Для Пайпер предпочтительней было бы просто начать говорить, чтобы преодолеть молчание. Но это было вовсе не в ее манере. — Думаю, что сейчас, я смог бы перенести прием пищи, — небрежно сказал Сойер. — Если ваше предложение по-прежнему в силе. Испытав облегчение от мысли о том, что может сделать что-то, даже если это было нечто настолько простое, она вскочила со своего стула и схватила керосиновый светильник. — У меня есть тушеная фасоль, — сказала она. — Я принесу вам порцию. Когда девушка вернулась к нему с миской и ложкой в одной руке и лампой в другой, она увидела, что он положил подушку таким образом, чтобы мог сидеть в кровати прямо. Пайпер снова поставила лампу на ночной столик, затем подала своему гостю чашку с ложкой, на которые он посмотрел с выражением забавы на лице и в то же время огорчения. — Я могу использовать только одну руку. Я даже могу сам жевать, но вы должны, по крайней мере, подержать чашку. Естественно, Пайпер следовало быть готовой к этому, но она не была воодушевлена данной идеей. Так как она знала, что кресло-качалка располагалось недостаточно близко к нему, она нерешительно присела на край кровати. Обеими руками девушка держала чашку, в то время как от мысли, что ее поведение было само по себе неуместным, по телу прошла дрожь. Глубоко внутри она была бунтовщицей, но до сих пор ей всегда удавалось скрывать этот факт от большинства людей. Улыбаясь, Сойер попробовал ее густого супа. Так как горевшее пламя в печи стало маленьким огоньком, пока они беседовали, еда стала еле теплой, но, похоже, его это не беспокоило. Он ел медленно и очень мало, и каждый раз откидывался на подушку. Кажется, пища для него была слишком напряженным занятием. — Хотите еще? — тем не менее, спросила Пайпер. — Я могла бы… Он скривил лицо и покачал головой. Его кожа даже в тусклом свете казалась светло-серой и восковой, и выглядело так, будто рана снова начала кровоточить, хотя и не так сильно, как в самом начале. — На данный момент этого достаточно, — сказал он. — Тем не менее, боюсь, что должен буду принять небольшое количество опиесодержащего средства. Кивнув, Пайпер отложила чашку вместе с ложкой в сторону, схватила коричневую бутылку, которую оставил ей доктор Говард, и вытащила пробку. — Я быстро вытру ложку, и затем… Она не договорила, так как он вырвал бутылку из ее руки, прижал ее к губам и сделал большой глоток. Преодолев первоначальное потрясение, она быстро забрала у него бутылку. — Мистер МакКетрик! — сказала она грозным тоном, который в любом другом случае мог услышать только один из ее озорных учеников. — Это медикамент, а не вода, причем очень высокопроцентный. — Очень на это надеюсь, — со вздохом возразил он, закрыл глаза и стиснул зубы, пока ожидал, когда опиум попадет в его кровь. — В любом случае, виски было бы предпочтительней. Вскоре после этого он заснул. Пайпер убедились, что бутылка с настойкой больше не стоит в зоне его досягаемости, и вынесла из комнаты посуду. Спокойно она переставляла одну ногу за другой, чтобы шумом не разбудить спящего. После того, как она прибралась, взяла одно из одеял, которые привез для нее доктор Говард, и накинула его на плечи, потому что ее пальто было испорчено. Таким образом, она вышла наружу, в снег и леденящий мороз, держа в руке лампу, жертвовавшую для нее немного света по дорожке до домика уборной. На самом деле, она использовала бы ночной эмалированный горшок, который стоял под кроватью, но в присутствии мужчины ее путешествие на улицу казалось разумней. Путь к уборной был трудным, но не столь напряженным, как прошлой ночью, когда она должна была наносить воду и дров, а после, позаботиться о лошади мистера МакКетрика. Пайпер услышала успокаивающую капель, вероятно снег на крыше школы, начал таять. Ночное небо было усеяно звездами. По крайней мере, на данный момент перестал идти снег, что после посещения домика уборной воодушевило Пайпер сходить к конюшне, где большой мерин стоял и спокойно жевал сено. Она тихо говорила с