща, а когда он идет к двери, Лундберг отмечает, что рост, телосложение и цвет волос соответствуют описанию. Через застекленную дверь Лундберг видит, как мужчина поворачивает направо. Быстро прощается с продавщицей и бежит за ним. В двух шагах впереди него мужчина входит в дом, и Лундберг успевает заметить, как за ним закрывается дверь, ведущая в широкий подъезд. На двери табличка «И. А. Эриксcон, ПЕРЕВОЗКА МЕБЕЛИ, КОНТОРА». Верхняя часть двери застеклена. Лундберг осторожно входит в подъезд. Проходя мимо двери, он пытается заглянуть внутрь, но ему удается выяснить лишь, что в правом углу за дверью имеется еще одна стеклянная перегородка. Во дворе стоят два грузовика, а на дверцах у них написано белыми буквами: «Эриксcон ПЕРЕВОЗКА МЕБЕЛИ». Он снова проходит мимо двери в контору. На этот раз еще медленнее, вытягивает шею и изо всех сил пытается заглянуть внутрь. За стеклянными перегородками имеются еще две или три комнатки, двери которых выходят в коридор. На ближайшей двери, которая ведет в самый маленький кабинет, он замечает надпись: «КАССА». На следующей двери написано: «ДИСПЕТЧЕР Ф. БЕНГТСОН». Высокий мужчина стоит у стола и разговаривает по телефону. Он повернулся спиной к Лундбергу и смотрит в наполовину выкрашенное белой краской окно, выходящее на улицу. Пиджак он снял и надел черный рабочий халат, одну руку держит в кармане. В последнюю дверь в конце коридора входит мужчина в синем комбинезоне и шапочке. В руке он держит какие-то бумаги. Открывая дверь в диспетчерскую, он бросает взгляд в сторону входной двери, и Лундберг спокойно, медленно снова выходит на улицу. Он только что успешно закончил свою первую слежку. – В таком случае я идиот, – заявил Кольберг. – Нужно постучать по дереву. – В двенадцать часов у него обед, – сказал Мартин Бек, – так что, если поторопишься, вполне успеешь. Замечательный парень этот Лундберг, если, конечно, он прав. Надеюсь на это. Если все будет нормально, позвони днем, Стенстрём тебя сменит. – Думаю, до конца дня меня хватит. Пусть подменит меня вечером. Без четверти двенадцать Кольберг был на месте. Он сел у окна в маленьком ресторанчике напротив здания транспортного агентства. На столике перед ним стояли кофе и маленькая красная вазочка с чуть увядшим тюльпаном, еловой веткой и пыльной фигуркой из пластмассы. Он медленно пил кофе и наблюдал за подъездом на противоположной стороне. Прикинул, что пять окон слева от входа принадлежат фирме по перевозкам, но за ними ничего не видел, потому что они были наполовину снизу выкрашены белой краской. Когда из ворот выехал грузовик с названием фирмы на дверцах, Кольберг взглянул на часы. Без трех двенадцать. Через две минуты открылась дверь конторы и вышел высокий мужчина в темно-сером плаще и черной шляпе. Кольберг положил на стол деньги, встал, надел шляпу и при этом непрерывно наблюдал за мужчиной, который тем временем сошел с тротуара, пересек улицу и проходил мимо ресторана. Когда Кольберг вышел на улицу, мужчина как раз поворачивал на Норландсгатан. Кольберг направился за ним. В двадцати метрах за углом был ресторан самообслуживания. Мужчина вошел туда. У стойки была очередь, и мужчина терпеливо ждал. Подойдя к стойке, он взял поднос, поставил на него бутылочку молока, хлеб и масло, у окошка что-то заказал, расплатился и уселся за свободный столик спиной к Кольбергу. Когда кассирша выкрикнула: «Жареная форель!» – он встал и взял тарелку с едой. Ел он медленно и сосредоточенно, смотрел прямо перед собой только тогда, когда подносил к губам стакан с молоком. Кольберг взял себе кофе и сел так, чтобы видеть лицо мужчины. Он все сильнее и сильнее убеждался в том, что перед ним действительно мужчина с кинопленок Кафки. Мужчина не брал себе кофе и не стал курить. Окончив есть, он лишь тщательно вытер губы, надел плащ, шляпу и вышел. Кольберг следовал за ним до Рёрстрандсгатан, там он перешел на