— Пожалуйста, Остин. Не надо. Я и так чувствую себя неловко. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Я слабо улыбнулась ему, готовая убежать и провести Рождество, заперевшись в ванной отеля. Но он остановил меня своим следующим предложением. — Я не чувствую себя виноватым. — А? — мой рот открылся. — Не чувствуешь? — Я никогда не буду чувствовать себя виноватым за то, что поцеловал тебя. Я моргнула. Если я и была в замешательстве, то, хотя бы, измученное выражение его лица заставило меня почувствовать, что я не единственная, кто пытается разобраться в этом. — Я не понимаю. — Я тоже, — пробормотал он, проводя рукой по челюсти. — Послушай, ты мне нравишься. — Ты уже говорил это. Остин шагнул вперёд, сокращая расстояние, которое я оставила между нами. — Я знаю, что не являюсь твоим любимчиком и что временами я был засранцем, большую часть времени, но я больше не могу притворяться. Мне жаль, что я так с тобой обращался. Искренне жаль. Ты этого не заслужила. Я не горжусь этим. Пуф. Мой мозг просто пуф. — Ты мне нравишься, Клео. Это должно быть сон, потому что, если я нравлюсь Остину, я растаю в лужу. Хорошо, что на мне было это полотенце, чтобы всё вытереть. — Мне жаль, что поцеловал тебя. Он поднял руку и прикоснулся к моей щеке, как прошлой ночью. Электрический звон вырвал воздух из моих легких, и я прильнула к его прикосновению. — А мне нет, — прошептала я. — Нет? — Нет, — я покачала головой. — Ты ненавидишь меня? — Иногда, — призналась я. Это вызвало у меня улыбку во весь рот, ровные белые зубы и всё такое. Статус лужи был неминуем. — Что происходит? Взгляд Остина упал на мои губы. — Я снова тебя целую. — Оу, — вздохнула я, когда его шёпот коснулся моей щеки. Затем его рот оказался рядом, нависнув над моим, прежде чем он опустил поцелуй на уголок моего рта. Потом ещё один. И ещё. Он покрывал мои губы поцелуями, пока я не наклонилась, и одежда в моих руках не упала на мои босые ноги. Руки Остина обхватили меня, и он прижал меня к своему телу. Нежные поцелуи исчезли, и он прижался своими губами к моим. Я открылась, позволяя его языку проникнуть внутрь. Его вкус взорвался на моём языке, и я застонала, обхватив руками его широкие плечи, чтобы крепко прижать его к себе. Святые угодники, Остин целовал меня. И, Боже мой, он был хорош в этом. Мои ноги задрожали, и я крепче ухватилась за его плечи, прежде чем мои колени успели бы подкоситься. Остин оторвал свой рот и прижался лбом к моему. — Чего ты хочешь? — Тебя. Я всегда хотела тебя. Он отодвинулся назад, его брови сошлись вместе. — Правда? — Да ладно, — я хихикнула. — Ты должен был знать, что я была увлечена тобой с того дня, как мой отец привёл тебя в «Крошки». — У тебя на щеке было пятно шоколада, а пальцы были фиолетовыми. В тот день я готовила черничные пирожные, и как только Остин вошёл в дверь, я укорила себя за то, что не надела перчатки. Мне было так стыдно, что он увидел меня с фиолетовыми пальцами. — Ты был таким грубым. Ты сказал мне три слова. “Привет. Приятно познакомиться.” — Один взгляд на тебя, и у меня язык отнялся. Я пожалел, что не пришёл в пекарню до того, как устроился на работу к твоему отцу. Я жалею, что не встретил тебя раньше. Я вздохнула, моё сердце сжалось. — Если мой отец узнает, ты потеряешь работу. — Потеряю. Я убрала руки с его шеи и ожидала, что он опустит меня на землю, но его хватка только усилилась, и он поднял меня, мои пальцы ног болтались над ковром. Его глаза искали мои, ожидая, что я решу. Но этот взгляд, полный уверенности, говорил о том, что Остин уже принял решение. Ему было всё равно, потеряет он эту работу или нет. Если всё, что у нас было, это эта поездка, то я не хотела думать о том, что будет завтра. Я хотела быть с Остином. Хотя бы один раз. — Всё равно поцелуй меня. Ему не нужно было повторять дважды. Остин прижался своими губами к моим, и в комнате стало жарко. В одном лишь полотенце я вся горела и так отчаянно хотела почувствовать его кожу на своей, что дёргала и тянула его за рубашку. Его язык обследовал мой рот, не оставив нетронутым ни одного уголка. Кончики его пальцев впивались в изгибы моих бёдер, когда он повернул нас и повёл к кровати. — Чёрт, Клео, как же я хочу тебя. Он оторвал свой рот от моего и опустил его на шею, проводя влажными поцелуями по моей коже. — Да. Мои пальцы погрузились в его тёмные волосы, и я пропустила их сквозь пряди. Он зарычал в мою кожу, а затем опустил меня на край кровати. Я уставилась вверх, когда он завёл руку за голову и сдёрнул рубашку. О, мой пресс. Это была причина, по которой он не ел выпечку? Потому что пресс из шести кубиков был хорош. Я бы простила ему каждый пропущенный кусочек моей еды, если бы он только позволил мне провести руками по его подтянутому животу. У меня пересохло во рту, и я потянулась к пуговице его джинсов, но он тут же шлёпнул меня по руке. — Ещё нет. Он перевёл взгляд на моё полотенце. Я подняла руку, чтобы расстегнуть завязку на махровом полотенце, но снова получила шлепок по руке. — Что? — Невежливо разворачивать чужой подарок. И вот она — лужа. Она растеклась у меня между ног. Остин взял меня за руку и поднял на ноги. Его палец прошёлся по оголённой линии моего плеча, вызвав дрожь по позвоночнику. Тот же палец прошёлся по ключице, а затем погрузился в ложбинку моего горла. Он двигался медленно, целенаправленно захватывая каждый сантиметр, пока я не начала задыхаться от его прикосновений. — Остин. Его внимание было полностью сосредоточено на пальце, когда он наконец достиг линии полотенца. Затем он дёрнул запястьем, и полотенце исчезло, забытое у моих ног. Я задержала взгляд на твёрдой поверхности его груди, рассматривая тень волос на его грудных мышцах. Я изучала рельефные мышцы его рук и то, как его бицепсы и трицепсы обвивают друг друга, в то время как он изучал моё тело с той же интенсивностью. Его глаза проследили каждый изгиб моей груди и выпуклость бёдер. Они опустились до вершины моих бёдер. Когда я осмелилась поднять глаза, в его взгляде было столько признательности и вожделения, что у меня перехватило дыхание. Остин поднял руку, чтобы взять одну из моих грудей, когда он придвинулся ближе, и жар его груди коснулся моей. Он начал массировать мой сосок между пальцами, а его взгляд не переставал блуждать, оставляя покалывающие дорожки на моей коже. — Моя очередь. Я потянулась между нами к поясу его джинсов. Он не остановил меня, когда я расстегнула пуговицу и потянула молнию к его напряжённому возбуждению.