ним, поглаживая шею, потом удостоверилась, что у него было достаточно воды. Во время визита Клэй наполнил корыто, чтобы животное не довольствовалось ведром воды, стоящим на земле. Вернувшись в школьное здание, Пайпер поставила лампу в сторону, взяла кастрюлю с фасолью из печи и отнесла ее на улицу, где холод предотвратит порчу еды. Девушка закрыла дверь на засов и направилась к печи, чтобы погасить огонь на ночь. Так как масляная лампа вскоре бы иссякла, она в спешке расправила импровизированную постель из одеял на полу. В чашке с теплой водой вымыла руки и лицо, почистила зубы пищевой содой. Принимая в расчет, что теперь она делила дом с мужчиной, не стала надевать одну из своих фланелевых ночных сорочек. Таким образом, ничего иного ей не оставалось, кроме как ложиться спать в платье, которое проносила уже в течение всего дня. Пайпер потушила лампу, легла как можно ближе к печи, но так, чтобы не обжечься, а потом завернулась в одеяла. Деревянный пол был жестким и позволял Пайпер страстно мечтать о ее тонком, продавленном матрасе, на состояние которого она часто жаловалась, хотя только Даре Роуз. Измученная, она закрыла глаза и надеялась быстро заснуть, чтобы хотя бы во время сна забыть об этой неудобной ситуации. Вместо этого она внимательно прислушивалась к каждому шороху в ее окружении. Несколько раз она полагала, что слышит поблизости скребки и царапанье крошечных коготков по полу, что конечно не придавало ей покоя. В конце концов, ее одолела усталость, и они провалилась в глубокий сон без сновидений. Когда позже Пайпер проснулась, все ее кости ныли. На самом деле, ей пришлось на некоторое время задуматься, пока она снова не вспомнила, почему именно спала не в своей постели, а на ледяном полу. Ее кровать была занята неким Сойером МакКетриком, она представила это, и ее щеки начали пылать. По крайней мере, сегодня утром светило солнце, что сразу улучшило ее настроение. Ее конечности казались несгибаемыми, когда она поднялась и подошла к печи, чтобы разжечь огонь новыми дровами. Немного испуганно она посмотрела на большие настенные часы, которые показывали, что уже минуло восемь часов — а Пайпер все еще не позвонила в колокол. Однако не имелось серьезной причины для заботы, так как сегодня также было маловероятно, что хотя бы один ученик появится на занятиях. Хотя снегопад прекратился, и солнце оповещало о прекрасном дне, большинство дорог были все еще непроходимы. Ладонью, которая уже не была столь болезненной, Пайпер протерла отверстие в тонком слое инея, образовавшемся на окне. Когда стекло стало прозрачным, она смогли увидеть, что небо было ярко-синего цвета. На небе полностью отсутствовали облака. С крыши на землю непрерывно капала талая вода, а в снежном ландшафте постепенно выделялись направления дорог. Их можно было определить с помощью легких углублений, которые тянулись по снежному покрову до самого горизонта. Слегка ворчливый голос, который неожиданно прозвучал позади нее, испугал Пайпер настолько, что она подумала, что ее сердце перестанет биться. Благодаря незваному гостю, о радости изменения погоды было забыто — а также из-за других забот. — Здесь, по крайней мере, найдется кофе? Или же это такое же прегрешение как виски? — спросил Сойер МакКетрик. Пайпер резко повернулась и увидела, что он стоит в дверях ее комнаты — причем сам по себе! Верхняя часть тела все еще было обнажена, но к счастью, ему каким-то образом удалось натянуть свои брюки. Он даже снова надел свои сапоги. Вопреки всем признакам бледности и истощения, он казалось, готов столкнуться с трудностями, которые принесет этот день или, по меньшей мере, следующие минуты. Она облегченно ему улыбнулась. Если Сойер был снова на ногах, в ближайшее время он мог уже уйти отсюда — вероятно, уже даже очень скоро. — Я сварю вам кофе, — сказала она ему. — Присядьте. Он прислонился к дверному косяку, пожалуй, чтобы поберечь силы, рассматривая оттуда упомянутые детские стулья и парты. — Куда? — спросил он, извергая слова почти