Деметра всегда говорит, что волосы ее дочери – это восход солнца и рассвет жизни, жаркий, яркий. Аид полагает, что волосы Персефоны – это расплавленная медь, металл и россыпь гранатов. Она сама обычно пожимает плечами и вплетает в пряди то распустившиеся цветы, то косточки. – Что-то случилось? – спрашивает Аид. – Просто мать испортила настроение. Может… может, устроим праздник? Она поворачивается к Аиду. Грозная королева Подземного мира, с ним она может позволить себе быть слабой, неуверенной, той, кто нуждается в поддержке. Аид улыбается: – Конечно. Сидя на кухне, Гадес вливал в себя вторую чашку крепкого кофе, но чувствовал себя все равно паршиво. – Я же древний бог, – проворчал он. – Почему у меня болит голова? – Потому что не выспался, – резонно ответил Амон. Он сам выглядел бодрым и отдохнувшим, хотя почти всю ночь никто не спал: пытались выяснить, что произошло с Нуаду, но мало кто мог что-то рассказать. По правде говоря, Гадес был готов быстренько свернуть активность и пойти в свою комнату, но Софи уснула у него на плече и хотелось продлить это ощущение. Но когда Нефтида еще раз встала за чаем и, покачнувшись, чуть не упала от усталости, Сет сказал, что на сегодня хватит. Все, что они узнали: да, Нуаду мертв, его убили Оружием Трех Богов. Подкараулили, когда он был один, все в том же небольшом городке, наполненном туманом и запахом рыбы. Гадес видел обрывки беспокойных снов и встал с тупой головной болью, совсем не чувствуя себя отдохнувшим. Он проспал до середины дня, но на кухне обнаружился только Амон. Тот бодро напевал что-то под нос и варил кофе. – С чего ты такой резвый? – вздохнул Гадес. – Выспался у Деметры. – Зачем вообще у нее что-то пил? – Гадес, ну я же не думал, что она осмелится! – Что именно? Усыпить тебя? Или попробовать подло увезти Сеф? – Извини… я должен был подумать и не рисковать ею. – Ты не виноват, – махнул рукой Гадес. – Но я рад, что все закончилось благополучно. Амон пожал плечами и прищурился, как будто оценивал, понадобится Гадесу еще кофе или уже хватит. На сковородке что-то шипело, и Гадес зажмурился. Он чувствовал на губах горький кофе, пахло чем-то съедобным, а от Амона будто исходило сияние, спокойное и умиротворяющее. Как-то раз Гадес спросил у Сета, почему именно Амон глава их пантеона. Помимо того что египтяне поклонялись солнцу. Сет тогда ответил, дело в том, что Амон умеет сострадать и сопереживать. – Гадес! Он вздрогнул от резкого голоса Нефтиды и открыл глаза. Она влетела в кухню и даже не пыталась скрыть паники. – Гадес! С Сетом что-то не так. Не тратя времени на разговоры, Гадес оставил недопитую чашку кофе и решительно зашагал в спальню Сета и Нефтиды. – Я не могу его разбудить! На первый взгляд Сет действительно казался спящим. Его грудь мерно вздымалась и опускалась. Но Гадес видел, что он слишком бледен, – и ощущал смерть тянущим чувством где-то в глубине себя самого. Она была рядом, цепляющаяся, насмешливая. Присев на кровать, Гадес коснулся плеча Сета, легонько потряс, но тот даже не шевельнулся. – Неф, он пил противоядие? – Да… кроме вчерашнего вечера, было не до того. И утром тоже… Она осеклась, и Гадес понял: утро они все проспали, и этого оказалось достаточно. Нефтида тут же исчезла, чтобы принести с кухни зелье, а к Гадесу подошел испуганный Амон: – Он же будет в порядке? Гадес не ответил, он ощущал смерть, медленно циркулирующую внутри Сета вместе с ядом. Четко и неумолимо. Он взял пузырек из рук Нефтиды и осторожно приподнял голову Сета. – Пей же, долбаный идиот! Но зелье, слабо мерцая, стекало по подбородку. И когда Гадес уже был близок к панике, Сет наконец-то сделал глоток, потом