Примерно через год за ней стал ухаживать местный бизнесмен средней руки. Он как-то зашел к приятелю, Наташкиному начальнику, увидел Наташку и пригласил ее на концерт в филармонию. Она отказалась, конечно. Он зашел через неделю с сестрой Лейлой, веселой, лукавой и очень хорошенькой, и они вдвоем пригласили Наташку на праздник журнала «Баку». Наташка согласилась и пошла. Праздник проходил в Старом городе, в саду, где журчал арык и росли старые карагачи, и официант Ганифа угощал Наташку чаем с чабрецом, который собственноручно собирает в горах его бабушка, и вареньем из белой черешни. После праздника кавалер и его сестра проводили Наташку до ее апартаментов, и всем троим было очень весело, и брат с сестрой рассказывали про свою бабушку, которая страсть как любит играть в карты и приучила детей, и до сих пор бабушка с внуками играют по секрету от родителей, университетских преподавателей, которые такого глупого развлечения не одобряют. Примерно на третьем свидании Наташка поняла, что все пропало. Она влюбится в этого парня — или уже влюбилась! — и никакие ее прежние мучения с папашей-садистом, с вечно болеющей мамой, с пропадающей младшей сестрой не сравнятся с этими будущими, предстоящими мучениями! Он никогда на ней не женится — это очевидно. Они из разных культур, разных миров. Они разной веры, в конце концов! Она никогда не переедет в Баку навсегда, потому что не бросит маму в малогабаритной квартире общего пользования на окраине Москвы. Она и поехала только для того, чтобы заработать денег и наконец-то всех спасти! И тогда она решила бежать. Она поняла, что это будет единственно правильное решение. Приятель-начальник ни о чем не знал, она подписала увольнение у высшего руководства, собралась за полдня и улетела. …В Москву! В Москву! Она прилетела в ноябрь, снег, дождь, слякоть и маету. Она прилетела на конечную станцию метро, где никак нельзя сесть в поезд. Гранатовые сады, хрустальные окна на море и белые корабли, веселый парень, его сестра и университетские родители остались за семью горами — навсегда. Она немедленно угодила в институт нервных болезней и выписалась из него только под Новый год, без всяких, даже призрачных надежд. На Новый год он приехал за ней из Баку. Позвонили в дверь, Наташка пошла открывать, уверенная, что за дверью папашины знакомые друзья, а оказалось — он. С корзиной гранатов и букетом бакинских роз. Он долго искал ее адрес и нашел, только догадавшись обратиться в посольство. У подъезда стояла машина с флагом Азербайджана. Елена Логунова Рыбный день Рыбина выплыла из толщи воды и зависла у стекла, точно мое собственное отражение: длинная, желтовато-бледная, вся в веснушках и с розовыми глазами. — Можно подумать, ты тоже просидела в офисе за компьютером девять часов без перерыва! — сочувственно сказала я ей, до слез огорчаясь, что меня-то никто не пожалеет. Но рыбина пошевелила губами, и, к моему великому удивлению, заговорила человеческим голосом: — Хотите форельку на ужин купить? Правильно, четверг — рыбный день! Голос был мужской, молодой, и звучащее в нем веселье плохо сочеталось с самоотверженным предложением решить вопрос с моим ужином ценой собственной жизни. — Нет, нет, я просто так смотрю! Любуюсь! — поспешно открестилась я от приписанного мне жестокого намерения сожрать замечательную говорящую рыбу. — Вам какая форель больше нравится — крапчатая или янтарная? — Из-за огромного аквариума ко мне вышел парень в униформе супермаркета. — Эта! — ответила я и потыкала пальцем в веснушчатую красноглазую рыбину, которая тут же испуганно канула в зеленые глубины. — Это крапчатая, — авторитетно сказал молодой человек и запустил в аквариум сачок на длинной ручке. — Смотрите, какая красавица! Взвесить? Я с острой жалостью взглянула на трепыхающуюся в сетке форель. Ее хвостовой плавник был глубоко надорван зигзагом, как будто ребенок рисовал молнию. Есть инвалидную рыбу?! — Спасибо, не надо! — сказала я жестокому молодому человеку и поспешила переместиться к витрине с диетическим питанием. Йогурты не посылали мне безмолвной мольбы о пощаде, и я могла их есть, не испытывая угрызений совести. Никуда не торопясь — дома меня никто не ждал, — я купила в овощном ряду тепличную клубнику, в булочном — пару свежих круассанов, в кондитерском — шоколадный батончик, в винно-водочном — маленькую бутылочку «Бэйлиса». Кофе у меня дома был, и я решила, что вопрос с меню ужина можно считать закрытым: равно как и вопрос с программой вечернего отдыха. Приду домой, приму душ, переоденусь из неудобного офисного костюма в халатик, хряпну рюмочку ликера, съем клубничку, потом выпью кофе с шоколадкой, а круассаны оставлю на завтрак… Но четверг не зря был заявлен как рыбный день. Тема жаберных себя еще не исчерпала. — Эй, Танюха! — оборвал мои мечтательные мысли горделивый голос соседки Галочки Пеньковой. — Зайди, глянь, что принес мой добытчик! — Сейчас. — Я забросила в дверь своей квартиры пакет с покупками и пошла к соседям. Галочкин муж Валерий — совладелец магазина итальянских продуктов «Мама миа». Ассортимент в его гастрономическом бутике чрезвычайно обширный, и за те полгода, что мы с Пеньковыми соседствуем, я познакомилась с ним