– Вот и договорились, – примиряющим тоном произнес генерал. – Ты уж, Лева, расстарайся. Сверху уже пять раз звонили. Их журналисты достают, они меня, а я, уж не обессудь, тебя дергать буду. Такова расстановка сил. – Да все я понимаю, Петя, – переходя на дружеский стиль общения, ответил Гуров. – Только пустое это все. Помяни мое слово, не найдем мы связи с сатанистами. Как пить дать, не найдем. – Не торопись с выводами, Лева, в жизни всякое случается. Тебе ли этого не знать. В любом случае сам факт, что убийца обставил все, как ритуальный акт, может вывести нас на него. Так что, как ни крути, а со счетов его сбрасывать мы не можем. – Орлов похлопал Гурова по плечу: – Работай, гений, а я постараюсь отбить ваши души у начальства, если что пойдет не так. – Занавес, – ухмыляясь, произнес Крячко, до этого момента скромно молчавший. – Следующий акт трагедии после антракта. Все в буфет. – Остынь, балагур, – усмехнулся Орлов. – По всему видно, что архив тебе трясти придется. – Это почему еще? – встрепенулся Крячко. – Мало у нас рабсилы в Главке? Отправим туда кого-то из менее маститых оперов. Они черновую работу проведут, а уж мы с Гуровым в конце подключимся. – Прости, друг, но, кроме тебя, я такую ответственную работу никому доверить не могу, – подлаживаясь под общий шутливый тон, проговорил Гуров. – Представь, что будет, если отправить разбирать архивы кого-то вроде нашего Егорова? Нет, это никуда не годится. Ты своим зорким взглядом профессионала справишься с этой работой куда лучше молодняка. – Постойте, это нечестно! Гуров, значит, настоящим делом будет заниматься, а я в архивной пыли задыхаться? – кипятился Стас. – Выражаю свое категорическое несогласие! – Разрешаю взять себе в помощь троих, нет, двоих оперативников. Можешь даже не лейтенантов, капитанами снабжу, – откровенно потешался Орлов. – С такой командой вы в два счета справитесь. – А как же Заборин? Мы его еще не проверили, – вспомнил Крячко. – Его же допросить надо, пообщаться тет-а-тет. Егоров-то, поди, и там напортачил. А человек, между прочим, третьи сутки на нарах чалится. – А вот это дельное предложение. Решено, сначала Заборин, потом архив, – подытожил Орлов. – Дерзайте, полковники, я в вас верю. А я похлопочу, чтобы вам препонов к встрече с ним не чинили. С этими словами генерал оставил Гурова и Крячко наедине друг с другом. Как только он ушел, Крячко принялся наседать на Гурова: – Лева, ты всерьез хочешь засадить меня в архив? – Других вариантов нет. Орлов прав в одном: доверь это дело такому, как Егоров, он и его завалит, – ответил тот. – А ты прикажи выделить толковых ребят, – настаивал Крячко. – Мало у нас умных оперов? – Сам знаешь, на Главке столько нераскрытых дел висит, не отмахаешься. Наверняка придется все самим делать. Да и текущие дела не терпят отлагательства. Ты, что ли, отчетами заниматься будешь? – Какими отчетами, Лева, что ты «ваньку валяешь»? – рассердился Станислав. – Квартальными отчетами, Стас. Неделя до сдачи осталась. У тебя хоть один отчет готов? – Гуров выжидающе посмотрел на Крячко и, не дождавшись положительного ответа, заключил: – То-то и оно. Да не переживай ты так. Если повезет, быстро справишься. Сам же говорил, что таким образом мы можем на убийцу выйти. – Когда я такое говорил? – забыв о недавнем разговоре, вспыхнул Стас. – Не далее как двадцать минут назад, – напомнил Гуров. – Ладно, хватит торговаться. Поехали к Заборину. Крячко еще некоторое время повозмущался, но больше для проформы. Не обращая внимания на возмущение напарника, Лев прихватил папку с делом Штейна и вышел из кабинета. Тому не оставалось ничего другого, как последовать за ним. К Заборину Гурова и Крячко пустили сразу – Орлов расстарался. В комнате для допросов, кроме Заборина, сидел и его адвокат. Гуров представился сам, представил Крячко и, выслушав представление адвоката, приступил к допросу. – Господин Заборин, вы последним встречались с господином Штейном до его кончины. Скажите, вам не показалось, что он был чем-то взволнован или озабочен? – задал он первый вопрос. – Можете не отвечать, – в приказном порядке потребовал адвокат, едва Заборин попытался открыть рот. – Товарищ полковник, вы задаете вопрос, требующий от моего подзащитного субъективной оценки психического состояния убитого. Это не корректный вопрос, и вы об этом прекрасно осведомлены. Заявление адвоката покоробило Гурова, однако он выдержал паузу и, сложив руки на столе, спокойно произнес: – Господин адвокат, мы с вами не в суде, и здесь ваши штучки только навредят подзащитному. Я буду задавать вашему клиенту те вопросы, какие сочту нужными. Если вы собираетесь и дальше действовать в этой манере, мы можем прервать допрос и перенести его на более позднее время. Ничего, что вашему клиенту придется лишние сутки просидеть в изоляторе, зато мы