другой. Когда пузырек был опустошен, Гадес вернул его Нефтиде. А Сет закашлялся и открыл глаза, сел на постели, отирая лицо рукой. – Что за… Нефтида прильнула к нему, обнимая, Амон рассмеялся и заявил: – Я блинчики приготовлю. Гадес убедился, что все в порядке, и тоже вышел из комнаты. С кухни слышался веселый голос Амона и ответы подошедшей Софи, но Гадес решил не присоединяться к ним. В гостиной он зажег весь свет и уселся в одно из кресел. Он просто не был готов с кем-то разговаривать. Ему хотелось тишины и одиночества. Вязкого, обволакивающего. Только сейчас Гадес осознал, что у них даже нет богов, разбирающихся в медицине. Нет, конечно, несколько еще оставалось, не все тогда так сразу прибыли в Лондон. Но это значило, что остальные либо не желают, чтобы их нашли, либо с ними сложно связаться. И если что-то произойдет, не у кого будет спросить совета. Никто не поможет. Зелья от яда вполне хватит для Сета – если, конечно, тот не будет пропускать приемы. Но Оружие Трех Богов все еще оставалось в чужих руках. А если кто-то еще будет ранен? Зевс говорил, снадобье сложно в приготовлении, особенно без богов медицины, его мало. Что будут делать тогда? Выбирать, кому из богов жить, а кому тихонько подыхать от яда? Врагам даже не будет нужды убивать их. Достаточно просто оцарапать. И смотреть, как они либо перегрызутся, пытаясь добыть снадобье, либо умрут от яда. Прикрыв глаза, Гадес помассировал виски. Голова болела, хотя после кофе гораздо меньше. Может, стоит вернуться на кухню и попросить у Амона еще? Там Софи… Гадес хотел встретиться с Деметрой, полный решимости выяснить, что она сделала с памятью своей дочери. Но сейчас казалось невообразимым подвигом просто встать с кресла и начать что-то делать. Что-то, все равно кажущееся бессмысленным. Гадес видел пустоту во взгляде Софи, когда он говорил о прошлом. Ощущал смерть рядом с Сетом – окончательную, превращающую в пыль. Гадес вспомнил запах дыма и горящего Подземного мира. Это все – слишком. Даже для него. Услышав шаги, он открыл глаза и посмотрел на застывшего в дверях Сета. Тот как будто без слов уточнял у Гадеса, хочет ли он остаться один или не против компании. Гадес кивнул, и Сет уселся в кресло. Босой, рубашка небрежно застегнута на пару пуговиц, так что видны татуировки на груди. В руках Сет держал большую чашку, от которой пахло кофе. – Амон правда блинчики делает, – почти с удивлением сказал Сет. – Да и кофе он варит самый лучший. С тех пор как в принципе узнал, что такое кофе. Гадес кивнул. Он еще не был уверен, что готов говорить. Сет прищурился: – Тебе пора устроить выходной. Смертельно уставший бог смерти – это, конечно, забавно, но не очень здорово. – А ты пей зелье. – Я сглупил, – кивнул Сет. – Не подумал, что, если мы легли спать под утро, стоит принять эту дрянь. Зато теперь мы знаем, что произойдет, если пару приемов пропустить. Гадес пожал плечами. Он бы предпочел не знать. И видел, что рана Сета выглядит так же паршиво, как в первый день, – нанесенная Оружием Трех Богов, она не заживала. Или не затягивалась, потому что откликалась на то, как кого-то еще убивали тем же кинжалом. – Я испугался, – признал Гадес. Возможно, Сет и Персефона были единственными существами, которым он мог так честно признаться в собственной слабости. И Гадес был тем, кому Сет мог сказать в ответ: – Мы квиты. Когда ты не смог открыть дверь в Подземный мир… Выглядел ты не очень, честно скажу. Я возвращался с Софи и Амоном и надеялся, что ты хотя бы жив. – Никто раньше не поджигал его. Границы исказились. – Но теперь ты должен мне новый ковер в спальню. Гадес улыбнулся: – С полуголыми бабами?