– Ничего я не чувствую, – огрызнулась горничная. Видно, в этом случае хозяин действительно обошел ее. – Да неужели? Совсем ничего? – Я чувствую только зловонный запах и ничего более, – недовольно ответила Глаша, закрывая нос. Воняло тут знатно! – Вот именно, правильно! Раз чувствуешь зловонный запах – мы на правильном пути. Когда вонь станет совсем уж нестерпимая, мы как раз и дойдем до Канавы! – развеселился Аристарх Венедиктович. – Что? – удивленно открыла глаза Глафира. – Ну да, конечно. Неужели ты не знакома с такой петербургской достопримечательностью, как Обводная Канава! И запах тут соответствующий, и люди тоже под стать ему! – уже потише сообщил сыщик Свистунов, разглядывая двух молодчиков, которые неспешной походкой направлялись в их сторону. – Смотри, Якорь, какие тут господа прогуливаются! – беззубым ртом прошамкал рослый детина с глупыми белесыми глазами. – Точно, Лешай, какая удача! – ухмылялся рыжий и веснушчатый напарник. – Эй, мюсье, вы тут адресочком ошиблись! А тут и барышня, гля, какая краля! Свистунов с напряжением разглядывал шпану. – А что же вы не здороваетесь, ваше благородь? – не вынимая папиросы, спросил Лешай. – Молодые люди, мы идем по своим делам, прошу нас не задерживать! – важно обратился к ним Аристарх Венедиктович. – А тебя, толстый, и не спрашивали. Мы, может, хотим с барышней познакомиться! – развязной походкой приблизился к ним Якорь. Глафира остановилась, разглядывая хулиганов. – А барышня не будет с вами знакомиться, пойдем, Глафира! – потянул девушку за руку Свистунов. – Толстый, не влезай, а то получишь! – хмуро пригрозил сыщику Лешай. – Мне кажется, барышня очень мечтает с нами подружиться! Да, краля?! – приблизился к лукаво улыбающейся Глафире Якорь. Та стояла на месте, мило улыбаясь хулиганам. – Уважаемые, нам действительно пора! Прощевайте, дружки! – При этих словах Глаша молниеносным движением достала из прически длинную острую шпильку и со всей силы воткнула ее в кисть руки Якоря, который как раз пытался приобнять барышню. Хулиган завопил от боли, прижимая к себе окровавленную конечность и матерясь на весь свет. Его подельник Лешай, подслеповато щурясь в приближающихся сумерках, сначала и не понял, что произошло с его дружком. – Якорь, ты чаво это? – подбежал он к подельнику. – Хозяин, бежим быстро. – Глафира по дороге сделала грациозную подножку рыжему хулигану, и тот кулем свалился в вонючую лужу на дороге. – Бегом! – снова скомандовала Глаша. Аристарха Венедиктовича не пришлось дважды подгонять – несмотря на внушительный вес, он весьма бодро поскакал по дороге. Глафира неслась впереди, по запаху пытаясь найти зловонную Канаву. Воя от боли, за ними спешил раненый Якорь, с разбитым от падения носом позади хромал Лешай, проклиная на все лады «злую барышню» и «толстого увальня». Через пару минут Глафира заметила, что Аристарх Венедиктович начал задыхаться, долго бежать он не сможет. Пот градом катился со Свистунова, он все чаще держался за правый бок и оглядывался на преследующих их бандитов. Но тут Глаше пришла спасительная мысль. – Дом девяносто один, ищите дом девяносто один, он где-то здесь, там наше спасение! – Бросай меня, Глашка, не надо было тебя сюда тащить, – ворчал Свистунов, оглядываясь на приближающихся парней. – Вот же он, девяносто один, сюда, Аристарх Венедиктович! Сюда! – Глашка с трудом отворила тяжелую дверь и юркнула в открывшуюся парадную, затащив за собой еле дышащего хозяина. – А теперь тихо! Они не видели, куда мы делись! – прошептала она на ухо хозяину. Действительно, Якорь и Лешай топтались на пятачке возле нескольких домов. – Они куда-то сюда свернули, в парадную, мать их, свернули! – ругался Лешай. – В какую парадную? – злобно сплюнул Якорь. – Я их на куски разорву, в порошок сотру! – Я чё, видел, в какую именно парадную?! Но точно здесь, точно! – Тогда будем дежурить, рано или поздно они выскочат, а мы их как раз примем, и тут уж точно – познакомимся с барышней и этим увальнем по-настоящему! – сердито пообещал Якорь, устраиваясь на