Они молча ждали у окна в спальне. Здесь было темно, но в окно пробивалась полоска света. В гостиной горел свет, чтобы было видно, что она дома. Окно гостиной выходило на улицу, из спальни была видна Эриксбергсплан, нижняя часть парка, часть Биргер-Ярлсгатан, Регерингсгатан, Тегнергатан и прямо под ними начало Рунебергсгатан. Бенгстон стоял на автобусной остановке напротив дома и смотрел вверх на ее окна. На остановке он был один, немного постоял там, потом огляделся по сторонам, медленно подошел к углу улицы и исчез за телефонной кабиной. – Вот он, – прошептал Ольберг и сделал в темноте движение рукой. Они видели, как от остановки отъехал автобус и на противоположной стороне площади свернул на Тегнергатан, а Бенгтсона нигде не было. Возможно, он стоял в телефонной кабине, они ждали, что вот-вот зазвонит телефон, и Ольберг держал ее за руку. Телефон упорно молчал, а через несколько минут Бенгтсон снова перешел на противоположную сторону улицы. Вдоль тротуара тянулась каменная стена, которая заканчивалась у самого дома, прямо под окнами. За стеной поднимался травянистый склон, у его подножия были два общественных туалета, с дверьми, вмонтированными в стену. Мужчина остановился на тротуаре и снова посмотрел вверх, на окна. Потом медленно направился к входу в дом. Он исчез из виду, и Ольберг долго напрягал зрение, прежде чем разглядел Мартина Бека, который неподвижно подпирал ствол дерева в сквере. Его на несколько секунд закрыл трамвай, появившийся на Биргер-Ярлсгатан, а когда трамвай проехал, его уже не было. Через пять минут они снова увидели Бенгтсона. Он шел так близко к стенке, что заметили его только тогда, когда он пересек улицу и направился к остановке трамвая посреди площади. Остановился у киоска и купил сосиску. Стоял и не торопясь ел сосиску, при этом смотрел вверх, на окна. Потом начал прохаживаться взад-вперед по остановке, держа руки в карманах. Спустя четверть часа Мартин Бек по-прежнему стоял у того же дерева. Движение стало более оживленным, возле парка и по улице повалила толпа. Закончились сеансы в кинотеатрах. Они на пару минут потеряли Бенгтсона из виду, но быстро разглядели его в группке людей, возвращающихся из кинотеатра. Он направился к телефонной кабине, но в двух метрах от нее остановился. Потом внезапно быстро зашагал к скверику. Мартин Бек повернулся к Бенгтсону спиной и предусмотрительно удалился. Бенгтсон обогнул сквер, прошел мимо ресторана и исчез на Тегнергатан. Через несколько минут он снова появился на противоположном тротуаре и принялся ходить вокруг Эриксбергсплан. – Как ты думаешь, он уже здесь когда-нибудь был? – спросила женщина в хлопчатобумажном летнем платье. – Ведь я… я заметила его только сегодня вечером, да и то чисто случайно. Ольберг курил, прислонившись к стене у окна, и смотрел на нее. Она стояла лицом к окну, чуть расставив ноги и засунув руки в карманы платья, и ее глаза в слабом свете, падающем с улицы, казались темными впадинами на бледном лице. – Может, он ходит здесь каждый вечер, – сказала она. Когда мужчина пересек Тегнергатан и закончил четвертый круг по площади, она сказала: – Если он будет так бродить вокруг всю ночь, я сойду с ума, а Леннарт с Мартином замерзнут. Без пяти час он, все более ускоряясь, совершил уже восемь кругов по площади. У подножия лестницы в парк остановился, посмотрел вверх на окна и потом медленно перешел на противоположную сторону улицы. К тротуару подъехал и остановился автобус, а когда он тронулся, Фольке Бенгтсона там уже не было. – Смотри! Вон там Мартин! – сказала Соня Ханссон. Услышав ее голос, Ольберг вздрогнул. До сих пор они только шептались, и впервые за два часа она заговорила нормальным голосом. Он видел, как Мартин Бек мчится по улице и вскакивает в автомобиль, как и раньше стоящий у театра. Автомобиль рванул с места еще до того, как Мартин Бек успел захлопнуть за собой дверь, и поехал вслед за автобусом. – Спасибо за компанию, – сказала Соня Ханссон. – Я иду спать. – Это мудро с твоей стороны, – похвалил ее Ольберг. Сам он тоже охотнее всего отправился бы спать, но уже спустя десять минут входил в полицейский участок района Клара. Еще через минуту явился Кольберг. Они успели сделать пять ходов до того, как вернулся Мартин Бек. – Он поехал на автобусе до Санкт-Эриксплан и пошел домой. Свет погас почти сразу