— О, не беспокойтесь, капитан. Я действительно сейчас несколько взволнован. Но можете быть уверены, что я никогда не теряю самоконтроль во время работы с людьми. Просто, наверное, их заботы и мысли через меня сейчас передались вам. Сейчас я расскажу самое главное. Заинтересованность разговором не помешала Андрею с большим удовольствием выпить свой внеочередной стакан сока, после которого послевахтенная усталость тут же отступила от него, а на смену ей пришло хорошее настроение. К этому времени совсем позабывший про свой обед доктор достал из кармана пиджака курительную трубку и зажал ее между зубами. Он, как и любой человек на корабле, и не подозревал, что она предназначена для курения табака, ведь это было строго запрещено. Когда-то давно он нашел ее в вещах своего отца, и ему нравилось просто крутить ее во рту, как это было изображено на одной из семейных фотографий. Задумчиво прищурив глаза и не вынимая изо рта пустой трубки, доктор Берг продолжил начатый разговор: — Капитан, я как главный и единственный психоаналитик в нашей команде должен поставить вас в известность, что на корабле снова может наступить смута. Сейчас уже подрастает пятое поколение экипажа «Надежды», а навигационный компьютер корабля все еще молчит. Люди устали жить внутри разогнанной груды металла. Последний месяц у меня не было и часа свободного времени — я каждый день принимал подверженных стрессу людей. — Да, доктор. Но разве это назревающая смута не является периодическим проявлением кризиса молодого поколения, как написано в нашем бортовом журнале? — Я понимаю, о чем вы говорите. Действительно, журнал говорит об опасности, которая грозит «Надежде» каждые 25 лет. Ведь еще конструкторами корабля была предусмотрена одновременная смена поколений для более продуктивного продолжения рода. И сейчас настал период, когда на корабле три поколения: мы — старики, вы — взрослые да вошедшее в переходный возраст наше подрастающее поколение. Они и подвержены больше всего депрессии и саморазрушению, по крайней мере, они будут им подвержены до той поры, пока им не разрешат создавать свои семьи. — Доктор, вы же знаете, что это невозможно. Руководство по полету четко прописывает режим продолжения рода. Им будет позволено иметь двоих детей, которых они должны будут родить строго в течение пяти лет после своего двадцатипятилетия. — А почему же это ваше руководство не в силах ответить на вопрос: когда же мы прилетим хоть куда-нибудь? Капитан тоже не знал ответа на этот вопрос. Он мучил его все время пребывания на этой должности. Ведь каждый день, проходя по палубе «Надежды», обедая в ее кают-компании, он читал в направленных на него взглядах только этот вопрос и не мог ответить на него. Это было самым сложным в его работе. Конечно, и сейчас он мог хоть для подобия какого-то ответа впасть в научные дерби и рассказать собеседнику о том, что инженеры, построившие их корабль сто лет назад, превзошли сами себя. Они спроектировали его так, что он мог поддерживать жизнедеятельность заселяющих его колонистов практически вечно. Андрей мог бы рассказать о такой новой науке как космическая навигация, поделиться своими личными расчетами, согласно которым они могли рассчитывать на приземление на благоприятной для колонизации планете в ближайшие десять лет. А еще он мог повторить пропагандистские лозунги Объединенного Космического агентства Земли, придуманные для заселения бесстрашными людьми первого корабля серии «Пилигрим». Но он не стал этого делать. Он сам стал чувствовать, что теряет уверенность в благоприятном исходе экспедиции, а главное — терять веру в ее целесообразность и важность. Доктор Берг как будто прочел его мысли: — Простите, капитан. Видимо, я поднял совсем нежелательную тему для разговора. Андрей отвлекся от своих мыслей и постарался воодушевить собеседника: — Мы уже чертовски долго в пути, доктор. Но я думаю, все будет хорошо и мы скоро найдем для себя какую-нибудь уютную планетку в системе Альфа Центавра, как на это и рассчитывали