– Я веду себя разумно. Это ты позволяешь эмоциям затуманивать твое суждение. Как обычно. – У реки, Рора… – Одна ночь, – говорит Уэслин, встав между нами с компромиссом, – Остановимся пораньше. Как насчет того места? – он указывает на едва видимый вход в пещеру на западе. Поскольку над головой сгущаются темные тучи, поиск укрытия, скорее всего, неплохая идея. – Может быть, подойдет, – соглашаюсь я со всем достоинством, на которое способна. – Если только там не живет кто-то другой, – замечает Элос. «Слабая, – шепчет мой мозг. – Слабая. Слабая». Я хватаюсь за подол рубашки, устав от этого голоса. Уэслин чешет затылок. – Тогда, может быть, нам стоит проверить это. – Вы останетесь здесь, – Элос резко бросает свой рюкзак. – Ты ничего не проверяешь. Рора, не спускай глаз с горизонта. С этими словами он устремляется к пещере, предположительно, чтобы обшарить темноту своими лисьими глазами, ушами и носом. Мы с Уэслином стоим молча, старательно избегая взгляда друг друга. Я осматриваю периметр, затем оглядываюсь на Уэслина, который скрещивает руки на груди, затем отмахивается от насекомых, затем волочит ногу по земле. Похоже, ему нравится чувствовать себя бесполезным не больше, чем мне. Я прикусываю губу, затем решаюсь. – Ты не можешь позволить своему вниманию задерживаться на одном месте слишком долго. Особенно, если ты на разведке, – добавляю я, отмечая его озадаченное выражение лица. – Держи глаза и уши открытыми. Помоги мне, пожалуйста, вести наблюдение. Он ждет, молча оценивая меня, словно пытаясь определить, искренняя ли просьба. – Я не могу смотреть везде сразу, и мне не очень хочется, чтобы меня сегодня съели. Ты присоединишься ко мне или нет? – я отворачиваюсь. Уэслин не отвечает, но краем глаза я улавливаю новую настороженность в его позе, то, как его бессловесность сменяется другим видом молчания. Я снова сжимаю рот в прямую линию. Когда мой брат вернулся с сообщением, что все чисто, мы отправляемся в пещеру. Круглый, неровный монолит выступает из травянистого хребта, его каменные стены окрашены в красный цвет и окаймлены белыми и бледно-розовыми осадочными полосами. Мох обнимает стены по обе стороны от входа, в то время как нежные папоротники растут колышущимися рядами внизу. Внутри цвет камня скорее коричневый, чем розовый. С прядями солнечного света, освещающими половину главной пещеры водянистым светом, я обхожу различные каменные полки, выступающие по бокам, затем неглубокий бассейн с водой, установленный на гладком полу. Густая прозрачная жидкость стекает по стенам еще дальше. Я рассматриваю его более внимательно. Сосновый сок. – Это хорошая находка, – говорю я Уэслину, слова слегка приглушены камнями. Хотя пещера сужается в глубине, пространство за ней слишком темное, чтобы что-то разглядеть. Элос выбирает место, чтобы выпотрошить пойманного им кролика, пока я собираю хворост для костра снаружи. Сидя на небольшом расстоянии, Уэслин делит свое время между наблюдением за нашей работой и тем, чтобы делать что-то своими руками. Я не могу разглядеть этого, потому что он закрыл обзор своим рюкзаком. Возможно, принц читает. Приготовленный кролик восстановил силы, но не успеваем мы все доесть, как Элос вскакивает на ноги и хватает свой рюкзак. – Я собираюсь поискать растение, которое поможет справиться с болью, пока еще светло. Я смотрю, как он закидывает сумку на плечо и приглаживает волосы назад, в нем чувствуется нерастраченная энергия. – Тебе не нужно спешить, – протестую я. – Ты не должен… – Оставайтесь здесь, – лишь бросает он и уходит. Воздух в пещере плотный и холодный, и откуда-то доносится слабый звук капающей воды. Не глядя на Уэслина, я отодвигаюсь в сторону, чтобы прислониться спиной к одной из входных стен. Это движение дается мне с трудом, но дополнительная поддержка уже приносит огромное облегчение. Слабая. «Прекрати», – велю себе я, заглушая голос. Как приятно немного отдохнуть. Элос удаляется все дальше, а затем полностью исчезает из вида. Я смотрю ему вслед. – Мне жаль, – говорит Уэслин, привлекая мое внимание. Он склоняется над книгой в кожаном переплете, где он ведет записи. Волосы свободно падают ему на лоб, принц указывает ручкой на мой живот. – Мне следовало быть более осторожным. – Я действительно в порядке, – отвечаю я, массируя виски ладонями. Он фыркает. – Ты говоришь, как мой брат. Опустив руки, я бросаю на него острый взгляд, отмечая нейтральные черты его лица. На мгновение мне кажется, что стойкий и мужественный принц действительно улыбается. – Ты не можешь исцелить себя сама? – спрашивает он, уводя разговор от своей семьи. Я продолжаю массаж и закрываю глаза. – Нет. Порыв