– Пошли, или отец оторвет мне голову. – и, не дожидаясь ответа, он разворачивается. Искоса смотрю на двери гостиной в другом конце коридора. Не собираюсь возвращаться туда без него, поэтому, смирившись, следую за Финли. – Почему цветы? – спрашиваю я, пока мы спускаемся по винтовой лестнице мимо озадаченных, кланяющихся слуг. – Для мамы. Представлять ее интересы. – Садовник не мог принести их для вас? – Это личное. Чтобы избежать нежелательного внимания со стороны толпы, которая сейчас собирается на лужайке перед замком, Финли выводит нас через заднюю дверь, скрытую в северном крыле, кивая любопытным молодым стражникам. Моя кожа покрывается испариной, кажется, всего за несколько мгновений, пока я иду за ним через сад с живой изгородью, через рощи красных кленов, мимо домика садовника и старого, редко используемого каретного сарая к потайной двери во внешней стене. Ползучий плющ и поросшие мхом трещины скрывают от посторонних глаз железное кольцо с ключами. – Финли, – предупреждаю я, чувствуя, как у меня покалывает в затылке. – Хорошо, я солгал, – вытащив тяжелый ключ из-за камня, он распахивает дверь и жестом приглашает меня войти первой. – Но ты должна признать: тот факт, что ты не поняла этого раньше, доказывает мою правоту. – О чем ты говоришь? – Мы оба знаем, что тебе там не хватало воздуха, – Финли закрывает засов, а затем с усмешкой опускает мои скрещенные руки. – Ты что, с ума сошел? – искренне удивляюсь я. Он пожимает плечами и шагает прямо в Древний лес. – Ты не можешь пропустить церемонию, – настаиваю я, даже когда иду в ногу с ним. – Это самый важный день в году! – Нет, – отвечает он, и выражение его лица становится серьезным. – Просто день для глупых традиций и беспочвенных предположений. На этот раз тебе не нужно страдать от последствий. Ты и так делаешь достаточно. Я прикусываю губу. – Думаешь, сегодня будет то же самое? Финли проводит рукой по волосам. – Прошло шесть лет. Я не понимаю, почему должно быть по-другому. – Пожалуйста, скажи мне, что ты не нарушаешь восьмисотлетнюю традицию из-за меня. – Давай же Рора. Я, конечно, хороший, но не настолько. Но Финли действительно хороший. Он делал подобное и раньше, ловко вытаскивая меня из напряженных ситуаций под предлогом того, что ему необходима моя помощь. И только потом, выдержав жалобы и закатывание глаз я узнавала, что ему следовало находиться где-то в другом месте. По мере того как мы поднимаемся, отдаленная болтовня толпы сменяется нежной мелодией леса: ветер треплет листья над скрипящими ветвями, щебечут малиновки и кардиналы, визжат насекомые и мелкие животные, пробирающиеся сквозь заросли шиповника. Сначала я думаю, что он ведет нас к богато украшенному надгробию на могиле своей матери, по ее воле воздвигнутому здесь. Сегодня это имело бы особый смысл, хотя Финли и его семья все равно часто приходят туда. Ну, кроме старшего брата. Если в кухонных сплетнях есть хоть доля правды, Уэслин не ступал в эти леса с того самого дня, как погибла королева Рейнен. Однако наш путь ведет на юг, в совершенно другом направлении от могилы. Земля под ногами становится более ухабистой, трава уступает место дикой растительности и покрытым грязью камням. Дубы, буки, гикори, вязы – древний и непреклонный лес с великанами из давно потерянных времен. Несмотря на мое беспокойство о том, как король Жерар воспримет отсутствие Финли, нельзя отрицать, что узел у меня в животе ослабевает с каждым вдохом лесного воздуха. Ежегодная традиция публичного чтения Предсказания почти так же стара, как сама жизнь на Алемаре. Около восьмисот лет назад, после того, как заклинательница по имени Фендолин впервые объединила одаренных и обычных людей под общим знаменем, с тех пор, как магия появилась на континенте, разногласия относительно линии преемственности разделили ее последователей на враждующие лагеря. Некоторые полагали что ее дочь, Тилиан, была естественной наследницей, поскольку обладала магическим даром. Другие считали несправедливым, что ее сын, Эрадайн, был отвергнут просто потому, что в его венах не текла магия. Затем Вилла Гленвил, одна из ближайших советников Фендолин, бросила вызов обоим детям за право на престол, так как была уверена, что корону необходимо не унаследовать, а заработать. Чтобы избавить народ от взаимной