рыча. Пайпер, однако, была полна решимости оставаться вежливой, даже если мистер МакКетрик думал, что должен показать свою жесткую сторону. — У моего письменного стола стоит стул, — объясняла она. — Возьмите его. При каждом шаге он опирался о стену, и Пайпер поняла, что он не поправился должным образом, как это показалось ей на первый взгляд. Он подтянул к себе стул и опустился на него. — Где моя рубашка? — спросил он. — И мой кольт? — Вашу рубашку я сожгла, — объяснила она с улыбкой. — Она была полностью испорчена. А кольт я убрала, так как здесь вы в нем не нуждаетесь. Она налила воду в небольшой эмалированный кофейник, который вместе с тремя чашками, узкой кроватью и креслом-качалкой принадлежал к школьному инвентарю. Раздраженно, он провел рукой по волосам. Действие опиумной настойки однозначно прошло, и должно быть он пережил беспокойную ночь. — Мне нужна рубашка, — настаивал он. — И кольт. — Мне очень жаль, — ответила Пайпер. — Но, Клэй определенно принесет вам что-то из одежды, когда придет, чтобы забрать вас на ранчо. Ей вовсе не хотелось обсуждать оружие и дальше. Сойер сморщил лоб. Его подбородок был покрыт щетиной. Когда он посмотрел на Пайпер, он настолько прищурился, что были видны только узкие щелочки. — И когда это должно произойти? — проворчал он. — Мой сундук все еще стоит на станции. Внутри достаточно сменной одежды. Так как она не знала, когда точно Клэй вернется, а также не было никакой возможности доставить сундук Сойера со станции, Пайпер промолчала. Вместо этого она бросила горсть кофейных бобов в кофемолку и повернула ручку, встретившись с интенсивным ароматом молотого кофе. Обычно, кофе для Пайпер был чем-то исключительным, но с тех пор как начался снег, она начала пить его значительно чаще, чем привыкла. Так как кофе не был основным продуктом питания, она не получила его с поставкой на дом, в отличие от входящих в комплект консервов, мяса, картофеля и сливочного масла, как части ее зарплаты. Так как Пайпер экономила каждый пени, чтобы позволить себе приобрести билет домой, Дара Роуз являлась тем, кто жертвует ей кофейные зерна — также канцелярские принадлежности, почтовые марки и туалетное мыло. Бог богато вознаградит ее за щедрость натуры. Сойер откашлялся, по-видимому, потому что она проигнорировала его бесцеремонный вопрос. — Когда Клэй снова вернется? — Я не знаю, — ответила Пайпер правдиво. — Надеюсь, что скоро. Потом он снова осмотрелся и опять наморщил лоб. — Где вы собственно спали прошлой ночью? Она положила несколько ложек молотого кофе в кувшин, перемешала его и поставила на печь, чтобы вода закипела. — Вы не должны беспокоиться об этом, — ответила она веселым тоном. Короткое, без эмоциональное фырканье стало его ответом. Потом он отодвинул свой стул и встал, что очевидно, стоило ему не малых усилий, даже если он пытался это скрыть. — Полагаю то, что я ищу, находится снаружи за домом, не так ли? — спросил он. Она отвернула от него лицо, чтобы он не заметил, как она покраснела. — Да. Но снега очень много, и дорожка туда еще не очищена, — после короткой заминки она добавила, — Под кроватью стоит ночной горшок. — Я не пользуюсь ничем подобным, — сказал он, подчеркнуто растягивая слова. Медленно пересек комнату, взял то же одеяло, в которое раннее куталась она, и обернул вокруг себя, вместо рубашки. Защищаясь таким образом от холода, он покинул здание школы и захлопнул за собой дверь. Ей оставалось только надеяться, что он не рухнет снова в снег, потому что не была уверена, что ей удастся во второй раз затащить его внутрь. Она нервно ждала и даже налила еще больше воды в кувшин, в то время, пока боролась с собой, чтобы не встать у окна и высматривать Сойера МакКетрика. Через несколько минут он вернулся, сняв одеяло, обернутое вокруг его плеч, когда снова сел за письменный стол. Она налила ему чашку кофе, даже если размолотые зерна еще не успели осесть, но на данный момент с этим ничего нельзя было сделать. Затем поставила кружку перед ним и спросила: