Главной заботой Рэя была безопасность его семьи. Я не винил его за это. После того, что случилось с его женой, я понимал, почему он перегибает палку. Его первая жена и мать Клео, Джанет, была убита. Рэй сколотил состояние, пока Клео была маленькой. Хотя, по словам его давнего помощника, Рэй и Джанет жили скромно. Очевидно, это была ночь и день по сравнению с роскошным образом жизни, который Рэй устроил своей второй жене, Селене. Много лет назад, когда Клео была ещё маленькой девочкой, Рэй уволил одного сотрудника за нарушение дисциплины. Этот сотрудник угрожал не только Рэю, но и Джанет и Клео. Рэй не придал этому значения, решив, что это просто недовольный бывший сотрудник, который наговорил лишнего и в конце концов исчезнет. Он ошибался. Ужасно ошибался. И его жена заплатила за это своей жизнью. Однажды Джанет вышла из дома по делам. Рэй был на работе. Клео была в детском саду. Парень остановил Джанет в шести кварталах от дома и дважды выстрелил ей в сердце. С тех пор Рэй довёл охрану до крайности. Какой человек на его месте не сделал бы этого? Я понимал мотивы его чрезмерных мер. Чёрт, у многих известных певцов, актёров и звёзд спорта не было такого уровня безопасности, которой Рэй требовал для Клео. Но в то же время я понимал потребность Клео в свободе. Должен быть баланс. Компромисс. Только в мои обязанности не входило быть посредником. Моей задачей было просто доставить Клео домой. Дверь в ванную открылась, и она вышла, высоко задрав нос. Она отнесла шампанское на тумбочку и поставила его рядом с пустой бутылкой, затем взяла папку, лежащую возле лампы, и открыла её, опустившись на край кровати. Я моргнул. Дважды. Не потому, что она игнорировала меня. А потому что мой разум был пуст. Мой язык был на три размера больше, а глаза не знали, куда смотреть. Её ноги? Нет, её руки. Её грудь. Нет, определённо ноги. Было видно много кожи, от обшарпанного подола её пижамных шорт, загорелых бёдер и подтянутых икр, до изящных лодыжек. Её аппетитные ножки были скрыты тапочками. Я поднял глаза вверх, и они упали на гладкую линию её шеи. Она собрала волосы на макушке, и тёмная прядка закрутилась за раковиной уха. На ней не было никаких украшений, даже бриллиантовых гвоздиков, которые были её любимыми, потому что они принадлежали Джанет. Я подслушал, как она рассказывала об этом Бринн в пекарне однажды, два года назад. Я уставился на мочки её обнажённых ушей, не позволяя взгляду опуститься ниже её шеи. Потому что ниже ключиц её топ был не более чем клочком шелка. Кроп-топ, который показывал намёк на среднюю часть тела. Бретельки оставляли обнажёнными руки и плечи. А широкий V-образный вырез опускался слишком, слишком низко. Уходи. Выйди. Мой разум кричал, чтобы я вышел за дверь, потому что это была дочь моего клиента, но моё тело боролось за другую команду. Команду, которая хотела, чтобы я пересёк номер, притянул Клео в свои объятия и выяснил, так ли она сладка на вкус, как её конфеты. Мне нужно было убраться из этого номера. У Клео была охрана двадцать четыре на семь, но была причина, почему я всегда поручал её одному из членов моей команды, почему я не следил за ней лично. Я не доверял себе. Когда она была в комнате, я не осознавал, что меня окружает. Я замечал её. Только её. В свои тридцать три года я никогда не встречал человека, способного заглушить весь мир вокруг меня. До Клео. И, проклятье, я не мог вытащить её отсюда в этой пижаме. — Я дам тебе одну ночь. Одну. А утром мы уезжаем. — Всё равно. Она потягивала шампанское и изучала меню обслуживания номеров. Она перевернула страницу и наклонилась вперёд, чтобы изучить текст. Прореха на её топе распустилась, едва прикрывая великолепную грудь. Её соски проступили сквозь тонкую ткань. Чтоб меня. Не говоря ни слова, я направился к двери и распахнул её, одновременно хватая с пола рюкзак. Эхо хлопнувшей двери преследовало меня, пока я шёл по коридору к лифту. Я трижды нажал на стрелку вниз и практически запрыгнул в него, как только он подъехал. Дойдя до вестибюля, я нашёл тихий уголок рядом с рождественской ёлкой и позвонил пилоту, дав ему добро на возвращение в Калифорнию в одиночку. Он предложил остаться на ночь, но не было причин, чтобы мы все застряли в Монтане перед Рождеством. Я возьму билет с Клео, и утром мы вылетим коммерческим рейсом. Я наклонился вперёд в кресле, рюкзак лежал у моих ног, и закрыл глаза, сжимая переносицу. Чёрт побери. Чёрт бы побрал эту поездку. Проклятый Рэй. Избегать его было бесполезно, поэтому я набрал его номер. Он не ответил. А с чего бы ему отвечать? Они с Селеной проводили один из своих ежегодных вечеров на Рождественской неделе, и дом был полон богатых людей. Всё, что его волновало, — это то, что Клео в безопасности и скоро вернётся домой. То, чего он не знал сегодня вечером, не убьёт его. Я встал и осмотрел холл, оценивая выходы и входы. За свою карьеру я привык проверять всё подряд. Гостиница была уютной и стильной, но не душной. Если бы не снег, это было бы идеальное место для отдыха. Это было бы гораздо лучше, чем вечеринка, которой Клео избегала в доме своего отца. Если бы я был на её месте, я бы тоже уехал из города. Не то чтобы я признался ей в этом. Я был наёмным работником, и никому, особенно Рэю, не было