Я не разделяла ее восторгов. Во-первых, интерьер был явно не музейный: этими вещами пользовались, в этом доме жили, любой человек без труда отличит бутафорию от реальности. Во-вторых… кем бы ни были обитатели этой избушки, они вряд ли обрадовались бы нашему наглому вторжению. Ну ладно, довольно долго я шла на поводу у подруги — отдохнули, развлеклись, пора домой. — Все, ты как хочешь, а я ухожу, — решила я и открыла дверь избушки. Не ожидая приглашения, в нее ворвался ветер с роем колючих иголочек снега. Кажется, пробыли мы в домике совсем немного, а за это время в лесу стало почти совсем темно. Темно и ветрено. О том, чтобы найти свою лыжню, не было и речи. При ярком свете дня еще можно было как-то сориентироваться, а сейчас… — Ой, как уже поздно, — встала за моими плечами Ленка, — правильно ты говорила, домой пора. Только как мы теперь пойдем-то? Темно. — Как пришли, так и пойдем, — разозлилась я. Расслабилась, пошла на поводу у легкомысленной Ленки. Ей простительно, она может позволить себе считать окружающий мир сказочно прекрасным, а я-то чего? Подруга за моей спиной всхлипнула: — Нам теперь все? Кранты? Мы замерзнем тут, как полярники? Это все я виновата! — И она разрыдалась. Всю мою досаду как рукой сняло. Некрасиво, частный детектив Татьяна Иванова, вымещать злость за свой непрофессионализм на беззащитной подруге, это именно я должна была позаботиться о своевременном возвращении домой. Я гладила ее по голове и думала: в принципе, ничего страшного не случилось. Мы не так уж и далеко от деревни, поэтому утром, когда рассветет и закончится метель, легко найдем дорогу. В конце концов, не в Сибири же мы, а леса в окрестностях Тарасова не такие уж и дремучие. Вспомню уроки выживания в экстремальных условиях, что-нибудь придумаю. Возле печи я заметила сложенную поленницу — значит, в печи можно будет развести огонь и смерть от холода нам не грозит. Воды в лесу — залейся, вернее, засыпься, кое-какие продукты здесь есть, а если явятся хозяева, то, кем бы они ни были, простят непрошеных гостей. Есть же негласные кодексы гостеприимства в таких вот лесных пристанищах, я много об этом слышала. Я отстранила от себя подругу и присела перед печью. Раньше мне никогда не приходилось разжигать огонь в печи, но не думаю, чтобы это было сложнее, чем развести костер. Я настрогала тонких щепок с одного из поленьев, сложила их шалашиком и поднесла спичку — огонь занялся быстро, словно только ждал приглашения, по комнате быстро разлилось тепло. Ленка перестала всхлипывать: когда рядом трещит огонь, хочется верить, что жизнь не закончена. — А мне что делать? — не дожидаясь команды, сдалась она под мои знамена. — Для начала накинь щеколду, — отдала я команду, — а потом посмотри в буфете что-нибудь на ужин. За моей спиной звякнула щеколда, Ленка засопела и через пару мгновений радостно воскликнула: — Здесь сало и пшенка! А макарон почему-то нет. Сало я даже с хлебом не ем, а пшенку без молока варить не умею. И как мы теперь без еды? Я молча сунула ей в руки небольшое ведерко и отправила за снегом. Пшенка так пшенка. Лучше, чем ничего. Эта печка, как я и надеялась, была предназначена не только для обогрева, поэтому прошло чуть больше часа, и каша сварилась. Странно, но ни наш совместный кулинарный «талант», ни скудость ингредиентов никак не повлияли на конечный результат: каша была не просто вкусной, а просто потрясающе вкусной! Даже Ленка, которая совсем недавно утверждала, что не ест пшенку, без раздумья положила себе вторую порцию. Сытость и тепло прогнали остатки тревоги; немного помучившись с керосиновой лампой, мы получили теплый и довольно яркий свет, за окошком завывал ветер, а мы были в полной безопасности. Мы сели на пол возле печи и молча смотрели, как трещат березовые поленья. — Нет, это все-таки несказанная удача, что я вывела нас на этот домик. Страшно представить, что бы мы делали, если бы пурга застала нас в лесу, — гордо констатировала