с полковником Крячко получим возможность сформулировать вопросы, исходя из их корректности. Проведем консультацию с юристами Главка, они составят нам вопросы, а после этого продолжим. Вы знаете, что это правомочно. – Я не хочу оставаться здесь дольше, чем положено! – воскликнул Заборин. – Я вообще не хочу здесь оставаться! – Тогда посоветуйте своему адвокату не вставлять палки в колеса, – переведя взгляд на Заборина, проговорил Лев. – Я не собираюсь топить вас каверзными вопросами. Я в принципе этого никогда не делаю. Любой, кто знаком со мной, это подтвердит, даже ваш адвокат, если будет достаточно честен. В противном случае вам придется поверить мне на слово. – Я вам верю, – не взглянув на адвоката, ответил Заборин. – Сразу скажу, я не убивал Штейна, хотя он и заслуживал хорошей трепки за свой снобизм, но убивать за такое никто не стал бы. Задавайте вопросы! – Вы совершаете ошибку, – попытался вразумить своего клиента адвокат. – Оставьте меня в покое! – вскипел Заборин. – Вашими стараниями я до сих пор под стражей. Кто обещал вытащить меня отсюда в двухчасовой срок? Не вы ли? Вместо этого я сижу в вонючей камере уже шестьдесят часов. Шестьдесят! Это несколько больше двух, вам так не кажется? Адвокат надул губы и изобразил жест, означающий, что он умывает руки. – Дело ваше. Я больше не вмешиваюсь, – недовольный реакцией на этот жест, добавил он. – Раз уж мы разобрались с юридическими тонкостями, перейдем к делу, – произнес Гуров. – Итак, повторяю вопрос: не показалось ли вам, что при последней вашей встрече Штейн был чем-то обеспокоен или озабочен? – Нет, не показалось, – ответил Заборин. – Напротив, он был настроен решительно, даже весел. Конечно, чего ему не веселиться, не его же дело летит в трубу. – Что вы подразумеваете под словами «дело летит в трубу»? Встреча со Штейном сулила вам неприятности финансового характера? – уточнил Лев. – Не делайте вид, что вы этого не знаете. Все обвинение на этом построено, – огрызнулся Заборин. – Да, мы встречались по поводу расторжения контракта, дающего мне право на постройку делового центра по проекту Штейна. Он не желал менять проект, а я не мог позволить себе использовать его в том виде, в котором он предлагал. Вы не представляете себе, что значит иметь дело с именитым архитектором! Он в буквальном смысле этого слова хотел пустить меня по миру. Я ни за что не отбил бы своих вложений, начни строить по его проекту. И ведь закон не на моей стороне, нет. А почему, я вас спрашиваю? Приблизительная сумма затрат была озвучена изначально. Но по ходу «творчества» его величества Штейна она возросла чуть ли не втрое. Я несколько раз напоминал ему, что нужно контролировать поток фантазии, сообразуясь с реальными финансовыми возможностями, но нет, он же творец! Он – великий Штейн, гений, которого нельзя ограничивать рамками. Если б вы знали, сколько таких встреч я выдержал, и все впустую. – Он остановился, переводя дыхание. – Кто был инициатором встречи? – задал Гуров очередной вопрос. – Конечно, я. Штейн до таких поблажек никогда не нисходит, – ответил Заборин. – Я позвонил ему в обед, предложил встретиться. Он сперва отказал, но потом, под натиском моего красноречия, снизошел до согласия. Мы должны были встретиться в четыре. В итоге я просидел в ресторане, столик в котором зарезервировал, с четырех до десяти. – Штейн был настолько занят? – Черта лысого он был занят, – усмехнулся Заборин. – Специально задерживался. Дразнил меня. Это его излюбленная манера. Согласится на встречу, а потом каждый час переносит, ссылаясь на неотложные дела. И этот раз не был исключением. – Но в итоге он все же пришел? – Пришел. Битый час развлекал меня разговорами о погоде, пока поглощал восемь перемен блюд, оплачивать которые предстояло мне. Потом, без какого-то ни было перехода, заявил, что его секретарь в настоящий момент готовит документы, дающие ему право продать проект любому застройщику, а наш с ним контракт считать недействительным. После чего встал и ушел. Я даже сказать ничего не успел. Вот ведь скотина! – Господин Заборин, не забывайте, вы беседуете под протокол! – в ужасе вскричал адвокат. – Да знаю я, – отмахнулся Заборин. – И о том, что алиби мое шаткое, тоже знаю. Только я его не убивал. – Почему вы не обратились к другому архитектору? – спросил Гуров, игнорируя возглас адвоката. – Потому что Штейн – лучший. Деньги на строительство комплекса спонсоры давали мне только под его проект. Но и они не готовы были беспредельно раздувать бюджет, хотя знали, что все его проекты в прошлом окупались сторицей. – Так, может, Штейн был прав, требуя полного согласия? – Может, и так, только он не финансист. Его финансовая сторона вопроса волновала постольку-поскольку. Он был уверен, что продаст проект по той цене, что запросил с меня, – пояснил Заборин. – А мне