наши предки. — Я очень рад это слышать, Андрей, только не думай, пожалуйста, что я затеял весь этот разговор только для того, чтобы по долгу службы прощупать вас как капитана корабля на предмет подверженности общему стрессу. Я действительно как обычный пассажир или член экипажа «Надежды», что, по сути, является одним и тем же, хотел поговорить с вами о наших текущих делах. Капитан Федоров понял, что разговор окончен, и стал вставать из-за стола, прощаясь с доктором Бергом. — Спасибо за прямолинейность, доктор. И все-таки скажу для отчета: с нервами у меня все в порядке. Я ведь в данный момент не просто пассажир «Надежды», я ее капитан. И этот статус придает мне необходимые стойкость, выдержку и душевные силы. Я принял к сведению вашу информацию о стрессовой ситуации на борту корабля и буду следить за обстановкой. Но надеюсь, что, говоря о предстоящей смуте, вы ошибаетесь. — Дай-то бог, капитан. Но все же не недооценивайте ситуацию. До свидания. Андрей вышел из кают-компании с двойным чувством неуверенности. Пока он шел по главной палубе корабля, полностью опоясывающей его по окружности, мысли крутились вокруг своей пошатнувшейся уверенности в благополучном исходе миссии «Надежды». Конечно, в бортовом журнале их предки писали о своих мотивах быть первопроходцами космоса, а в руководстве по полету говорилось о необходимости колонизации человеческим видом планет вне Солнечной системы для увеличения шансов сохранить человечества во Вселенной как биологического вида. Но как же их предки согласились на такой длительный полет? Кто дал им право решать за детей и внуков, где им будет предначертано жить? Но тут увиденная Андреем картина заставила его изменить свое мнение — родители все-таки должны иметь право влиять на жизнь своих детей. Навстречу ему почти в полном составе, то есть в количестве восьмерых человек, шли люди Службы безопасности корабля. Они были одеты в черные, окантованные синими полосками комбинезоны, а вооружены дубинками и электрическими шокерами. Немногочисленная группа органов правопорядка корабля вела как видно только что арестованную шайку подростков, среди которых капитан Федоров заметил своего сына. Чувство глубокого стыда за своего отпрыска, казалось, намертво вколотило капитана в пол. Его единственный ребенок уже не раз задерживался Службой безопасности за мелкое хулиганство. Но высокий пост отца помогал ему не засиживаться в единственном на корабле полицейском участке. Но только теперь, увидев сына среди арестованных в окружении наряда полиции, Андрей понял, что больше не потерпит такой его образ жизни. Сейчас капитан пытался быстрее пережить тот момент, когда начальник Службы безопасности корабля, его друг и соратник Дилон Страйк выводил Дениса Федорова из-под кольца охраны и вручал его отцу. — Нарушение общественного порядка и преднамеренная порча имущества, — отчеканил отцу правонарушителя всегда немногословный блюститель порядка. — Вся шайка горланила у торгового центра деморализующие песни, а потом, потратив все свои баллы, парень купил гитару и тут же разбил ее. Передаю его вам. — Спасибо, Дилон. Я обязательно накажу его. Больше такого не повторится, — чуть раскрасневшийся от стыда отец пожал руку полицейского и тот отправился догонять своих ушедших вперед коллег. Андрей посмотрел на своего сына. Пятнадцатилетний правонарушитель явно не чувствовал особых угрызений совести и старался выглядеть непринужденно: — Отец, давай не создавать заторов и привлекать внимание прохожих. Пошли домой. Ты ведь шел к нам в каюту? Андрей шел рядом со своим оболтусом и думал о причинах его недопустимого поведения. Мать Дениса умерла в результате несчастного случая десять лет назад, почти сразу после избрания Андрея на должность капитана корабля. И сам Андрей был в какой-то степени причиной ее смерти. А произошло вот что. Во время его вахты в больничном отсеке корабля, где работала медсестрой жена нового капитана, произошла авария и начался пожар. Инструкция говорила о необходимости