противоположную сторону улицы и направился к Королевскому саду[34]. Мужчина шел довольно быстро, и Кольберг, идя за ним по аллеям сада, держался метрах в двадцати позади. У фонтана Мулина[35] мужчина свернул вправо, обошел фонтан, наполовину заполненный грязно-серым полурастаявшим снегом, и продолжил путь по аллее. Кольберг шагал за ним мимо кафе «Бланш», мимо универмага на противоположной стороне улицы, вниз по Рёрстрандсгатан до Смоландсгатан, где мужчина пересек улицу и исчез в подъезде. «Ну и ну, – подумал Кольберг, – ничего себе приключение». Он посмотрел на часы. Обед и прогулка длились ровно сорок пять минут. Днем ничего особенного не происходило. Вернулся пустой грузовик, в ворота входили и выходили люди, уехал пикап и вскоре вернулся, уехали два грузовика, а когда один из них возвратился, он едва не столкнулся с пикапом, который как раз выезжал из ворот. Без пяти минут пять из ворот вышел шофер одного из грузовиков с какой-то толстой седовласой женщиной. Через пять минут ушел другой шофер, третий с машиной еще не вернулся. Сразу вслед за ним появились еще трое мужчин и быстро перешли улицу. Они ввалились в ресторан, громко заказали три пива и молча принялись его медленно пить. В пять минут шестого появился долговязый. Он вынул из кармана связку ключей и запер дверь. Положил ключи в карман, подергал дверь, чтобы убедиться в том, что она закрыта, и зашагал по тротуару. Одеваясь, Кольберг услышал, как один из трех любителей пива говорит: – А Фольке идет домой. Другой добавил: – И чего он так бежит домой, не пойму, словно его кто-то заставляет. Не знает своего счастья. Вы бы только послушали мою старуху, когда я вчера пришел домой… такой скандал устроила, и все из-за того, что человек после работы выпил пару бокалов пива. Черт возьми, имеет же право человек… Что он говорил дальше, Кольберг не слышал. Так, значит, долговязого зовут Фольке Бенгтсон, и в настоящий момент Кольберг потерял его из виду, но тут же обнаружил на Норландсгатан. Он продирался сквозь толпу в направлении Рёрстрандсгатан, где стал дожидаться автобуса на остановке напротив универмага «НК». Когда Кольберг подоспел туда, между ним и Бенгтсоном оказалось в очереди четыре человека. Он надеялся, что автобус придет непереполненный и они оба сядут. Бенгтсон непрерывно смотрел прямо перед собой. Казалось, он рассматривает рождественскую витрину универмага. Когда пришел автобус, он быстро вскочил на подножку, а Кольбергу лишь с большими усилиями удалось протиснуться в дверь, которая тут же зашипела и захлопнулась. На Санкт-Эриксплан мужчина сошел. Машины ехали сплошным потоком, он дождался зеленого света и пересек площадь. На Рёрстрандсгатан он вошел в универсам. Потом он направился дальше по Рёрстрандсгатан, свернул на Биркагатан, сразу же пересек ее и вошел в дом. Через минуту к дому подошел Кольберг и прочитал список жильцов. В доме было две лестницы, одна выходила во двор, другая на улицу. Кольберг поздравил себя с удачей, выяснив, что Бенгтсон живет на третьем этаже, а вход в парадное с улицы. Он укрылся напротив, в подъезде дома и смотрел на третий этаж. На четырех окнах были видны белые тюлевые гардины с кистями и множество цветочных вазончиков. Благодаря любителям пива в ресторане, Кольберг знал, что Бенгтсон старый холостяк, и посчитал маловероятным, что это окна его квартиры. Он сосредоточился на оставшихся двух окнах. Одно было приоткрыто; пока он за ним наблюдал, засветилось второе окно, очевидно кухонное. Виден был потолок и верхняя часть стен, выкрашенных белой краской. Он несколько раз заметил, что за окном кто-то двигается, но видно было недостаточно четко, чтобы утверждать, что это в самом деле Бенгтсон. Через двадцать минут свет в кухне погас и зажегся в соседнем окне, через несколько секунд в окне появился Бенгтсон. Он открыл окно настежь и выглянул наружу. Потом закрыл окно на крючок, опустил штору. Она