резни, Фендолин предложила компромисс: Эрадайн занял север, Гленвил – среднюю территорию, а Тилиан осталась на юге, где правила ее мать. Но великаны, опасаясь, что семена обиды пустят корни в людях, и не желая участвовать в грядущих неприятностях, попросили, чтобы континент вместо этого разделили на четыре части, оставив пустыню к западу от реки нейтральной территорией, на которую никто не мог претендовать. Все согласились. Перед отъездом, в знак доброй воли, великаны подарили каждому из трех новых правителей птиц самого редкого на континенте вида – лоропинов. Птица, желанная для большинства, потому что ее перо пишет правду о будущем, но только для того, кому его подарили, и только в годовщину того дня, когда оно было подарено. Став свидетелями соперничества, вызванного ревностью, страхом и гневом, гиганты преподнесли свой подарок как символ, чтобы напомнить о том, что только истина и разум должны диктовать свои правила, а не мрачные эмоции. С тех пор ежегодно в знак единства во всех трех королевствах каждый правитель использует свои перья, дабы написать послание, которое, кажется, всегда пишется само, и публично его зачитывает. Всегда расплывчатые слова утешения или предупреждения, редко состоящие более чем из одного предложения, чтобы направлять подданных в будущем году и укреплять свою роль владыки истины. И относительный мир действительно сохранялся до сегодняшнего дня. Семь лет назад, впервые за семьсот сорок один год три пера выдали одни и те же слова для всех трех правителей: смерть двух оборотней. Два года спустя, когда королева Рейнен со своим охотничьим отрядом и двое ее старших детей наткнулись на Элоса и меня, сидящих на корточках в Древнем лесу, был день Предсказания. Третье из шести последовательных ежегодных чтений, на которых произносились одни и те же три слова. Из семи, если на сегодняшнем чтении прозвучит то же самое. В тот день первое землетрясение почти за восемьсот лет обрушилось на землю, вселив ужас в сердца тилианцев, что День Разрушения, который однажды уничтожил мир, может повториться вновь. Именно тогда королева, по общему мнению, искусная наездница, упала с лошади, сломала шею и умерла. Советники короля Жерара увидели в этом предзнаменование. Трагедия, предвещающая конец рода Даноферов, королевской родословной, что тянется вплоть до Фендолины, хотя без брака с одаренными магия в ней исчезла почти за два столетия. Доказательство того, что вспышка магии вновь способна расколоть континент на части. И в центре всего этого, по их мнению, оказались мы с братом. – Рора, – зовет Финли, возвращая мое внимание к настоящему. – Как я уже говорил, мой жест не такой уж бескорыстный. Я подумал, раз мы здесь, ты могла бы мне кое в чем помочь. – Да? – Да, и, думаю… мне понадобится твоя помощь раньше, чем я предполагал. Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как принц спотыкается о корень, словно на бегу. Только на этот раз, когда он выпрямляется, его лицо выглядит пугающе бледным. – Что не так? – спрашиваю я, когда Финли, тяжело дыша, прислоняется к дубу. – Что значит «помочь»? Но глаза юноши стекленеют слишком быстро, зрачки расширяются, как будто у него сотрясение мозга. Он качает головой и, протянув руку, сжимает мою, когда я подхожу ближе, чтобы поддержать его. – Мне кажется… – Финли! – кричу я и едва успеваю подхватить, когда у него внезапно подкашиваются колени. Меня пугает, насколько легко мне удается его поддерживать учитывая, что принц всего на год моложе меня. Или два, или три. На самом деле, это всего лишь предположение. – Фин, поговори со мной, – прошу я, и мое сердце бешено колотится в груди, когда его глаза снова теряют фокус, а рука ослабляет хватку на моей. Мы оба опускаемся на лесную подстилку. – Отпусти его, – умоляю я, склоняясь над застывшим телом, вздымающейся грудью и дрожащей восковой кожей. Тревожные колокола звонят у меня вголове, громко, как часовая башня, отбивающая час, и вместе с ними возвращается покалывание в моей сердцевине. Нити онемения охватывают конечности. Мех на спине, а затем перья по всему телу – мое тело разрывается между порывом спрятаться и желанием убежать подальше от этой сцены, которую я никак не могла предвидеть. – Пожалуйста, только не он. Я с удвоенной силой игнорирую нарастающие звуки скрипящего, стонущего