герметизации отсека и откачки из него кислорода. Конечно, Андрей сделал все, чтобы успеть эвакуировать из аварийного отсека всех людей, но пожар распространялся с угрожающей силой, а оставшиеся в окружении огня три человека все равно не могли быть спасены. Он был вынужден нажать на кнопку задраивания пожарных переборок и открывания кингстонов для удаления воздуха из горящего отсека. Он должен был так сделать, и он сделал это. В тот момент он бы согласился сам сотни раз изжариться в пожаре или умереть в конвульсиях от недостатка кислорода, лишь бы не выполнять свой капитанский долг. Тогда он потерял свою жену, мать своего сына, а в глазах людей стал полноправным капитаном «Надежды». С тех пор он пытался дать своему сыну все то, чего тот лишился со смертью своей матери. Разбалованный юнец почувствовал свою власть над отцом и выбрал в жизни не ту дорогу. Андрей пытался не идти в открытую конфронтацию с сыном, чтобы не потерять и его. Он уже знал, как накажет провинившегося, и решил перед этим разобраться в ситуации. — Денис, зачем ты опять устроил беспорядок на корабле? — Я же просил называть меня просто Дэном. — А я просил не нарушать руководство полета, просто Дэн, — спокойно сказал отец, беря верх в разговоре. Поняв, что от конструктивного разговора не уйти, Денис решил рассказать отцу обо всем: — Мы с друзьями всего лишь спели пару песен о возвращении домой, о том, как хорошо было бы повернуть корабль назад к Земле. Ну, ты знаешь эту песню нашего Мэла Великолепного. Андрей вспомнил корабельного смутьяна и музыканта, который с завидным упорством пытался разрушить хоть какой-то порядок на корабле. Недавно тот только что отсидел двухдневный арест на гауптвахте, но капитан искренне жалел, что в руководстве по полету не встречается более суровая норма наказания для таких персонажей. Следовало навести порядок в мозгах юноши, загрязненных творчеством этого деструктивного элемента, а еще говорят, что любое творчество возвышенно. — Дэн, подумай, какой смысл лететь сто лет по направлению к Альфа Центавра и сейчас, когда мы почти на месте, поворачивать назад. Какими идиотами будут выглядеть твои же внуки, прилетевшие обратно на Землю двести лет спустя на уже антикварном звездолете? Ответа у запутавшегося молодого человека не было. — А скажи на милость, зачем ты разбил гитару? — Мы ее купили на свои же баллы. Почему мы не могли делать с ней все, что нам захочется? — Потому что, если бы не ты, она могла бы пригодится кому-то еще. — Но ведь в учебниках по истории говорится, что на Земле люди могли делать со своей собственностью все, что им заблагорассудится. — Но борту «Надежды» так не поступают. Это понятно? — Да, сэр, — подходя к каюте, перешел на официальный тон Денис, чувствуя, что разговор окончен. — Для того, чтобы ты лучше это усвоил, я заключаю тебя под домашний арест, — поставил точку в разговоре Андрей, приглашая сына войти в их каюту. Денис, понурив голову, зашел внутрь, и отец с помощью панели управления закрыл замок двери. Немного отдохнув от вахты, капитан «Надежды» отправился в свой кабинет. Далее его день не отличался от вереницы таких же дней до этого в течение последних лет. Он работал с немногочисленными документами корабля, а также посвящал время всевозможным инспекциям и рабочим совещаниям с людьми, ответственными за тот или иной жизненно важный технологический процесс на корабле. Вот и сегодня капитан Федоров с группой техников проверил ресурс реактора и посетил малые оранжереи корабля, где выращивались цитрусовые и кофе. И с реактором и с оранжереями все было хорошо — они будут способны обеспечивать потребности колонистов еще не одно десятилетие. Правда, Андрей искренне надеялся, что в этом не будет необходимости. День, чисто условно называемый так на борту космического объекта промежуток времени, близился к концу, когда капитан, закончив с делами, направился из рабочего кабинета к себе в каюту. Войдя в нее, он обнаружил, что его наказанный сын сбежал из-под домашнего ареста, хитро