корточках под окнами дома девяносто один. Петроград. Октябрь 1923 г. Набережная Обводного канала – Красота тут какая! – пританцовывая на бегу, сообщила Любочка, разглядывая новый промышленный район города. Вокруг плотной стеной стояли заводы, дымили красные кирпичные трубы, рабочие спешили на фабрики, рядом сновали наполненные песком и щебнем неторопливые грузовички. – Красиво? Ты так считаешь? – удивился Александр. Ему здесь, в этом районе, совершенно не нравилось. То ли дело в историческом центре… – Конечно, красиво, у меня родители оба на фабрике целлюлозной работали, все детство к ним на работу бегала, прямо по точно таким же заводским переулкам, – мечтательно проговорила девушка. – Здесь работали? На нашей фабрике? – поинтересовался милиционер. – Нет, не здесь, в Твери, а потом в шестнадцатом во время стачки погибли, а меня бабушка в Петроград забрала, так здесь и осталась. Но вот, увидев такие же красные трубы, все вспомнила, как вчера это было! – спокойно ответила девушка. – Извини, не хотел тебя огорчать! – смутился Ильин. – Да ничего, это давно было! – махнула рукой медсестра Любочка. Спокойно они дошли до Боровского моста. Высокий, пятипролетный, он возвышался над поросшей ряской водой. По берегам канала росла буйная растительность, в гранит набережную еще не одели, и колючки и бурьян соседствовали с многочисленными фабриками и заводами на берегу. – Что ты мне здесь хотела показать? – остановившись у подножия моста, спросил Александр у притихшей девушки. – Ты извини, что я тебя сюда притащила, просто боязно очень. А никто другой мне просто не поверит, – принялась оправдываться Люба. – Что именно? – И если это… Я тебя попросить хотела, если я прыгать с моста начну, ты меня поймай, ладно? – проникновенно заглядывая в глаза, попросила Любочка. – Не волнуйся, поймаю, – пообещал парень, хотя в глубине души он опасался, что если он решит сигануть с моста, то его точно никто не поймает. – Хорошо, пойдем тогда. – Люба сунула свою крохотную ладошку в его широкую мозолистую руку. – Пойдем. – Общество девушки было ему весьма приятно. Когда они поднялись на Боровский мост, Люба порылась в своей объемной котомке и вытащила на свет большой оконный градусник, сунула его в руки Ильина и солидно заявила: – Обрати внимание, сколько градусов здесь, в начале моста! – Одиннадцать, – посмотрел на прибор милиционер. Осень в этом году стояла теплая, морозы еще не наступили, и даже в серый Петроград частенько заглядывало ласковое солнышко. – Хорошо, а пойдем сюда… да… где-то здесь! – Прошли к середине моста, и Александра окутал мертвенный холод, мороз чувствовался на одном пролете моста, чуть ближе к середине, возле кованой решетки. – К решетке не подходи, – закричала ему Люба, заметив, как Сашку понесло, он задумался, а ноги сами тащили к краю. Окрик девушки привел его в чувство, он взглянул на градусник – на этом месте моста прибор показывал шесть с половиной градусов. Удивленно он взглянул на Любу. – Да, вполовину меньше, а в воде здесь, под мостом – я утром замеряла – плюс два, хотя в других частях Обводного намного выше температура, – кивнула девушка. – Но как это может быть? Почему? – опешил младший сержант. – Вот и я хочу выяснить, что это и почему! – кивнула Любочка, встряхнув идеально ровной челкой. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Набережная Обводного канала Аристарх Венедиктович устало прислонился к грязной стене парадной, раздумывая, как им выйти из ловушки, в которую сами себя заточили. – Глашенька, все из-за тебя! Ну зачем ты разозлила этих ребят? Подарил бы я им пару золотых, они бы нас спокойно проводили куда следует! А ты сразу – драться! – неодобрительно покачал головой Свистунов. – Если бы я не начала, как вы выразились, драться, то мы бы с вами, Аристарх Венедиктович, лежали бы оба с проломленными черепами в той самой Канаве, куда мы и направлялись, а вместо пары золотых эти, как вы выразились, ребята забрали бы у вас весь кошель, а со мной еще чаво хуже сделали, – спокойно ответила Глаша.