дерева над головой. Слезы наворачиваются на глаза, но я упрямо смахиваю их и качаю головой, не позволяя им упасть. Не позволяю потому что этот день истины всегда был запятнан ложью, так что еще можно добавить к списку? В темнеющем лесу я мысленно повторяю каждую ложь, к которой тянусь, когда кошмары, грязные взгляды, скрытые шрамы и бесконечное отвращение к себе начинают затягивать меня под землю: что моя мать любила меня, прежде чем бросить; что мы с братом не прокляты; что я могу быть хорошей, самоотверженной и достойной любви, несмотря на то, что сделала. Я собираю все воедино, а затем добавляю еще одну ложь к списку: что мой лучший друг, мой единственный настоящий друг, кроме Элоса, не умирает. Но деревья около меня, листья и ветви, указывающие на Финли, словно выстроенные кругом мечи – все они рассказывают другую историю. Вторая глава Финли требуется несколько мучительных, бесконечных минут, чтобы прийти в себя. – Рора? – хрипит он и медленно моргает. Я падаю животом на лесную подстилку. – Не беспокойся, я здесь. Положив его руку себе на плечо, помогаю ему сесть. Финли некоторое время остается совершенно неподвижным, руками опираясь на покрытую листьями землю, его глаза постепенно проясняются. Он с невозмутимым лицом осматривает кольцо деревьев, склоняющихся к нему. – Я понимаю, – это все, что он говорит. Это старое предупреждение, которое пульсирует в моей крови. Его края так знакомо касаются моей кожи. «Вон», – шепчут деревья. – «Прочь». – Ты хорошо себя чувствуешь, можешь идти? Мы должны доставить тебя домой. – Рора, – Финли морщится и сопротивляется моим рукам. – Послушай. Я бы все отдала, чтобы не делать этого, но отвлекаюсь на лес вокруг нас, который уже давно стал неестественно тихим. Ни щебета птиц, ни шелеста листьев на ветру – все звуки исчезли. – Мне нужно было убедиться, – бормочет Финли, и мое сердце колотится от высоты его голоса, слишком громкого в удушающей тишине. В его голосе нет удивления. – Ты подозревал? – Не говори мне, что уж ты – нет. Я сжимаю губы в тонкую линию. В течение четырех лет я работала шпионом короля Жерара, путешествуя по всему Тилиану и наблюдая за настроениями населения. Прислушиваясь к любым проблемам или моментам недовольства, чтобы сообщить короне, и каждый раз надевая другое лицо. Мои возможности ограничены тремя формами животных, но я могу изменить свои человеческие черты, чтобы соответствовать любому человеку, которого видела раньше. Эти обязанности изменились несколько месяцев назад, когда люди начали заболевать, и моей работой стало выявление новых случаев. Болезнь проявляется так же, как и бесчисленное множество других в начале: блуждающие боли, снижение аппетита, тошнота, усталость. Достаточно общий анамнез на ранних стадиях, чтобы невозможно было обнаружить магию, укореняющуюся внутри, по крайней мере, в человеческой форме. Мой мышиный нос с легкостью улавливает запах земли и пепла. Только я никогда не нахожусь рядом с Финли в животной форме. Мои пальцы сжимаются в кулаки по бокам. По мере прогрессирования болезни, призрачную агонию становится легко распознать. Помимо нескольких странных случаев, когда у тех, кто пахнет магией, вообще не развивается никаких симптомов. Эти жертвы склонны к приступам бреда, и тогда природа реагирует на них так: притяжение и безмолвие. Поворотный момент от обычных симптомов к смерти и признак того, что пациенты не протянут и года. Через некоторое время их голоса становятся выше или ниже, жестокие искажения их прежних «я». Хуже того, чувства у них обостряются во много раз: более острое зрение и слух, ощущение вибрации и движения на расстоянии нескольких комнат. Пациенты говорят, что это похоже на ураган, гораздо больший, чем может испытать любой человек, с бесконечной головной болью, стучащей в черепе. Перевозбуждение сводит большинство с ума еще до финальной стадии, когда с их языков срывается только бессмыслица. – Рора, – зовет Финли с улыбкой, приподнимая бровь, когда я не отвечаю. Как будто это я заслуживаю жалости, а не он. Финли, безусловно, является наименее королевской персоной во всех королевствах. – Пойдем, – трясущимися руками стряхиваю веточку со своего платья. – Давай выбираться из этого леса. Ты можешь опереться на меня для поддержки. – Всегда за практичность.