дела до моего мнения. Завтра я доставлю Клео в Калифорнию. Она будет полностью одета, а пижама станет далёким воспоминанием. Потом я вернусь к своей жизни, а она — к своей. Единственным контактом с Клео будет еженедельный отчёт, который будет поступать ко мне на стол от команды, занимающейся её деталями. Может быть, когда-нибудь у неё появится серьёзный парень, который продержится дольше месяца, и моё влечение к ней угаснет. Ведь за четыре года оно не прошло, но в конце концов оно должно было угаснуть, верно? Я провёл рукой по волосам и пересёк вестибюль в направлении стойки регистрации. По крайней мере, я подумал взять с собой рюкзак, но в нём не было ничего, кроме ноутбука, шнуров для зарядки и баночки с аспирином. Молодая женщина, стоявшая за стойкой, улыбнулась, когда я подошёл. Её не было за стойкой раньше, когда я вошёл в вестибюль. Я уже приготовился произнести какую-нибудь ерунду о том, что я парень Клео и приехал сделать ей сюрприз на Рождество, но тут увидел, как посыльный поставил поднос с одним бокалом и бутылкой шампанского в ведёрке со льдом. Клео любила шампанское, поэтому, по наитию, я украдкой взглянул на квитанцию об оплате номера. Конечно, её имя было написано на квитанции рядом с номером 410. — Добрый вечер, сэр, — поприветствовала Элоиза, как гласил её бейджик. — Чем я могу Вам помочь? Я достал бумажник из кармана джинсов. — Мне нужен номер, пожалуйста. Её улыбка померкла. Мой желудок упал. О, нет. — Мне очень жаль, сэр, но на эту неделю у нас нет свободных мест. Рождество и всё такое. — Конечно, — пробормотал я сквозь стиснутые зубы. Чёртова Монтана. 3. Клео — Он может идти к чёрту, — пробормотала я в пустой номер. Кем, чёрт возьми, он себя возомнил, преследуя меня здесь и приказывая мне, как ребёнку? Я взрослая и не нуждаюсь в няньке. — Одна ночь? — насмехалась я. — Я никуда не поеду. Это мой отпуск. Мой. Это моё Рождество. Я вскочила с кровати, слишком возбуждённая, чтобы сидеть на месте, и зашагала по номеру. После того, как Остин ушёл, я успела выпить вторую бутылку шампанского. Ещё полфужера, и оно закончится. В голове был туман. Мои конечности были свободными и тёплыми. Мой желудок заурчал, и я икнула, уставившись на дверь, желая, чтобы принесли еду в номер. Я умирала от голода, съев на обед только крендельки в самолёте, а еда помогла бы впитать часть алкоголя. Мне не нужно было буйное похмелье, если завтра мне предстояло ехать домой, а вполне вероятно, что ехать придётся. Остин Майлз обычно добивался своего. Я бы не отказалась, чтобы он перекинул меня через плечо и увёз отсюда, если ему так уж этого хотелось. Когда-то давно я мечтала, чтобы Остин унёс меня на руках, добровольно, без пинков и криков. Когда мой отец нанял его компанию для обеспечения физической безопасности семьи, я бросила один взгляд на Остина — на его полуночные волосы и гипнотические глаза — и бум. Привет, увлечённость. Вот и всё, что это было. Маленькая, крошечная, огромная увлечённость. Но я хорошо это скрывала. Ни одна душа на земле не знала, что я чувствую к Остину, и я унесла бы свою малюсенькую увлечённость в могилу. Когда он только начал работать у нас, отец настоял на том, чтобы Остин лично позаботился о моей защите. С тех пор как я открыла «Крошки», у отца была паранойя, что мне угрожает опасность. От кого — загадка, но папа не отличался благоразумием, когда дело касалось его дочери. Поэтому Остин провёл полную оценку моей жизни. Он был весь в делах, сосредоточившись на оценке безопасности в пекарне и у меня дома. Это было мило, то, как он носил с собой блокнот, делая пометки о точках доступа и возможностях взлома — если вообще можно назвать мускулистого красавца ростом метр восемьдесят три милым. После проверки Остин счёл мой дом и рабочее место достаточно безопасными, но нуждающимися в улучшении. К тому моменту я владела пекарней уже год и никогда не сталкивалась с проблемами, но это не помешало ему установить новую систему замков на заднем входе, а также целую систему видеонаблюдения. У меня на связке ключей был брелок сигнализации. В тумбочке лежал баллончик с перцовым спреем. Систем и мер предосторожности должно было быть достаточно, но отец всё равно настоял на телохранителе. В первые дни им был Остин. Он сидел за угловым столиком в пекарне, молча работал на своём ноутбуке, не обращая на меня почти никакого внимания. Хотя я не сомневалась, что, если бы покупатель повысил голос, он пришёл бы мне на помощь. Очевидно, единственным человеком, которому разрешалось критиковать меня или мою выпечку, был сам Остин. Однажды не Остин появился у меня дома в пять утра, чтобы проводить меня на работу. Это был один из членов его команды. И дни, когда я видела Остина мельком, становились всё реже и реже. Сначала я беспокоилась, что он подозревает о моей увлечённости. Что он думает обо мне как о глупой девчонке на шесть лет младше его. Потом проявилась его истинная сущность. Остин избегал меня, как торгового центра в «чёрную пятницу», потому что я ему не нравилась. Он ясно дал это понять три месяца назад, когда пришёл в пекарню и оскорбил меня. В тот день я позвонила отцу и сказала, что хватит. Больше никаких телохранителей. Никаких больше Остинов. Моё глупое сердце было разбито слишком много раз.