оставалось лишь локти кусать. На данный момент я был бы уже банкротом. И не просто банкротом, а должником с миллионным долгом. Хотите честно? Я даже рад, что кто-то его пришил. Документы на расторжение контракта он подписать не успел, значит, его проект принадлежит мне. Я вправе нанять другого архитектора, чтобы тот довел работу Штейна до ума, сообразуясь с тратами. Моя жизнь спасена, понимаете вы это? Только по этой причине я тут торчу. Вот если бы я со смертью Штейна стал банкротом, меня бы не загребли. Но судьба распорядилась иначе. Я не банкрот, а подозреваемый в убийстве. Даже не знаю, что лучше. Гурова подкупала откровенность Заборина. Он чувствовал, что тот говорит правду, и это ему импонировало куда больше, чем если бы тот принялся обелять себя, боясь последствий. – Что вы делали после того, как Шейн ушел? – спросил он. – А вы бы на моем месте что делали? – невесело улыбнулся Заборин. – Я надрался. Ушел из ресторана без четверти двенадцать, если верить официантам. Это они вызвали для меня такси. Они же сгрузили туда мое тело. Адрес я назвал сам, судя по их словам. Только таксиста найти не удалось. Невезуха, гражданин полковник, она баба прилипчивая. – Как это не удалось найти таксиста? – Гуров перевел удивленный взгляд на адвоката, адресуя вопрос ему. – Понимаете, новая система работы такси несколько своеобразная, – принялся оправдываться адвокат. – Любой, кто имеет личный автомобиль, может зарегистрироваться в общей базе таксистов и осуществлять коммерческую деятельность под их руководством. Таксист, забиравший моего подзащитного из ресторана, относится к этой категории. Его данные есть в единой базе таксопарка. Мне удалось выяснить номер телефона и номер машины данного сотрудника, но отыскать его в таком большом городе, как Москва, достаточно проблематично. Телефон заблокирован, а места регистрации в анкете указано не было. – Данные предоставьте мне в полном объеме, – приказал Гуров и вновь обратился к Заборину: – Что было после того, как вы покинули ресторан? Выкладывайте начистоту, а не ту историю, что сочинил для вас адвокат. – Я не помню, – честно признался Заборин. – Следующее воспоминание относится к утренним часам. Я проснулся в своей постели с жутким похмельем. Предвосхищая ваш вопрос, отвечу: живу я один, и сказать, в котором часу я вернулся домой, некому. Адвокат опрашивал соседей. Никто ничего не слышал. Мой дом, знаете ли, не относится к разряду элитных. Швейцара у нас нет. Как и когда я оказался дома, я не знаю. – Вы просто губите себя, – вновь вклинился адвокат. – Считайте, сейчас вы подписали себе смертный приговор. – Не могу с вами согласиться, – возразил Гуров. – Для того чтобы произвести действия, случившиеся в квартире Штейна, убийца должен был себя не просто контролировать, он должен был действовать исключительно трезво и разумно, а в нашем случае имеется несколько свидетелей, готовых под присягой заявить, что ваш подзащитный на момент совершения преступления был в невменяемом состоянии. Он не мог даже такси сам себе вызвать, не то что хладнокровно расправиться с обидчиком. Это ли не алиби? – Возможно, вы и правы, – задумчиво произнес адвокат. – Возможно, я упустил из вида этот факт. Ведь действительно, без четверти двенадцать мой подзащитный был пьян, как портовый грузчик. За четверть часа он никак не мог протрезветь настолько, чтобы обойти охрану, тайно проникнуть в квартиру жертвы и обманным путем задушить ее. – Небывалые откровения столичного адвоката, – подал голос Крячко, молчавший до той поры. – Вам, господин хороший, не адвокатской практикой заниматься, а детишек в цирке развлекать следует. – Итак, подытожим, – предвосхищая возмущение адвоката, произнес Лев. – Вы встретились с архитектором в десять. Час ушел на прием пищи, следовательно, из ресторана Штейн ушел в одиннадцать. В каком ресторане вы ужинали? – «Герцогиня Блюм». – Далеко это от дома Штейна? – Примерно четверть часа езды, если без пробок. – В ночное время пробки редкость даже для Москвы, – заметил Крячко. – А домой Штейн явился незадолго до полуночи. Выходит, на дорогу он потратил вчетверо больше положенного. – Выходит, так, – согласился Гуров. – И где же он мог провести три четверти часа? – Вопрос, – протянул Крячко. – Будем выяснять, – кивнул Лев и снова обратился к Заборину: – Думаю, вопрос о вашем освобождении решится положительно. Только из города не уезжайте, вы можете еще понадобиться. Удачи вам, господин Заборин. И мои поздравления. – В честь чего? – не понял задержанный. – В честь благополучного разрешения проблем, – ответил за Гурова Станислав. – Везучий вы, господин Заборин. Могли ведь запросто ни за понюх табаку на нары загреметь. Если бы на месте Гурова оказался кто-то другой, ваши откровения вышли бы вам боком. В этом адвокат вам не соврал. Всего хорошего!