— Трудно сказать. Вряд ли они с мужем — первые владельцы этого особняка. Может, колыбель осталась от прежних хозяев. В таких домах чердаки не разбирают десятилетиями. Я передвинул несколько пыльных коробок и тоже сделал открытие. — А вот этой штучки я не видел со времен детства. — Что ты нашел? — спросил Барри. — Галстучный пресс.[3] Должно быть, им пользовался муж хозяйки. Барри поднял тяжелую раму с большим портретом мужчины с усами в форме велосипедного руля. Чувствовалось, этот человек стоически позировал художнику, писавшему портрет. Рама была позолоченная, с орнаментом из листьев. — Наверное, их банкир, — пошутил Барри. Мы оба засмеялись. — А вот тоже интересная штучка, — сказал я, доставая еще одну, явно фамильную вещь. То была красивая шкатулка из орехового дерева, украшенного изысканной резьбой. Шкатулка была отполирована до зеркального блеска. Ее ширина составляла десять дюймов, длина — четырнадцать, а высота — полфута.[4] Крышка откидывалась на двух больших медных петлях в виде остролиста и не запиралась на замок. По бокам ее удерживали два кожаных ремешка с серебряными застежками. На крышке с большой искусностью и многочисленными деталями была выгравирована сцена рождения младенца Иисуса. — Никогда не видел ничего подобного, — признался я. — Что это? — спросил Барри. — Так называемая рождественская шкатулка, куда складывались рождественские подарки. Какие-нибудь безделушки, небольшие игрушки, открытки. Я слегка потряс шкатулку. Похоже, она была пуста. — Как по-твоему, сколько ей лет? — спросил Барри. — Полсотни, если не больше. Смотри, какая тонкая работа. Пока брат моей жены разглядывал шкатулку, я осмотрел оставшийся фронт работ. — На чердаке, конечно, интересно, но давай продолжим разгрузку. У меня вечером еще куча работы. Я поставил шкатулку, и мы продолжили расчистку пространства для привезенных вещей. Когда мы управились, за окном стемнело. Кери давным-давно распаковала посуду, и нас ждал приготовленный обед. — И как тебе, сестрица, новое жилище? — спросил Барри. — Постепенно я привыкну к такому количеству комнат и мебели из другой эпохи, — отозвалась Кери. — Кстати, а чердак оказался очень интересным местом, — вставил я, но мою реплику заглушил вопрос Дженны. — Мам, а как Санта-Клаус отыщет наш новый дом? — с тревогой в голосе спросила малышка. — Санта-Клаус умеет находить дорогу, — успокоила ее Кери. — Главное, чтобы олени Санты благополучно приземлились на крышу и не напоролись на острые шпили, — пошутил я. Кери бросила на меня косой взгляд. — Что значит «напоролись»? Кто их там будет пороть? — насторожилась Дженна. — Не обращай внимания. Папа шутит. Должно быть, Барри представил себе оленя, угодившего прямо на шпиль, и рассмеялся. — Кстати, а ваша хозяйка будет обедать позже? — спросил он. — Наша работа начнется с понедельника, — ответила Кери. — А завтра хозяйка сама приготовит обед. Во всяком случае, она нас пригласила. — Ты не шутишь? — спросил я. — Ни капельки. Пока вы возились с мебелью, миссис Паркин приходила сюда и пригласила нас на завтрашний обед. — Наверное, это будет очень интересно, — предположил я. После обеда мы горячо поблагодарили Барри за помощь и проводили его. Потом я погрузился в дела своей фирмы, а Кери стала укладывать Дженну спать. — Папочка, ты мне почитаешь? — спросила дочка. — Не сегодня, радость моя. Сегодня у папы очень много работы. — Совсем чуточку! — не отставала Дженна. — Не могу, дорогая. В другой раз. Дженна горестно вздохнула и свернулась калачиком в новой кровати, мечтая, чтобы «другой раз» наступил поскорее. Глава третья Шкатулка для Библии Как известно, воскресенье — день отдохновения от трудов праведных. В этот день полагается ходить в церковь, а оставшееся время проводить в благочестивых размышлениях. Но когда разворачиваешь новый бизнес, зачастую воскресенье становится седьмым рабочим днем. В свое первое воскресенье в особняке миссис Паркин мы позволили себе отдых. Вернувшись из церкви, каждый занялся своим делом. Прежде теснота жилища вынуждала нас куда-нибудь идти или ехать. И вот впервые нам не было тесно. Я дремал у камина в гостиной, Кери читала в спальне, а Дженна тихо играла в детской. И то, что мы находились в разных комнатах, ничуть не уменьшало чувство семейного единения. Без четверти шесть Кери разбудила меня. Мы умылись, переоделись и втроем спустились в столовую Мэри. Там изумительно пахло ростбифом с подливой и свежеиспеченными булочками. Столовая была просторная, убранство — типично викторианское. На полу лежал многоцветный персидский ковер. Между ним и стенами оставалось место, где блестел безупречно натертый паркет. В центре комнаты стоял массивный прямоугольный обеденный стол, накрытый белоснежной кружевной скатертью. С потолка свисала большая венская хрустальная люстра, освещавшая стоявшую на столе вазу с живыми, недавно срезанными цветами. У восточной стены располагался сервант, за стеклами которого виднелась старинная фарфоровая посуда. Противоположную стену занимал камин. Он несколько отличался от камина в гостиной — панели по обе стороны были из более светлых пород дерева (хотя их тоже украшала прихотливая резьба). Камин был сложен на старинный манер: вытяжная труба не пряталась в стене, а, наоборот, выступала и тянулась до самого потолка. Очаг и пространство за ним покрывали белые и голубые изразцы. По обе стороны от камина стояли стулья из орехового дерева с резными «готическими» спинками и сиденьями, обитыми волосяной тканью. Мэри встретила нас в дверях и поблагодарила за то, что составили ей компанию. — Как я рада, что вы пришли пообедать со мной! — сказала она. — Не стоило так хлопотать из-за нас, — сказала Кери. Но Мэри была хозяйкой высочайшего класса и не считала званый обед удавшимся, если он не требовал предварительной подготовки. — Мне это не доставило никаких хлопот, — вежливо возразила она. Мы почувствовали себя как в королевском дворце. Впервые нам предстояло есть с фарфоровых тарелок, украшенных золотом в двадцать четыре карата. — Прошу садиться, — пригласила Мэри, кивнув в сторону наших стульев. Мы сели, ожидая, когда же сядет и она. — Перед едой я всегда молюсь, — сказала Мэри. — Вы помолитесь со мною? Мы склонили головы. — Дорогой Господь, благодарю Тебя за изобилие, явленное нам Тобой в эти благословенные предрождественские дни. Особо благодарю Тебя за новых друзей, которых Ты привел ко мне. Благослови же их в их нуждах и желаниях. Аминь. Мы подняли головы. — Какая прекрасная молитва, — почти хором сказали мы с Кери. Мэри сняла салфетку с корзинки, где лежали горячие булочки, и положила по одной нам на тарелки. Затем наполнила водой наши хрустальные бокалы, после чего принялась раскладывать еду. — Как вам понравились ваши комнаты? — спросила Мэри. — Вы перевезли все свое имущество? — Да, — ответил я. — Хватило одной поездки. — А на чердаке достаточно места? Боюсь, там все слишком плотно заставлено. — Что вы! У нас не много мебели.