Несколько минут спустя кто-то заглянул в купе Гордона Мерриузера и увидел юриста спящим в темноте в одних синих обтягивающих трусах. Он не потрудился запереть дверь. Кристобаль и Том подобрались на корточках поближе и поставили ящик набок. Том разъяснил ситуацию с Мерриузером ассистенту, и тот неохотно согласился помочь. Лэнгдон медленно открыл дверь и сдвинул крышку ящика. Затем они встряхнули его, и боа заполз в купе. Том дотянулся до выключателя у раковины, залил комнату ярким светом и закрыл дверь. Когда раздался вопль Мерриузера, Кристобаль уже сбежал. Элеонора с Томом помчались в другом направлении и скрылись за углом. Они услышали отчаянный стук в дверь, потом она распахнулась, и Гордон Мерриузер вылетел наружу. Он упал, поднялся, снова упал и полупокатился, полупополз по коридору. Как только он скрылся из поля зрения, Том без труда загнал змею обратно в ящик и отдал Кристобалю. Несчастную рептилию, кажется, сильно травмировало зрелище пузатого юриста в трусах цвета индиго. Затем Том с Элеонорой набрали ходу и догнали обезумевшего Мерриузера. Когда он повернулся, Элеонора издала громкий вопль и закрыла глаза руками: – Это он! – В моем купе змея – огромная змея! – завопил юрист, хватаясь за рукав Тома. – Я покажу. Она… она ужасная. Она меня чуть не убила. – Змея в поезде? – скептически произнес журналист. – Так, что здесь происходит? – спросила поравнявшаяся с ними Реджина. – Этот парень утверждает, что в его купе змея, – сказал Том. – Что она чуть ли не напала. Незаметно для Мерриузера он подмигнул провод-нице. Та сразу поняла намек. Элеонора вмешалась: – Я видела, как этот человек бегал полуголым. Мне кажется, он следил за мной. Я попросила этого джентльмена пойти со мной и попробовать поймать его. – Что? Вы имеете в виду, извращенец подглядывал за вами? – Да, это было ужасно. Я думала, он голый. – Элеонора простонала и содрогнулась, как профессиональная актриса. – Так вот на что жаловались другие пассажиры. – Реджина повернулась к ошеломленному юристу. – Что это вы делаете, черт побери? Думаете, раз вы большая шишка, то можете разгуливать почти нагишом, подглядывать за женщинами и пугать их? Так? Что ж, если так, то, должна сказать, вам не стоило связываться с «Амтраком». И когда мы доедем до Чикаго, вы узнаете почему. – Я… я… я… – забормотал Мерриузер. Том вытащил блокнот и ручку: – Мерриузер пишется так же, как произносится? И можно точное название твоей юридической фирмы? – В моем купе была змея, – запричитал юрист. – Я не стрикер[32]. И не извращенец. – Стрикер, извращенец – как раз эти слова мне и нужны, – Том яростно застрочил в блокноте. – Я вам покажу, покажу, – Мерриузер повел их по коридору к своему купе – как быстро выяснилось, совершенно пустому. – Она была здесь, клянусь! – воскликнул он. – Во всяком случае, я в этом уверен. – Вы спали? – спросила Элеонора. – Да, и меня разбудил зажегшийся свет. – Быть может, вы оставили его включенным, заснули, и вам приснилась змея. Не рассматривали такой вариант? – спросила она. Мерриузер посмотрел на нее с выражением, явно свидетельствующим, что – нет, он такое не рассматривал. – Вы переполошили весь поезд, – сказала Реджина. – Я позову старшего проводника. Он, вероятно, передаст вас полиции в Питтсбурге. – Нет, нет! – закричал Мерриузер. – Это разрушит мою репутацию и юридическую практику. – Тебе следовало подумать об этом, прежде чем бегать, пугая людей своими костлявыми ногами, – заметил Том. – Пожалуйста, умоляю. Я сделаю все, что угодно. Что угодно. Реджина, Элеонора и Том переглянулись. – Что ж, сейчас Рождество, – сказал Том после продолжительной паузы; тишину нарушали только всхлипывания специалиста по тяжбам. Реджина топнула ногой и, посмотрев на Мерриузера, указала на него пальцем: – Хорошо, уже поздно, и я устала. Но послушайте, мистер юрист: если еще хоть раз когда-нибудь из-за вас начнутся проблемы, у кого-то загорится задница, понятно? Все это всплывет, ясно? – Абсолютно ясно, абсолютно, – он с несчастным видом посмотрел на блокнот Тома. Тот очень медленно сунул его в карман: – Ладно, но лишь потому, что сейчас Рождество. Только не забывай: я могу написать