ветра свистит в отверстии пещеры, поднимая мои волосы с плеч. В воздухе витает запах грядущего дождя. – Почему? Хотя я многозначительно поднимаю брови, его, похоже, не смущает мое раздражение. Типичные королевские манеры. – Перемещение требует определенного количества обмена энергией, – рассказываю я. – Чтобы изменить свои черты, я должна изменить состав своего тела. И если часть этого будет повреждена или пропадет, я не могу просто создать постоянную замену из ничего. Поэтому я не могу исцелить себя. – Все равно не понимаю. Нотка неуверенности в его голосе немного расслабляет меня. Как будто его вопросы действительно просто вопросы. Это не обвинения, к которым я привыкла всякий раз, когда всплывает моя природа оборотня. Я начинаю снова более спокойным голосом. – Пока я видела человека хотя бы один раз, я могу преобразиться в его форму. Для этого я могу изменить форму своих глаз, или носа, или рта. Я могу вырасти выше или стать ниже ростом. Я могу удлинить волосы или талию. Я могу изменить свои кости, если захочу. – я готовлюсь к вздрагиванию, гримасе или какому-то знаку опасения, чтобы окрасить его лицо. Ничего не приходит. – Все эти части сделаны из материи, поэтому сделать их больше значит взять на себя больше, а сделать их меньше – избавиться от некоторых. Поскольку я не могу создавать материю из ничего, мне приходится либо заимствовать у окружающего мира, либо на некоторое время отказаться от чего-то своего. – Ты одалживаешь. Теперь он действительно выглядит немного скептически. Раздраженная, я машу ему рукой, чтобы он придвинулся поближе. После небольшого колебания он откладывает ручку и садится напротив меня. Как и сегодня утром, его внезапная близость кажется странной, спокойная энергия – незнакомой. Как будто мы друзья, ведущие нормальный разговор, а не два человека с одним общим другом и историей избегания друг друга. Но он здесь, поэтому я указываю на пятно на полу пещеры и говорю ему, чтобы он внимательно следил за ним. – Смотри туда, а не на меня, – повторяю я, когда его взгляд возвращается к моему лицу. Нахмурившись, он смотрит в землю, как ему было велено. Тепло разливается по моему телу, и я чувствую, как моя талия сжимается, а ноги удлиняются, вьющиеся волосы падают на середину позвоночника. В камне, который изучает Уэслин, есть дыра. Он дергается назад и смотрит на меня, его глаза расширяются, когда он видит лицо Энслей, а затем остальную часть ее дублированного тела. – Что ты сделала? – Я позаимствовала часть скалы. – Я протягиваю ему свои длинные локоны, чтобы он увидел. – Обычно я беру из нескольких мест, а не только из одного, так что вы даже не замечаете, что чего-то не хватает. Или из воздуха – тоже незаметно. – Обманчиво, – говорит он, но его голос пронизан светом. Почти как уважение, но в этом нет никакого смысла. Уэслин мало заботится о моих способностях к перемещению. Он достаточно ясно дал это понять. Я киваю на дыру. – Теперь посмотри еще раз. На этот раз мне не нужно напоминать ему, чтобы он не отводил взгляда. Углубление в камне снова становится гладким, когда мое тело возвращается к своей естественной форме. По мне пробегает дрожь. – Ты вернула, – замечает принц, опираясь на руки и с любопытством наблюдая за мной. – Материя всегда рано или поздно возвращается к своему первоначальному источнику. Она отступает сама по себе. Самое долгое, что я когда-либо держала в руках, было два дня, и это было утомительно, – повторив его позу, возвращаюсь в прежнее положение у стены. – Я не могу исцелить себя, потому что для замены поврежденных или отсутствующих частей мне пришлось бы позаимствовать материю. И ничто заимствованное не может навсегда остаться частью меня. Исцелить себя таким образом означало бы войти в вечный, истощающий цикл вытягивания и высвобождения. В этом не было бы никакого смысла. Некоторое время никто из нас больше не произносит ни слова. Я делаю несколько глотков воды, когда Уэслин возвращается к своей ручке и книге, затем достаю немного сушеной малины из своего пакета, наслаждаясь терпкостью, которая остается на моем языке. Ворон садится на ветку снаружи, и мои мысли обращаются к его волшебному двойнику, птице с черным клювом и перьями, тонкими и острыми, как рапиры. Это тот, кто должен быть там. – Тебе больно? – спрашивает Уэслин, как будто мы разговаривали все это время. Ясно, что он имеет в виду не рану. Я медленно кладу фрукт на стол. – Никто никогда не спрашивал меня об этом. Кроме Финли. – Он спрашивал? – Да. В тот день, когда мы встретились. Уэслин определенно улыбается сейчас, хотя и совсем немного, когда его внимание переключается на горизонт.