Ленка. Мне не хотелось с ней спорить. Здесь было так тепло, хорошо, уютно, что совершенно не хотелось что-то доказывать, в чем-то обвинять, зачем-то обижать. Глаза слипались. Интересно, как мы будем спать? Лисичка на лавочку, хвостик под лавочку? Кроватки-то действительно сделаны на малышей. Ладно, как-нибудь перетерпим ночь. Главное, что одеяла теплые, хоть и маленькие. Я потянулась и провозгласила: — Утро вечера мудренее. Всем спать. И в этот момент в окошко кто-то громко и уверенно постучал. * * * — Не открывай, — взвизгнула Ленка, — не открывай, пожалуйста! — И не собираюсь, — шикнула я на нее и нащупала «Макаров» у себя на боку. А еще сомневалась, брать или не стоит! Взяла только для того, чтобы не оставлять в доме — мало ли что. С оружием я чувствовала себя гораздо увереннее. — Вдруг там медведь, — шептала Ленка, — или йети какой-нибудь. — Медведи не стучат, — успокоила я ее, — они сразу в дверь ломятся. А йети на женщин не нападает, он их только в свое убежище уносит и заставляет детей от него рожать. Так что жизни твоей ничего не угрожает. Я уже оценила обстановку: окошко маленькое, даже человек не пролезет (вот ротозейки, надо было занавесить его чем-нибудь: теперь, при свете керосинки, мы здесь — как на ладони). Дверь и крючок довольно крепкие, можно пододвинуть сундук и оборону держать, пока не закончится пшенка. Стук повторился. Я задула керосинку. Теперь мы были почти на равных — небольшой свет в домике давали лишь тлеющие в печи угли. Я осторожно подошла к окну и вгляделась в темноту. Едва различимо перед окном маячили два человеческих силуэта. — Тетеньки, пустите, — услышала я вполне человеческий голос, — пожалуйста, замерзаем! * * * — Так, почему «тетеньки»? — Чтобы разжалобить, — ответил первый, — если бы я сказал «девушки», это выглядело бы заигрывающе. А какой, к черту, флирт в такой ситуации? А «тетеньки»… В любой женщине живет материнский инстинкт, поэтому, даже если это слово сказано вполне зрелым мужским голосом, она не посмеет отказать. — И вы были уверены, что мы вас пустим? — Конечно. Я же сказал волшебное слово. Мама учила, что, если тебе говорят «пожалуйста», отказать никак нельзя. — Это все Танька, — робко подала голос Лена, — я бы ни за что вас не пустила. Я действительно долго не раздумывала, прежде чем пустить неожиданных гостей. То, что за окном могут стоять кровавые маньяки, было маловероятно: маньяки в такую погоду дома сидят. Беглые преступники? Извините, у нас не Сибирь. Это «по диким степям Забайкалья» шляются всякие там подозрительные личности с живыми консервами под ручку. В любом случае я могла постоять и за себя, и за подругу. А дать людям замерзнуть в двух шагах от спасения — преступно. Нарушителями нашего спокойствия оказались двое молодых мужчин в лыжных костюмах. И их, так же как и нас, заманил этот сказочно-прекрасный лес и так же не выпустил вовремя домой. — Хорошо, что у вас окно не занавешено, — радовался первый, представившийся Костей, — мы только на этот огонек и шли. — Знаете, — добавил второй, Сережа, — завтра ведь Рождество. Вот бредем мы, понимаем, что влипли, и вдруг — этот огонь. Даже жутковато стало: а вдруг выйдем на поляну к Братьям Месяцам? В такие моменты забываешь о реальности, а спасение ожидаешь, как сказку. Ребята с удовольствием доели остывшую кашу, запили оставшейся водой и стали располагаться на ночлег. Я с сожалением вздохнула: поспать вволю сегодня, видимо, не удастся. Какое бы ни вызывали доверие наши товарищи по несчастью, расслабляться нельзя. Ничего, на этих прокрустовых ложах все равно не разоспишься — ни вытянуться, ни раскинуться. * * * Где-то ближе к утру я все-таки уснула. Уж больно уютно сопели трое, спавшие в избушке, уж больно усыпляюще шелестела за окном вьюга. Проснулась я от Ленкиного визга и сразу поняла: началось. Все-таки безрассудно было пускать незнакомых мужиков. Я резко вскочила, привычно проверила «Макаров» и приняла боевую стойку, не