взломав панель замка двери. На душе сразу стало скверно. Быстро перекусив, капитан Федоров отправился на капитанский мостик на свою любимую вечернюю вахту. Тут его с нетерпением поджидал вечно спешащий быстрее улизнуть с дежурства второй штурман корабля Саид Джабраилов. Холодно попрощавшись с сегодня каким-то особенно взвинченным сменщиком, Андрей снова подошел к обзорному иллюминатору и погрузился в созерцание пути. Первые часы своей вечерней вахты капитан «Надежды» всегда посвящал своей рукописи. Он давно хотел создать нечто вроде более понятной и приспособленной для потомков первых членов экипажа корабля копии бортового журнала и руководства к полету. Инструкции по поведению на корабле инженеров с Земли и выводы, сделанные на основе жизненного опыта поколений «Надежды», слагались под пером Андрея в книгу под названием «Путеводное слово». Лишь раз капитан злоупотребил своим чином, для того чтобы достать такой дефицитный на корабле товар, как большой, зачем-то украшенный красивым переплетом чистый блокнот и чернильное перо. Изложение своего видения истории корабля и занятие каллиграфией помогали обрести гармонию с самим собой и скоротать время. Сегодня Андрей закончил последнюю главу своей рукописи, где говорилось о недопустимости существования в любом справедливом обществе такого понятия, как «свобода совести». Капитан не был юристом, и это где-то нечаянно ухваченное его сознанием выражение имело несколько другой смысл. В его рукописи он видел будущее человечества как общность свободных людей, живущих по совести. Когда до конца вахты капитана Федорова оставался один час, его мысли прервал тихий женский голос, принадлежащий Монике Мозарини. Она часто приходила к нему на мостик, чтобы, как она говорила, разбавить его одиночество. Андрей, поначалу не одобряющий ее отвлекающие от дел визиты, теперь не мог представить себе вечернюю вахту без своей собеседницы. Моника была чуть моложе его и имела с ним один общий факт из жизни. Десять лет назад ее мужа вместе с Людмилой Федоровой и еще одним человеком Андрей обрек на верную смерть, задраивая отделяющие их от жизни пожарные переборки в горящем медицинском отсеке. Моника нисколько не винила капитана в смерти своего мужа, а наоборот, нашла в нем родственную душу, пережившую такую же потерю близкого человека. Теперь же их связывало нечто большее, чем чувство взаимоподдержки, определение чему Андрей боялся давать. Как всегда они разговаривали о разных мелочах, рассказывали о произошедших за день событиях. Слушая ее, Андрей переставал думать о таких проблемах, как побег из дома своего сына или назревающее новое недовольство экипажа. Разговор с Моникой каждый раз придавал ему новые силы и не давал его сознанию покинуть мрачную, кажущуюся заброшенной рубку корабля и раствориться в разглядываемых ледяных звездах. В конце разговора Андрей передал своей подруге то, о чем он разговаривал с доктором Бергом. Она сразу поняла, о чем речь, что подтвердило теорию доктора психологии. — Я сама хотела когда-нибудь поговорить об этом с тобой, — призналась Моника. — Действительно, люди очень обеспокоены. Даже по пессимистичным прогнозам, написанным в нашем руководстве по полету, компьютер уже давно должен был засечь какую-нибудь пригодную для посадки планету. — Беспокоиться не о чем. «Надежда» сможет прокормить нас еще не один десяток лет. — О! Ты не понял. Люди живут не для того, чтобы жить. У нас всех, как и у наших отцов, были решимость и мужество противостоять всем трудностям и стойко совершать полет только благодаря тому, что у нас была цель. Идея, ради которой можно было и потерпеть. Сейчас идея размыта временем и состоянием материального благополучия, обеспеченным нашим отлаженным кораблем. Люди потеряли цель в жизни, они потеряли надежду. — Да, мне кажется, ты права. Но что же делать? — Я бы на твоем месте завтра же объявила по общесудовому радио, что компьютер засек благоприятную для колонизации планету, и через несколько месяцев мы будем у цели. Это