же. Наверняка он уже спит. – Она заметила его случайно, – сказал Ольберг, – Наверное, он уже был здесь несколько раз. – Даже если и был, это ничего не доказывает. – Неужели? – Кольберг прав, – сказал Мартин Бек. – Естественно, я прав. Я тоже, бывало, бродил, как мартовский кот, возле домов, где жили приветливые девушки. Ольберг пожал плечами. – Конечно, тогда я был моложе. Причем намного. Мартин Бек ничего не говорил. Его коллеги предприняли вялую попытку закончить шахматную партию. Через минуту Кольберг начал повторять ходы, и партия закончилась вничью, хотя у него были шансы на выигрыш. – Черт возьми, – сказал он. – Из-за этого субъекта я потерял нить игры. Какое у тебя уже преимущество? – Четыре очка, – ответил Ольберг с важным видом. – Двенадцать с половиной на восемь с половиной. Кольберг встал и принялся кружить по комнате. – Вызовем его снова, сделаем тщательный обыск в квартире и как следует припрем к стенке, – сказал он. Никто ему не ответил. – Нужно снова начать следить за ним и привлечь для этого свежие силы. – Нет, – сказал Ольберг. Мартин Бек сидел, не говоря ни слова, и грыз сустав указательного пальца. Через минуту он сказал: – Девушка начинает бояться? – Я бы не сказал, – ответил Ольберг. – Ее нелегко так вот сразу вывести из равновесия. «Розанну Макгроу тоже нелегко было вывести из равновесия», – подумал Мартин Бек. Больше они об этом не разговаривали, но все уже пришли в себя, когда по усиливающемуся шуму транспорта на Регерингсгатан поняли, что рабочий день у них закончился – а у других он только начинался. Следующие двадцать четыре часа прошли точно так же, как и предыдущие. Ольберг увеличил счет еще на одно очко. Но это было все. На следующий день была пятница. Только три дня оставалось до конца первого месяца года, было тепло, серо и влажно. А вечером опустился туман. В десять минут десятого тишину взорвал телефонный звонок. Мартин Бек взял трубку. – Он уже здесь. На автобусной остановке. На этот раз они приехали на пятнадцать секунд раньше, потому что Кольберг припарковался на Биргер-Ярлсгатан. Прошло еще полминуты, и Ольберг подал сигнал, что он уже на месте. Дальше все повторилось. Мужчина по имени Фольке Бенгтсон продержался на Эриксбергсплан четыре часа. Четыре или пять раз он в нерешительности останавливался у телефонной кабины, съел одну сосиску. Потом уехал домой. Вслед за ним отправился Кольберг. Мартин Бек ужасно замерз. Он быстро шел по Регерингсгатан, держа руки в карманах и глядя в землю. Кольберг вернулся через полчаса. – На Рёрстрандсгатан все спокойно. – Он тебя видел? – Он шел, как лунатик. Думаю, он не заметил бы и бегемота в двух метрах перед собой. Мартин Бек набрал номер служащей уголовной полиции Сони Ханссон. У него было такое ощущение, что он вряд ли выдержал бы все это, если бы не думал о ней как о коллеге. – Завтра суббота, вернее, уже сегодня. Он работает до двенадцати. Когда он будет уходить с работы, ты должна проходить мимо. Пробеги мимо него, словно куда-то спешишь, тронь его за рукав и скажи: «Добрый день, а я думала, что вы ко мне зайдете. Почему вы мне не звоните?» В общем, что-нибудь в таком духе. Больше ничего. И сразу исчезни. И постарайся не очень много на себя надевать. – Он помолчал. – Эта встреча должна быть решающей. Он закончил разговор. Коллеги уставились на него. – Кто у нас лучший специалист по слежке? – рассеянно спросил он. – Стенстрём. – Хорошо, с той минуты, когда он утром откроет дверь, будем за ним следить. Пусть Стенстрём этим займется. Будет докладывать о каждом его движении. По другой линии: у телефона будем находиться постоянно вдвоем, из комнаты может выйти только один. Ольберг и Кольберг продолжали на него смотреть, но он этого не замечал. В семь тридцать восемь открылась дверь на Рёрстрандсгатан и Стенстрём приступил к выполнению своего задания. Он все время держался поблизости от конторы на Смоландсгатан, без четверти двенадцать зашел в ресторан и сел у окна. Без пяти двенадцать на углу Норландсгатан появилась Соня Ханссон. Она была в тонком синем твидовом жакете с большим вырезом в виде буквы «V» и с поясом, который как следует затянула на талии, под жакетом надела черный тонкий свитер, была с непокрытой головой, в перчатках, но без сумочки. Колготки и черные туфельки для этого времени года выглядели чересчур субтильно.