была желтая и прозрачная. Кольберг видел, как силуэт Бенгтсона исчезает где-то в глубине комнаты. Гардин у него, очевидно, не было, потому что по обе стороны шторы пробивались довольно широкие полосы света. Кольберг позвонил Стенстрёму. – Он дома. Если до девяти я тебе не позвоню, придешь меня сменить. В восемь минут десятого прибыл Стенстрём. Это произошло после того, как в восемь часов погас свет и через минуту в щелях по обе стороны шторы появился слабый холодный голубоватый отсвет. У Стенстрёма была с собой вечерняя газета, они прочли, что по телевизору сейчас идет американский фильм. – Фильм так себе, – сказал Кольберг. – Я видел его лет десять-пятнадцать назад. Лучше всего там конец, все умирают, кроме одной девушки. Ну, я побегу, еще успею посмотреть конец. Если до шести мне не позвонишь, я приду. Утро было морозным, на небе ярко сверкали звездочки, когда спустя девять часов Стенстрём направлялся к Санкт-Эриксплан. Свет в комнате на третьем этаже погас в половине одиннадцатого, с тех пор больше ничего не происходило. – Смотри не замерзни, – сказал перед уходом Стенстрём. Когда наконец открылась входная дверь и появился долговязый, Кольберг вознес благодарность небесам, что теперь появилась возможность хотя бы немного двигаться. Бенгтсон был в том же самом плаще, что и накануне, шляпу он сменил на серую каракулевую шапку. Шагал он быстро, дыхание вырывалось у него изо рта белым паром. На Санкт-Эриксплан он сел в автобус в сторону Рёрстрандсгатан, и за несколько минут до восьми Кольберг увидел, как он входит в дом, где находится транспортная фирма. Через два часа он снова появился, зашел в кафе в соседнем доме, выпил кофе и съел два бутерброда. В двенадцать отправился в ресторан самообслуживания, после обеда пошел пройтись и снова вернулся в контору. В две минуты шестого запер дверь, поехал автобусом на Санкт-Эриксплан, купил в пекарне хлеба и пошел домой. Без двадцати восемь он вышел из дома. На Санкт-Эриксгатан он свернул направо, через мост вышел на Флеминггатан, повернул на Кунгсхольмсгатан и там вошел в один дом. Кольберг остановился перед входом, над которым большими красными буквами было написано: «КЕГЕЛЬБАН». Он открыл дверь и тоже вошел. В кегельбане было семь дорожек, а сбоку, за декоративной решеткой находился бар с маленькими круглыми столиками и табуретками, обтянутыми кожей. Здесь было шумно и весело, время от времени раздавался гул катящихся шаров и стук падающих кеглей. Кольберг сразу не увидел Бенгтсона. Зато мгновенно обнаружил двоих из троих мужчин, которые накануне были в ресторане. Они сидели за столиком в баре, и Кольберг тут же отпрянул к двери, чтобы его случайно не узнали. Через минуту к столу подошел третий с Бенгтсоном. Когда они начали играть, Кольберг вышел наружу. Через два часа игроки в кегли расстались на остановке трамвая на Санкт-Эриксгатан, а Бенгтсон вернулся домой пешком тем же путем, что и пришел. В одиннадцать часов в квартире Бенгтсона погас свет, но в это время Кольберг уже лежал дома в постели, а его коллега, предусмотрительно надев толстую дубленку, прогуливался взад-вперед по Биркагатан. Стенстрёма мучила простуда. На следующий день была среда, она прошла в принципе так же, как и вторник. Стенстрём не поддался простуде и провел большую часть дня в ресторане на Смоландсгатан. Вечером Бенгтсон отправился в кино. На пять рядов позади него тихо страдал Кольберг, а в это время на экране светловолосый полуобнаженный Капитан Америка[36] голыми руками расправлялся с допотопными чудищами кинематографических размеров. Следующие два дня прошли как близнецы. Стенстрём и Кольберг поочередно сменяли друг друга и изучали скучную и тщательно организованную жизнь этого человека. Кольберг еще раз посетил кегельбан и убедился в том, что Бенгтсон хорошо играет, а также узнал, что ходит он туда с незапамятных времен каждый вторник со своими