возродит души людей. — Но что же будет через эти самые несколько месяцев? Дав людям несуществующую надежду, обманув их, мы только ухудшим обстановку и спровоцируем настоящий хаос. К тому же сейчас любой, кто подобно впередсмотрящему на каравелле Колумба необоснованно выкрикнет «Земля!», будет тут же выкинут за борт. — Наверное, ты прав. Как же улучшить положение людей? — По-моему, мы вообще слишком разбаловались тут, в уютных каютах нашего гениально сконструированного создателями корабля. Видишь ли, устали лететь… А кто вообще сказал, что этот полет затевался для того, чтобы получить удовольствие? А кто знает, что ждет нас при высадке с корабля? В лучшем случае мы будем работать по восемнадцать часов в сутки над строительством нашей колонии на совершенно незнакомой и, возможно, опасной для людей планете. А вдруг мы вообще нарвемся на каких-нибудь злобных инопланетян? Даже если и не злобных, так это мы для них, а не они для нас будут пришельцами и они могут посчитать необходимым уничтожить нас при первых трудностях во взаимопонимании. Кто-нибудь думал об этом?!! Тут и без доктора Берга было понятно, что Андрей тоже испытывает колоссальное нервное напряжение. Он слишком сильно переживал за своих подчиненных, но Моника смогла успокоить его лучше, чем это смогли бы сделать таблетки. Она подошла к нему и молча обняла его за плечи, положив голову ему на грудь. — Прости меня, Мон. Я, кажется, сорвался — сегодня был довольно тяжелый день. Забудь, о чем я говорил — это очень маловероятно. Все будет хорошо. Андрей прижался к голове своей подруги. Теперь действительно у него на душе полегчало. Тяжелые мысли оставили его, легкие задышали полной грудью, а тело наполнила приятная нега от сознания близости с Моникой. Он провел подбородком и щекой по ее душистым волосам, и ему страшно захотелось поцеловать ее. В тот же миг Моника подняла голову с его груди и посмотрела прямо ему в глаза. Секунду спустя их губы соединились в нежном поцелуе, остановить который не могли даже звуковые сигналы неожиданно ожившего главного навигационного компьютера. А веселая трель датчиков навигационного компьютера могла означать только одно — скорый конец затянувшегося путешествия «Надежды». Сразу не поверившие своим ушам Андрей и Моника разомкнули свои объятия и подбежали к панели управления кораблем, чтобы убедиться, что происходящее вокруг не является плодом их воображения вследствие эйфории от недавнего поцелуя. Нет, все было верно. Сигнал компьютера, ожидаемый всеми предыдущими капитанами корабля за все эти десятки лет, свидетельствовал о наличии по курсу подходящего объекта для остановки. Совсем недалеко в космосе была обнаружена космическая станция. Андрей еще раз проверил показания приборов: — Все верно. Космическая станция инопланетной цивилизации. — О боже! — воскликнула Моника. — Чужая раса. А если они уничтожат нас? Может, стоит проскочить мимо? — Вряд ли это возможно. Компьютер считает, что они стоят на более высоком технологическом уровне и смогут перехватить нас. Мы, конечно, рассчитывали на славненькую необитаемую планету, но, видимо, сначала мы должны навестить хозяев этой части Галактики, спросить разрешение и установить контакт. Так что выбора у нас нет. — И скоро мы увидим наших братьев по разуму? — Станция совсем близко прямо по курсу корабля. Это сравнительно небольшой объект в масштабах космоса, поэтому компьютер засек его только теперь. Если бы не необходимость плавной остановки всей нашей махины, мы были бы там уже завтра. А так мы доберемся до нее дней через десять. В таком режиме торможения даже не придется использовать антигравитационные капсулы… Капитан «Надежды» не успел произвести окончательный расчет и спланировать свои ближайшие действия в создавшейся ситуации, как вдруг двери капитанского мостика растворились и через них вбежал взволнованный сын капитана Денис. Было видно, что случилось что-то экстраординарное, поэтому отец не стал начинать диалог с темы побега последнего из домашнего ареста.