успев оценить обстановку. Наши «враги» очумело хлопали глазами на полу — там, где я вечером бросила им лишние одеяла. Ленка стояла в дверях и продолжала кричать: — Гномики! Гномики, Танька, там гномики! После того как мне удалось ее успокоить, мы узнали причину ее испуга. На рассвете подруга проснулась и, проклиная большую чашку чая из неизвестных трав, выпитую вчера, решила рискнуть выйти из дома. Она с трудом отодвинула занесенную за ночь дверь и проскользнула в образовавшуюся щелку. Светало, но это был не тот летний яркий и светлый рассвет, а тяжелый, мрачный, сумеречный. Девушка зябко повела плечами и огляделась — в сугроб лезть ох как не хотелось! Но надо. Она уже почти решилась, но тут боковым зрением уловила резкое движение справа. Ленка обернулась и оторопела: по направлению к лесу двигались две тени. От испуга она не смогла отреагировать адекватно своей натуре — завизжать и броситься спасаться. Ленка завороженно смотрела им вслед, отмечая необычные детали: и то, что фигурки двигались не на лыжах, и то, что рост и пропорции их не соответствовали нормам развития взрослого человека, и то, что у одного из них по ветру развевалась довольно длинная борода. — Что, и колпачки были, — усмехнулся Сергей, — красненькие такие? — Я не разглядела, — всхлипнув, призналась Ленка, — шапочки точно были, а какие — непонятно. Ведь же еще не совсем рассвело. Я накинула куртку и вышла. Метель действительно закончилась. Больших бед она не принесла, домик наш не замела, но лыжни не было и в помине. Зато весь снег в окрестностях домика был истоптан маленькими следами. Следы вели от леса, темнели под окошком, топтались на крыльце. Я присела и посветила себе карманным фонариком: четкого отпечатка подошвы не имелось, следы были округлые, словно снег придавили мягкой лапкой. Все ясно, валеночки детского размера. Я вернулась в дом, где ребята отпаивали водой все еще всхлипывающую Ленку. Впрочем, их внимание пошло ей на пользу, и всхлипывала она больше из кокетства, чем от пережитых эмоций. Я рассказала про обнаруженные следы. — Да это сельские пацаны проказничают, — тут же отозвался Сергей, — скучно им тут, вот и развлекаются как могут. — А борода? — подняла голову Ленка. — У пацанов бороды не бывает. — Ты просто перепутала бороду и шарф, — пояснил Костя, — сама же говоришь, что было темно. И страшно. — А-а, — протянула Ленка, — тогда понятно. Только уж больно на бороду похоже. Надо же, какие в деревне дети необычные. Строят себе вполне жилые дома посреди леса, глубокой ночью по сугробам бродят. И совершенно не проваливаются в снег! «И годков им не более шести», — добавила я про себя. — Слушайте, братцы, — прервал затянувшееся молчание Костя, — чего-то вы приуныли. Посмотрите сами: ночь прошла, пурга утихла, нам ничто не угрожает. Сейчас подкрепимся и все вместе пойдем к селу. — Ага, а кто знает, где это село? — задала вполне резонный вопрос Ленка. — Я знаю, — уверенно ответил Костя, — ну, не село, а направление. К тому же этот лес не такой уж дремучий, здесь на каждом квадратном километре по пять трасс проходит, пройдем не больше часа и выйдем на дорогу. — То-то вы не на дорогу, а к нашему домику вышли, — фыркнула Ленка. — Это было ночью, в пургу, к тому же нас вел не здравый смысл, а зов сердца, — почти серьезно ответил Сергей, и Ленка не нашла в себе сил опровергнуть это утверждение. Мы договорились не тянуть — кто знает, как поведет себя зима, поэтому отправиться решили сразу после завтрака. Костя тщательно обследовал жилище и под половиком нашел люк с медной, спрятанной в дереве ручкой. Это оказался подпол. Костя, не раздумывая, спустился и радостно завопил снизу: — Живем, братцы! Тут можно оборону держать до лета. Действительно, в подполе находился просто какой-то стратегический запас: домашняя тушенка, крупы, сахар, варенье — все, что необходимо для сносного существования, на одной из полок даже стояли несколько бутылок домашнего красного вина.