коллегами. На седьмой день было воскресенье, и, по мнению Стенстрёма, за все это время произошло лишь одно достойное внимания событие: состоялся хоккейный матч Швеция – Чехословакия, на котором присутствовали он, Бенгтсон и еще десять тысяч зрителей. В ночь с воскресенья на понедельник Кольберг нашел на Биркагатан другой дом, в парадном которого ему удалось спрятаться. Когда в следующую субботу он увидел, как Бенгтсон выходит и закрывает дверь в две минуты первого и идет в направлении Регерингсгатан, то подумал: «Ага, значит, мы идем выпить пивка». Когда же Бенгтсон открывал дверь немецкой пивной «Лёвенброй», Кольберг стоял на углу Дроттнинггатан и тихо ненавидел его. Вечером он сидел в своем кабинете в Кристинеберге и разглядывал фотографии, отпечатанные с кинопленки. Он уже сбился со счета, сколько раз это делал. Каждую фотографию он изучал долго и тщательно, и, хотя ему не хотелось в это поверить, видел перед собой все время одного и того же человека, за чьей размеренной жизнью следил вот уже четырнадцать дней. 23 – Конечно, мы на ложном пути. Это не он, – сказал Кольберг. – Тебя это начинает утомлять? – Ты неправильно меня понял. Я ничего не имею против того, чтобы дежурить по ночам на Биркагатан, но… – Но?.. – Десять дней из четырнадцати это выглядело следующим образом: в семь часов он поднимает штору. В одну минуту восьмого открывает окно. Без двадцати пяти восемь прикрывает окно на крючок, чтобы оно оставалось полуоткрытым. Без двадцати восемь выходит из дома, отправляется на Санкт-Эриксплан и автобусом номер пятьдесят шесть едет до перекрестка Регерингсгатан и Рёрстрандсгатан, там сходит и идет в контору, дверь открывает за тридцать секунд до восьми. В десять часов идет в кафе «Сити», где пьет кофе и завтракает бутербродом с сыром. В одну минуту первого отправляется в один из двух ресторанов самообслуживания, находящихся неподалеку. Ест он… – Вот-вот, что, собственно, он ест? – спросил Мартин Бек. – Рыбу или жареное мясо. В двадцать минут первого заканчивает обед и совершает короткую быструю прогулку до Королевского сада или до Норрмальмсторг, после чего возвращается на работу. В пять минут шестого закрывает контору и идет домой. Если погода плохая, едет на пятьдесят шестом. В противном случае идет домой пешком по Регерингсгатан, Кунгсгатан, Дроттнинггатан, Уппландсгатан, проходит через Ваза-парк[37], пересекает Санкт-Эриксплан и выходит на Биркагатан. По пути делает покупки в каком-нибудь универсаме, где меньше народа. Ежедневно покупает молоко и бисквиты, хлеб покупает регулярно, масло, сыр и консервы тоже. Восемь вечеров из четырнадцати торчал дома и смотрел телевизор. В первую и вторую среду ходил вечером в кинотеатр «Лорри». Один фильм был хуже другого, и мне, естественно, пришлось их смотреть. По дороге домой покупает в киоске и съедает сосиску с кетчупом и горчицей. В первое и второе воскресенье ездил трамваем на зимний стадион и смотрел хоккей. Эти матчи, естественно, видел Стенстрём. В первый и второй вторник ходил в кегельбан на Кунгсхольмсгатан и два часа играл в кегли с тремя коллегами. В субботу работает до двенадцати. Потом идет в пивную «Лёвенброй», где выпивает один бокал пива и съедает порцию рыбного салата. Потом бредет домой. На улице на девушек не обращает внимания, но иногда рассматривает киноафиши и витрины, главным образом скобяных товаров и спортивных принадлежностей. Газет не покупает и не выписывает. Впрочем, покупает два еженедельника – «Рекорд» и какой-то журнал для рыболовов, забыл его название. С моей стороны преступная небрежность. В подвале дома, где он живет, нет синего мопеда марки «Монарк», зато есть красный мопед марки «Свален». Принадлежит ему. Почту получает редко. С соседями отношений не поддерживает, но вежливо здоровается при встрече. – Какой он? – Откуда, черт возьми, мне это знать? Стенстрём утверждает, что он болеет за «Юргорден».