– Что говорит полиция? – Ничего. – Ничего? – Она не проявляет интереса к этому делу. С формальной точки зрения их позиция понятна. У Матссона была виза, и он зарегистрировался в гостинице. У полиции нет оснований заниматься им до его отъезда, если он, конечно, не превысит разрешенный срок пребывания в стране. – Уехать из Венгрии он не мог? – Совершенно исключено. Даже если бы ему удалось пересечь границу нелегально – куда бы он поехал? Без паспорта? Кроме того, мы запросили наши посольства в Праге, Белграде, Бухаресте и Вене. И даже, на всякий случай, в Москве. Нигде ничего не знают. – Его шеф утверждал, что цель поездки – интервью с боксером Ласло Паппом[68] и визит в будапештский еврейский музей. – Его не было ни там, ни там. Мы незаметно провели небольшое расследование. Он написал письмо директору музея доктору Шошу, однако не навестил его. Мы также разговаривали с матерью Паппа. Она никогда в жизни не слышала фамилии Матссон, к тому же Паппа вообще нет в Будапеште. – Багаж по-прежнему находится у него в номере? – Его вещи все еще в гостинице. Однако они не в номере. Он заказал номер на три ночи. Администрация гостиницы по нашей просьбе придерживала номер, но потом багаж вынесли в канцелярию. Это напротив бюро регистрации. Он даже не распаковал багаж. Счет мы оплатили. – Он немного помолчал, словно о чем-то размышляя. Потом со смертельно серьезным видом произнес: – Мы, естественно, будем требовать частичной компенсации у работодателя. – Либо у наследников умершего, – бросил Мартин Бек. – Да, если бы оказалось, что дело зашло так далеко. – Где его паспорт? – У меня, – сказал молодой человек из посольства. Он расстегнул молнию дипломата, достал паспорт, дал его Мартину Беку и вынул авторучку из нагрудного кармана. – Пожалуйста. Будьте добры, подтвердите, что вы взяли паспорт. Мартин Бек расписался. Молодой человек взял у него квитанцию и авторучку. – Так, значит, с этим все. Что же еще? Ах да, гостиничный счет. Пусть это вас не волнует. Мы получили распоряжение возместить вам все затраты. Это несколько неортодоксально, по моему мнению. Вы будете получать суточные согласно инструкции. Ну а если вам понадобятся наличные, вы сможете получить их по первому требованию в нашем консульском отделе. – Благодарю. – Ну, теперь все. Вы можете осмотреть его вещи. Я отдал необходимые распоряжения. – Молодой человек встал. – Кстати, вы живете в номере Матссона, – как бы между прочим заметил он. – Сто пятый, да? Если бы мы не настояли на том, чтобы придержать номер на имя Матссона, вам пришлось бы жить где-нибудь в другом месте. Сейчас пик туристического сезона. Перед тем как расстаться, Мартин Бек спросил: – А какое у вас личное мнение об этом деле? Куда он подевался? Молодой человек из посольства посмотрел на него ничего не выражающим взглядом. – Каким бы ни было мое личное мнение, я предпочитаю держать его при себе. – И через секунду добавил: – Это очень неприятно. Мартин Бек вернулся в номер. Там уже сделали уборку. Он огляделся. Так, значит, Альф Матссон жил здесь. Максимум один час. Вряд ли можно ожидать, что за такое короткое время он оставил после себя какие-то следы. Чем занимался Альф Матссон в течение этого часа? Стоял так, как стоит сейчас он, и смотрел на суда? Возможно. Заметил что-то или кого-то и ушел из гостиницы настолько быстро, что даже забыл положить ключ на стойку в бюро регистрации? Не исключено. Но что же это могло быть? Это уже невозможно выяснить. Если бы на улице на него наехала машина, кто-нибудь тут же сообщил бы об этом. Если бы он решил броситься в реку, ему пришлось бы подождать, пока стемнеет. Если бы он попытался вылечиться от похмелья с помощью абрикосовки и снова упился бы до чертиков, до сегодняшнего дня у него было шестнадцать суток для того, чтобы протрезветь. Этого вполне должно было хватить. Кроме того, он не имел привычки пить, когда работал. Он журналист современного типа, как написано в одном месте в досье отдела безопасности, шустрый, сообразительный и ловкий. Это тот тип, который вначале заканчивает работу и только потом позволяет себе отключиться. Неприятно. Очень неприятно. В высшей степени неприятно. Чертовски неприятно. Дьявольски неприятно. И даже досадно. Мартин Бек прилег на постель. Она с достоинством заскрипела. Так на чем он оборвал свою мысль? На Конраде фон Гётцендорфе! Она скрипела под Альфом Матссоном? Очевидно, да. Разве есть человек, который приходит в гостиничный номер и сразу же не попробует постель? Значит, Матссон лежал здесь и смотрел в высокий потолок. Потом ушел, даже не распаковав багаж и не сдав ключ. Исчез. Зазвонил телефон? Он получил какую-то неожиданную записку? Мартин Бек разложил перед собой план Будапешта и долго и тщательно изучал его. В нем окрепло желание что-нибудь предпринять. Он встал, засунул план и паспорт в задний карман брюк и отправился поглядеть на багаж. Портье был пожилой толстяк, приятный, почтенный и