лишь отчасти. Валера то и дело притаскивает домой какие-то условно съедобные редкости: то огромные зеленые макароны, похожие на фрагменты трубы пылесоса, то здоровенные маслины, фаршированные апельсинами и орехами, то омаров, клешнями которых свободно можно кроить листовую сталь. — У Галкиного мужа типичная для лилипутских мужиков гигантомания! — подытожила ехидная половинка моей души по прозвищу Тяпа. С учетом того, что сам Валера ниже среднего роста, а его супруга вымахала под метр девяносто, это было очень похоже на правду. — Во! — сказала Галочка, двумя руками ныряя в глубокую кухонную мойку. — Видала? — Да! — не подумав, честно ответила я. Но тут же поправилась: — Нет! В руках у Галочки вяло обвисла бледно-желтая веснушчатая рыбина с красными глазами. — Тоже итальянская? — спросила я. — Нет, наша, Валера сам поймал! — похвасталась хозяйка. — Говорю же добытчик! Настоящий мужик! - — Мужичок-с-ноготок! — съязвила я, но тихонько, чтобы не обидеть соседку. Галочка и Валерий вместе уже двадцать лет, но отношения у них самые теплые. Надо видеть, как трогательно они заботятся друг о друге — в семьях со стажем такое встретишь редко. Правда, у Пеньковых нет детей, которые помогли бы досрочно исчерпать родники заботы и нежности. Галка когда-то в молодости в тяжелых родах потеряла ребенка, еле выжила сама, и тогда врачи велели Пеньковым забыть и о детях. — Он у тебя еще и рыбак? — спросила я, чтобы Галке стало приятно. Мое «еще и» давало понять, что я знаю о многообразии достоинств Валерия Пенькова. Понаслышке, конечно, гномики не в моем вкусе. — Пристрастился на старости лет, — хмыкнула Галочка, явно кокетничая: им с Валерой всего по сорок. — Уже два выходных и один законный отгул на это мокрое дело убил. Но не зря, всякий раз с уловом возвращается. — А где ловит? — спросила я, задумчиво разглядывая рыбину. Ее хвостовой плавник был до основания распорот зигзагом, похожим на молнию. — Рыбачит, — поправила меня соседка. — Да по-разному. На этот раз мотался на горную речку, там, видишь, какие красавицы клюют! — Да ерунда это все! — не выдержала я. — Итальянская лапша на уши! А ты клюешь на нее, моя красавица! Вот эту самую рыбину я час назад лицом к лицу видела в рыбном отделе ближайшего супермаркета! Это крапчатая форель, ни в какой речке она такого размера не бывает, ее из форелевого хозяйства привезли! Давно ли твой «добытчик» вернулся? — С полчаса назад. Но… Как же так? — Галочка расстроилась. — Ты уверена, что это та самая форель? — Клянусь тебе всем водным миром планеты! — кивнула я. — Я узнала эту рыбину по разорванному хвосту. Видишь, какой у нее плавник? Согласись, запоминающийся физический дефект. Так что не такой уж он добычливый, твой врунишка Валера! — не удержалась я от шпильки. И насмешливо напела: — Шаланды, полные форели, из супермаркета возил… — Но он был, был на рыбалке! — Галка поспешно бросилась в ванную и притащила оттуда ком грязной одежды. — Вот, я в стирку приготовила. Валерка как пришел, снял и на пол бросил… Ты понюхай, понюхай! Сырое все! Землей пахнет, травой, болотом! Галка вытащила из кучи тряпок штаны, серо-бурые благодаря камуфляжной окраске и более поздним наслоениям из грязи и ила. — Модный костюмчик, — заметила я, разглядев тесемку с вышитым цветочным узором, настроченную по боковым швам на манер лампасов. — Только насчет болота ты, подруга, ошибаешься. Посмотри на мусор за отворотами штанин. Знаешь, что это? — Шелуха какая-то. — Сама ты шелуха! Это семена газонной травы. В нашем парке их сейчас мешками рассыпают. — Да ладно? — Галка почесала макушку. Лицо у нее сделалось растерянное. — Я ничего не понимаю. Мой муж уехал на ночную рыбалку. Вернулся, как положено, грязный, небритый, с рыбой в сетке. А по-твоему, получается, что он ночевал на газоне, сапоги мочил в парковом пруду, а удочки забрасывал в супермаркете? — Она потерла лоб, похлопала себя по щекам и решительно встала: — Пошли! — Кого? — спросила я, прикидывая, не послать ли мне куда подальше саму Галку. Дома меня ждали йогурты, клубника, шоколад и ликер. Их общества мне было вполне достаточно, чтобы приятно провести вечер. — Пойдем! — поправилась соседка. — Прямо сейчас пойдем в парк и узнаем, был там мой благоверный или нет. — Так ведь темно уже! — напомнила я. Романтичная ночная прогулка по парку в мои планы не входила. — Вот именно! — Галка уже вбила ноги в туфли и натягивала куртку. — Одной мне будет страшно! Ночью в парке кого только не встретишь — там тебе и хулиганы, и пьянчуги, и менты, и маньяки. — И с кем из них мы будем общаться? — поинтересовалась я, неохотно следуя за соседкой. Затолкав в заплечную сумку мужние рыбацкие штаны с васильковыми лампасами, Галка уже выскочила из квартиры и ждала меня на лестничной площадке. — Сам-то Валера где? — спросила я, выйдя из чужой двери и запирая свою. Замками мы с Галкой щелкнули одновременно. — Пошел в баню! — с чувством ответила соседка. — Сурово, — отметила я. — Да нет, он реально в баню отправился, — хмыкнула она. — Мыться! То есть я надеюсь, что просто мыться, а не с девками кутить, хотя в свете этой истории с форелью уже ни в чем не уверена. Галка помрачнела и всю дорогу молчала, как та форель.