– Что случилось? Насколько все плохо? – Неплохо, – уверяю я его. – Ты ходил на охоту? – Кролик практически умолял, чтобы его поймали. Я пошел искать тебя. – Брат сел на корточки. – Зачем? Тебе следовало остаться с Уэслином. – Ты не должна была быть там одна. Что случилось? Моя вина за то, что я вызвала беспокойство Элоса, незаметно переходит в раздражение. Я могу сама о себе позаботиться. – Уэслин… У меня нет времени объяснять дальше, потому что блуждающий взгляд Элоса остановился на мече, лежащем в нескольких шагах от меня, крошечное пятнышко крови окрашивает кончик. В мгновение ока мой брат вскакивает на ноги, крепко сжимая в руках рубашку Уэслина, и прижимает его к дереву. – Элос! Он игнорирует меня и продолжает пристально смотреть на Уэслина, мышцы на его руках напрягаются по краям белых рукавов. Недоумение пронзает меня при виде этой безжалостной хватки, нежные руки Элоса внезапно превратились в оружие. Вся картина совершенно на него не похожа, так как мой брат не боец. – Я в порядке, – настаиваю я в третий раз, заставляя себя подойти к ним, несмотря на ужасную боль, которая это вызывает. Уэслин ничего не говорит и не предпринимает никаких попыток освободиться, хотя, вероятно, принц может сравниться по силе с моим братом. Почему-то от этого становится только хуже. – Это несчастный случай. Там был медведь. Элос все еще не слышит меня. Слегка безумная напряженность в глазах, омрачающая лицо брата, пугает меня. Лицо незнакомца. Мое сердце тревожно колотится. – Элос, – говорю я, на этот раз более настойчиво. – Возвращайся. Что-то в моем голосе, вероятно, привлекает его внимание, потому что, наконец, он моргает и немного ослабляет хватку. – Медведь? Я выдыхаю воздух, который так долго задерживала. – Просто черный медведь. Мы его спугнули. Однако нам следует двигаться, если мы не хотим снова столкнуться с ним, – я многозначительно смотрю на кулаки, удерживающие Уэслина на месте. Элос колеблется еще немного, затем устремляет на Уэслина взгляд, который мог бы соперничать с лучшим взглядом Вайолет. Этот взгляд напоминает мне рога, заостренные до острия. Это сулит смерть. – Больше не прикасайся к ней, – приказывает он тихим голосом. – Ты не прикасаешься к ней. Понял? Я поражаюсь тому, как не прошло и двух недель с тех пор, как мы стояли за пределами замка, подчиняясь власти Уэслина. Теперь мы здесь, с братом, который вцепился в его рубашку мертвой хваткой. Уэслин ничего не говорит, и Элос, похоже, принимает это за согласие и отпускает его. Одиннадцатая глава Как только мы разбили наш скудный лагерь, Элос доставил нас обратно на берег озера. Долина имеет склонность небрежно сбивать своих обитателей с пути истинного, и, взрослея, мы могли бы терять часы в день, пытаясь исправить нарушенный курс. Но по какой-то причине это озеро всегда оставалось на месте, неизменным, поэтому мы будем следовать по его береговой линии на юг, пока не достигнем конца. В течение всего утра Элос оставался за главного. Уэслин следовал за мной, в основном изучая свои ноги, чтобы не споткнуться. Мрачное молчание окутало нашу группу после ссоры. Несмотря на то, что стоять прямо больно, а ходить еще больнее, я делаю все возможное, чтобы соответствовать их темпу. Я не буду отвлекать их понапрасну, и, по крайней мере, мне удалось закопать свою пропитанную алым цветом рубашку в землю, прежде чем мы покинули лагерь. Не нужно заманивать хищников запахом засохшей крови. Не слишком густой лес у кромки воды – хорошее отвлечение от боли. Он пышный и освещенный продолжающейся симфонией, быстрыми стуками дятла, дрожащими кустами, пронзительными свистками оленьих мышей и полевок. Узел, который накапливался во мне в течение нескольких дней, немного развязывается при звуке. Когда мы идем, наши пути пересекаются с белками и куропатками, кроликами и даже парой воронов. Ни один из них не является их магическим двойником, и я в замешательстве изучаю их убежища. В какой-то момент Элос ловит мой нахмуренный лоб и тянется назад, чтобы ударить меня по руке. Затем он поднимает с земли какой-то предмет и бросает его в меня. – Ты серьезно? – усмехаюсь я. Он пожимает плечами. – Я увидела, что это было, прежде чем ты это бросил. – Звучит так, будто ты избегаешь догадок. – Мне не нужно гадать, – говорю я с притворным отвращением, растягивая каждый слог. – Это был комок грязи. Его губы изгибаются в легкой улыбке. – Уверена, что грязь? Я немедленно останавливаюсь и смотрю на маленькую отметину на моей сиреневой рубашке. Затем осматриваю землю. – Элос. Он не сбивается с шага. – Элос, я клянусь… – Что случилось? – интересуется Уэслин усталым голосом. Я прикусываю язык, не желая признавать, что мой брат, возможно, бросил в меня помет. Мой брат злобно ухмыляется, понимая и сомнения… – Ничего, – фыркаю я, продолжая идти вперед. В любом случае это была грязь. В следующий раз, когда Элос оглядывается, уголки его рта опускаются. – Подожди. Ты хромаешь. – Я в порядке, – говорю я, хотя на самом деле боль, которую усиливает каждый шаг, проникает глубже, чем небольшой участок разорванной кожи; боль пронзает мой живот и тянется к спине, распространяясь по всему животу. Я была полна решимости ничего не говорить; каждый проходящий час приближает Финли и остальных пострадавших к смерти, и каждое мгновение, не потраченное на помощь им, а потраченное впустую. Бескорыстие требует жертв. Я знаю это и могу преодолеть боль ради своего друга, если не ради кого-то другого. Это то, что сделал бы мой брат. Это то, что буду делать я. Но мой брат хватает меня за руку и заставляет остановиться, прежде чем мы зайдем достаточно далеко. – Дай мне посмотреть, – инструктирует он. – Я же сказала, что в порядке. – Это не так, и я должен был заметить это раньше. Дай мне взглянуть. Уэслин подходит ко мне сзади. – Нам нужно остановиться? – Нет, – отвечаю я в тот же момент, когда мой брат говорит: «Да». Уэслин переводит взгляд с нас двоих на него, потом обратно, туда, откуда мы пришли. Мой брат тянется за моей рубашкой, и я шлепаю его по руке. – Рора, – сказал Элос так, как будто кто-то учит непослушного ребенка. Я ощетиниваюсь от его тона. – Ты только замедлишь нас, чем хуже будет, – рассуждает он, предугадывая мои аргументы. Негодование пронзает меня насквозь. Бремя, если остановлюсь, бремя, если продолжу идти. Почему он ограничивает меня ролью, от которой я полна решимости сбежать? Уэслин делает шаг ближе, и, наконец, я смягчаюсь, хотя бы для того, чтобы не дать ему подойти слишком близко. Я стою к нему спиной и задираю рубашку до пупка, обнажая перевязанную рану от меча. Элос снимает обертку так осторожно, как только может, но мне все равно приходится стискивать зубы, пока он работает. – Выглядит чисто, – объявляет он, осматривая порез. – Просто процесс исцеления. – Отлично. Так что мы можем продолжать двигаться. Он качает головой. – Мы должны остановиться на ночь. Тебе больно. – Не нужно, – отвечаю я. – Я справлюсь с этим. – Будь благоразумна.