об этом в любой момент, и у меня есть свидетели. Понятно? – Да, да, я понимаю. Хорошо. – А теперь оденьтесь, – резко сказала Реджина. Мерриузер залетел в купе и захлопнул за собой дверь. – Итак, – проводница торжественно хлопнула Тома и Элеонору по плечу, – теперь вы официально почетные члены клуба «Кэпитол Лимитед». Не знаю, как вам удалось его победить, но я очень долго этого ждала. – Да что уж там, – ответил Том. – Все, что нужно, – это боа-констриктор, несколько соучастников, поезд весом в двенадцать миллионов фунтов – смешать и приготовить. Немного позже проводница нашла владельцев змеи и вернула рептилию, строго наказав не выпускать ее и прятать всю оставшуюся поездку. Когда Том и Элеонора шли обратно к своим купе, он хихикнул: – Совсем как старые времена. Помнишь, какие розыгрыши мы устраивали за границей, когда время тянулось очень медленно и нам было скучно? – Нет; я помню, какие розыгрыши устраивал ты. И не припомню, чтобы я сильно скучала. Скорее – чрезмерно волновалась. Он остановился. Элеонора тоже. – Ну же, ты должна признать – это было замечательно. Верно? – Это было необычно, – максимум, чего удалось добиться от нее. Лэнгдон нерешительно сказал: – Знаешь, я отправился в это путешествие не только ради отца. Но и затем, чтобы понять, как мне дальше следует жить. – Дай-ка угадаю: ты склоняешься скорее к Йемену, чем к Дункану Файфу. – Думаю, у некоторых людей странствия в крови. Я никогда бы не был счастлив, сидя в одних и тех же четырех стенах. – Или же с одним и тем же человеком в этих четырех стенах. – Слушай, ты что, хочешь сказать, что проведенные нами вместе годы не были самыми прекрасными в твоей жизни? – Все было неплохо. Какое-то время. Потом уже нет. – «Неплохо»! Я могу пересчитать по пальцам одной руки людей, которые сделали и увидели то же, что и мы. Подумай, какие истории ты сможешь рассказать детям и внукам. – У меня нет ни тех, ни других. – Если все было так чертовски плохо, почему ты так долго это терпела? – Как говорится, любовь заставляет идти на безумства. – Я по-прежнему понятия не имею, что пошло не так. Я же не изменился внезапно. – Нет, Том, ты никогда не меняешься. Полагаю, изменилась именно я. Спокойной ночи. – Элли… Она оглянулась: – Теперь – Элеонора. Элеонора. Это тоже изменилось. Том вернулся в вагон-люкс и с несчастным видом сел рассматривать проносящиеся мимо окрестности. «Кэп» остановился набрать воды в Питтсбурге, однако Том не стал звонить Лелии. Потому что, хотя он и мог управляться со змеями и напыщенными юристами, но был не настолько храбр, чтобы вынести голос мисс «Каппи – волшебный бобер», которая считала себя потерпевшей. Он попытался не думать об Элеоноре, так что, разумеется, только о ней и думал. Поезд наверстал часть упущенного времени, но все равно опаздывал на два с лишним часа. В конце концов Лэнгдон заснул от усталости. В пять тридцать утра по громкой связи его поприветствовал голос Тайрона: – Доброе утро вам, доброе утро. Нам предстоит успеть очень многое. Спасибо большое, спасибо. И затем объявил, что поезд официально опаздывает, однако горячий завтрак уже готов, и в дополнение к нему подадут бесплатно любимые праздничные блюда Элвиса. Том воспользовался большими душевыми на нижнем этаже, для чего ему пришлось подождать в очереди. Пассажир перед ним забыл в раздевалке часы, но Лэнгдон заметил это и вернул их – тот не успел уйти далеко. В вагоне-ресторане он позавтракал с отцом Келли, который находился в хорошем расположении духа, невзирая на пропажу креста. Он шепотом поинтересовался, не видел ли Том случайно голого мужчину в истерике. Лэнгдон отрицал всякую причастность к этому странному явлению и мягким тоном предположил, что, возможно, священнику стоит меньше утомляться. Когда утро сменилось днем, они приехали в Толедо, где поезд остановился и набрал еще воды. Позже, по пути через огромные поля северной Индианы, Том видел из окна вагона-люкса, как запряженная в сани лошадь везет семью под хлопьями снега. Картина была очень живописная, не хуже любой виденной им праздничной открытки. И напомнила о том особенном дне, который они с Элеонорой провели вместе много лет назад.