исключительно корректный. Нет, мистеру Матссону никто не звонил, когда мистер Матссон был в гостинице. Позднее, когда мистер Матссон уже ушел, ему несколько раз звонили. Это повторялось и в последующие несколько дней. Одна ли и та же особа звонила? Нет, напротив, разные особы, в этом персонал уверен. Мужчины? Мужчины и женщины, по крайней мере одна женщина точно. Просили ли они оставить какие-нибудь записки или какие-нибудь телефонные номера? Нет, никаких записок никто оставить не просил. Позднее звонили из Стокгольма и шведского посольства. Да, эти господа действительно просили оставить записки и номера телефонов. Они еще здесь. Желает ли мистер Бек видеть их? Нет, мистер Бек не желает их видеть. Багаж в самом деле находился в канцелярии за стойкой портье. Он был довольно компактный: переносная пишущая машинка и желто-коричневый чемодан из свиной кожи, с ремешком. В футлярчик на ручке была вставлена визитная карточка: «Альф Матссон, журналист, Флеминггатан, 34, Стокгольм». Ключ находился в замке. Мартин Бек вынул машинку из чемоданчика и долго ее осматривал. Он пришел к выводу, что это переносная пишущая машинка марки «Эрика»[69], и занялся чемоданом. Чемодан был тщательно и аккуратно уложен, но тем не менее у Мартина Бека появилось ощущение, что кто-то умелой рукой уже изучил содержимое багажа и потом положил все точно на место. Содержимое состояло из одной клетчатой рубашки, одной коричневой рубашки, носимой навыпуск, одной белой поплиновой рубашки, одной пары отутюженных синих брюк, одного галстука того же цвета, трех носовых платков, четырех пар носков, двух комплектов цветного нижнего белья, одной сетчатой майки и одной пары светлых замшевых мокасин. Все чистое и нетронутое. Кроме того, маленькая сумочка с туалетными принадлежностями, пачка бумаги формата А4, лента для пишущей машинки, электрическая бритва, одна книга и один синий кошелек из пластмассы, из тех, что бюро путешествий раздают бесплатно и в которые никогда не удается засунуть билет на самолет. В сумочке с туалетными принадлежностями были лосьон после бритья, присыпка, нераспечатанное мыло, начатый тюбик зубной пасты, зубная щетка и коробочка с порошками против головной боли. В синем кошельке из пластмассы было пятьсот долларов и шестьсот шведских крон в сотенных банкнотах. Странный переносной сейф, но Альф Матссон привык жить, ни в чем себе не отказывая. Мартин Бек тщательно уложил все на место и вернулся в бюро регистрации. Уже двенадцать часов, самое время выйти на свежий воздух. Учитывая то, что он вообще не знал, что должен делать, он мог с таким же успехом заниматься этим на свежем воздухе, например на солнечной набережной. Он вытащил из кармана ключ от номера и посмотрел на него. Ключ выглядел так же солидно и достойно, как и вся гостиница. Мартин Бек положил ключ на стойку. Портье тут же протянул к ключу руку. – Это запасной ключ, да? – Простите, не понимаю, – сказал портье. – Я имел в виду, что мой предшественник унес ключ с собой. – Да, верно. Однако на следующий день нам вернули его. – Вернули? Кто? – Полиция, сэр. – Полиция? Какая полиция? Портье непонимающе пожал плечами: – Естественно, обычная полиция. Кто же еще? Попросту пришел полицейский и отдал ключ швейцару. Очевидно, мистер Матссон где-то потерял его. – Где? – К сожалению, не знаю, сэр. Мартин Бек задал ему еще один вопрос: – Багаж мистера Матссона кто-нибудь уже осматривал до меня? Портье на мгновение заколебался, прежде чем ответить: – Думаю, нет, сэр. Мартин Бек вышел через вращающуюся дверь. Швейцар в ливрее и с седыми усами стоял в тени навеса над входом абсолютно неподвижно, заложив руки за спину, словно какая-нибудь живая статуя Эмиля Яннингса[70]. – Вы не помните, как четырнадцать дней назад полицейский отдал вам ключ от гостиничного номера? Старик вопросительно посмотрел на него: – Конечно помню. – Это был полицейский в форме? – Да, конечно. Перед гостиницей остановился патрульный автомобиль, один из полицейских вышел из машины и отдал ключ мне. – Что он сказал? Старик на минутку задумался. – Он сказал лишь: «Бюро находок». По-моему, больше ничего он не сказал. Мартин Бек повернулся, сделал три шага и вернулся, потому что вспомнил, что не дал чаевых. Он положил на ладонь старику несколько непривычно легких монет. Швейцар взял правой рукой под козырек и сказал: – Премного благодарен, но это вовсе не обязательно. – Вы прекрасно говорите по-немецки, – заметил Мартин Бек. И подумал: «Решительно намного лучше, чем я». – Я выучил немецкий язык на фронте, на Изонцо[71] в шестнадцатом году. Мартин Бек пересек улицу, достал план города и посмотрел на него. Потом направился, все еще с картой-схемой в руке, к набережной. Против течения медленно плыл белый колесный пароход с двумя трубами. Мартин Бек посмотрел на него без всякого интереса. Что-то здесь явно было не в порядке. Что-то здесь наверняка было не так. Однако он не мог понять, что именно. 7